Минобрнауки ужесточило правила общения российских ученых с иностранными. Почему это плохо

Стало известно, что Министерство высшего образования и науки разослало в подведомственные организации приказ от 11 февраля 2019 года, в котором содержатся рекомендации по контактам с иностранными и международными организациями и приему иностранных граждан. На сайте министерства приказ не опубликован. Сканы приказа с пометкой «Для служебного пользования» опубликовала газета «Троицкий вариант». Заведующий лабораторией Института проблем машиноведения РАН Александр Фрадков обратился с открытым письмом к министру науки и высшего образования Российской Федерации с просьбой отозвать или скорректировать приказ.

Пресс-служба Минобрнауки заявила, что «документ носит рекомендательный характер <…>. Данные рекомендации направлены прежде всего для учета показателей роста международных связей, в том числе в рамках реализации нацпроекта «Наука», и ни в коем случае не направлены для осуществления контроля за организациями, подведомственными Минобрнауки РФ». Тем не менее, из текста приказа следует, что рекомендации обязательны для исполнения для ряда подведомственных учреждений.

Пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков заявил, что предписания министерства «выглядят как перебор», но заметил, что «нужно проявлять определенную бдительность, потому что зарубежные спецслужбы, конечно же, не дремлют».

— Что самое важное в этом приказе, как можно резюмировать его содержание?

— Этот приказ устанавливает рекомендации для работы с учеными, работающими в иностранных организациях. В том числе это касается ученых с российским гражданством, то есть ученых, у которых несколько аффилиаций. Это довольно частая ситуация, более того, она весьма приветствуется — точнее, приветствовалась до недавнего времени. Благодаря таким ученым, работающим и у нас, и в заграничных лабораториях, можно делать более крутые исследования с хорошими западными лабораториями, публиковать их в более высокорейтинговых журналах, а это одно и важнейших KPI для научных организаций. Тем не менее приказ впрямую затрагивает и этих ученых тоже, они там отдельным пунктом указаны.

Приказ регламентирует правила их приглашения сюда и фактически очень напоминает то, что было в советские времена, когда были большие сложности с тем, чтобы пригласить иностранных ученых. Приказ требует, чтобы все эти встречи происходили с обязательным уведомлением не менее чем за пять дней и получением разрешения от начальства. Встречаться можно, как там указано, в специальных помещениях — то есть, вероятно, просто позвать коллегу в лабораторию, показать, как там чего происходит, уже нельзя, потому что должен быть отдельный документ, в котором обозначены такие помещения для встреч с иностранными работниками.

На встрече должно присутствовать не менее двух наших ученых — то есть один на один разговаривать с иностранцем нельзя. После встречи необходимо отправить [в министерство] отчет, в котором будет изложено все, что было на встрече, со сканами документов всех участников встречи.

Разрешение требуется и для неформальных встреч. Обычно после конференций ученые направляются попить пива, пообедать, на экскурсию — если следовать этому документу, об этом тоже необходимо уведомлять и писать отчет по итогам подобных встреч.

Тут важно упомянуть, что этот документ будет прежде всего касаться организаций, связанных с гостайной и оборонными разработками. Обычным организациям, без секретности [приказ предписывает] «обеспечить учет рекомендаций при принятии или уточнении соответствующих инструкций», а тем, кто работает с гостайной или связан с секретностью — «обеспечить использование рекомендаций». То есть для них это обязательные рекомендации.

— Ну с гостайной вроде бы понятно…

— На самом деле нет. В приказе говорится, что это касается организаций, в которых ведется работа «с использованием сведений, составляющих государственную тайну, созданием средств защиты информации, а также с осуществлением мероприятий и/или оказанием услуг по защите государственной тайны». Есть огромное количество организаций, в которых только часть подразделений занимается этим, а бо́льшая часть делает «обычную» науку, не секретную. Но рекомендации, по-видимому, распространяются на всю организацию. Предположим, есть физический институт, в котором два отдела как‑то связаны с секретностью, а остальные занимаются какими‑нибудь фундаментальными исследованиями. Но тем не менее если верить этому приказу, то и фундаментальных отделов должны коснуться эти ограничения.

— Каким образом этот приказ усложняет жизнь ученых — только увеличением количества бумажек и телодвижений?

