Павел Руднев: «По отношению к Сорокину российский театр в долгу»

Театральная практика последних лет как раз об этом и говорит — о том, что Петрушевская вновь возвращается. Перед ней театр в неоплатном долгу, поскольку в середине семидесятых и восьмидесятых ставить Людмилу Петрушевскую было довольно тяжело. Это было сопряжено часто даже с какими‑то запретами, вплоть до криминального дела, которое было отменено только с наступлением «перестройки», — ее могли посадить.

Вновь обращается к ней сегодняшний театр, и те постановки, которые мы видим сегодня, часто пытаются работать с мирами Петрушевской, либо стремясь выстроить какие‑то взаимоотношения с советской историей, не реконструируя ее, либо пародировать, либо извлечь пьесы Петрушевской из обстоятельств советского быта и посмотреть, что происходит, когда герои, обстоятельства и сюжетные приемы Петрушевской лишаются опоры на советскую реальность.

Вот, в частности, спектакль Саши Толстошевой в московском ТЮЗе по пьесе «День рождения Смирновой» посвящен именно этой теме. Очень сильный спектакль; быть может, впервые у Петрушевской ты лишаешься опоры на советские реалии, режиссер всячески лишает эту пьесу опоры на обстоятельства, которые объясняют поведение героев через духовную и материальную ситуацию семидесятых годов.

Плюс отчетливая феминистская тема, где единственный мужчина оказывается этаким паразитом-захребетником. И вот это дает какой‑то удивительный остраненный эффект, и ты понимаешь, что пьесы Петрушевской могут не реконструировать советский быт, а существовать во вневременном пространстве. И на самом деле эта постановка и многие другие постановки дают, пожалуй, очень важный контекст, очень важную стратегию, как можно сегодня работать с советской драматургией и ее во многом реабилитировать, лишая обстоятельств, в которых существуют советские герои, вот этой опоры на советский быт, на психическое состояние человека внутри советской реальности — очередей, дефицита и так далее.

Мне кажется, что Петрушевская — фигура колоссальная, она один из главных революционеров в нашей драматургии, и ее революция во многом связана с тем, что она переносит интерес драматурга в сторону языка. Она начинает изучать то, каким образом строится речевая коммуникация между людьми, ее интересует, как мы с вами разговариваем, по каким законам.

Очень сложно у Петрушевской найти традиционные для драматургии конфликты, какую‑то яркую событийную театральную действенность. Прежде всего у Петрушевской интересен сам язык, изучение языка, того, каким образом на язык влияют англицизмы, мигрантская лексика, каким образом ставятся ударения, каким образом язык ломается, преобразуется под воздействием социальных факторов. И вот мне кажется, это наследие, этот интерес драматурга к течению речи и способам коммуникации абсолютно характерен для современной пьесы — Петрушевская тут открыла просторный коридор. Прежде всего драматург оказывается удивительным звукоснимателем эпохи, он слушает язык и пытается сделать его главной особенностью театрального высказывания — не события, не человеческие персонажи, не поведение, характерное для героев того или иного времени, а прежде всего обнаружить жизнь человека в языке, в том, как меняется язык и как он критикует своих носителей.

Чтобы драматургия состоялись, она должна все-таки идти в театре. Драматург созревает в театре, вырастает в театре, становится популярным в театре и так далее. Хорошая книжная драматургия — это удел очень немногих. С Сорокиным, к сожалению, именно это и произошло. Его пьесы, когда они были написаны, не могли быть в принципе опубликованы и тем более не могли идти в театре. В 90-е годы, когда все стало можно, появились другие проблемы.

Довольно сложно вернуться к какому‑то драматургическому материалу спустя много лет, актуализировать его, нужны какие‑то невероятные усилия. И Сорокина, к сожалению, ставили очень мало. Я думаю, что по отношению к Сорокину российский театр в долгу.

МакДонах, как западный человек из католического мира, ирландец, изысканно шутит над темой смерти. Его главный жанр — это жанр черной комедии, который в российском культурном контексте не очень развит. Над смертью в России шутят мало, тем более в театре. Но с помощью МакДонаха и многих других драматургов в театре все-таки появился раритетный жанр черной комедии, где так страшно, что уже смешно, где пытаются страх смерти преодолеть через эскалацию смеха.

Такое островное, оборонное сознание и одновременно сознание мессианское — это то, что роднит нас, россиян, с ирландцами, которые чувствуют по отношению к Британии примерно те же чувства, которые Россия испытывает по отношению к Европе. Все это русифицирует МакДонаха, делает его своим для российского зрителя.

8 октября в летнем кинотеатре «Пионер» в «Музеоне» Сергей Сдобнов обсудит c популяризатором науки Тимом Скоренко его книгу «Изобретено в СССР: История изобретательской мысли с 1917 по 1991 год», которая вошла в лонг-лист премии «Просветитель». Вход свободный, по регистрации.