— Во-первых, да, конечно, повышается количество бумажной работы, то есть сильно усложняет проведение любых встреч, конференций, когда приезжает сразу много иностранных ученых. Более того, совершенно непонятно, как оформлять ужин после конференции или еще какие‑то мероприятия. Это странное требование, по которому не менее двух человек [со стороны России] должно присутствовать на этой встрече.

Это все сильно усложняет жизнь, но, что самое неприятное, это все дает возможность… Наверное, разумные дирекции разумных институтов не будут учитывать эти рекомендации, но в случае чего приказ дает возможность постфактум обвинить ученых в действиях, нарушающих эту рекомендацию, и привлечь их к какой‑то ответственности. У нас же есть дела, связанные с тем, что ученый переписывался с иностранными коллегами, а сейчас его обвиняют в измене родине.

Получается, над каждым ученым, который как‑то контактирует с иностранными коллегами, висит эта опасность. Предположим, эти рекомендации формально приняты институтом, но на них закрывают глаза — а потом с них могут спросить: а как так, у вас товарищ Иванов встречался с товарищем Смитом один на один и не уведомил. Какие последствия такая встреча может повлечь, это уже зависит от ума, чести и совести сотрудников условного первого отдела, которые этим будут заниматься. Может быть, это нагнетание, но мы знаем, что все это уже было, и подобный контроль имел негативные последствия для ученых.

— А в принципе эти рекомендации выполнимы или они прямо противоречат тому, как ведутся дела в науке?

— Они просто очень сильно усложнят жизнь, а если следовать им формально, то сделает нормальное функционирование науки невозможным. Потому что ученые постоянно контактируют с иностранными коллегами, они приезжают сюда, наши ездят туда — пока рекомендации не касаются поездок наших [ученых] за рубеж, но я думаю, это вполне может быть следующим шагом, ведь за границей они (шок!) могут один на один пообщаться с иностранными гражданами.

Когда иностранцы приезжают сюда на конференцию или работать, они целыми днями общаются с нашими. И что теперь, писать отчет о каждом дне? Кто это будет делать? Ученые? Это все звучит безумно, и отдельно безумно выглядит пункт, указывающий, что все это касается наших граждан, которые работают в иностранных организациях. Получается, что если человек восемь месяцев в году работает здесь, а четыре месяца — за рубежом, например как мегагрантники, на которых тут молились еще недавно, он не может просто так ходить по институту, о встречах с ними наши ученые должны писать отчеты и так далее. Также возникает вопрос, должен ли такой человек писать отчет о встрече с самим собой и можно ли его считать за отдельную единицу российского ученого, когда с ним кто‑то встречается? Ведь российских ученых на встрече всегда должно быть двое.

— Условно говоря, все восемь лет, которые такой ученый работает на родине, его коллеги каждый день должны писать отчеты?

— Если читать то, что написано в приказе, — получается, что так. Это совершенно безумная бумага. Если учет этих рекомендаций не станет обязательным, то нормальные институты не будут их учитывать. Но тут вопрос в том, куда повернется внешнеполитический вектор.

Этот приказ возвращает нас во времена, когда иностранцы априори считались врагами и любые контакты с ними надлежало жестко контролировать. Науку с таким подходом в современном мире создавать невозможно, потому что она невозможна без взаимодействия с другими учеными — не важно, из каких они стран.

— А если выступить адвокатом дьявола — есть ли в этом приказе рациональное зерно, можно ли заподозрить его создателей в том, что они взяли хорошее начинание и просто очень странно его воплотили?

— Нет, я не вижу никаких хороших начинаний в желании контролировать неформальное общение ученых, которое является важнейшей частью науки. Это вообще очень характерно для современного мира в целом — желание формализовать все возможные неформальные контакты, и здесь оно тоже проявляется. В этом нет ничего позитивного, потому что это убивает нормальное взаимодействие ученых друг с другом.

С кем‑то ты пообщался, послушал доклад на конференции, что‑то тебе в голову пришло, ты решил с этими учеными дальше делать проекты и так далее. И каждый раз писать об этом отчет — кому это нужно, кто это будет читать и зачем? На предмет продажи родины и выдачи гостайны? Человек, который хочет выдать гостайну, и так ее выдаст. Тем, кто действительно собирается кому‑то рассказать секретные сведения, эти приказы никак не будут мешать, но обычные люди оказываются под угрозой.

Особенно это касается сотрудников организаций, которые таки связаны с секретностью — еще меньше людей захотят туда идти. Потому что если раньше можно было пойти в такой институт и заниматься там какими‑то смежными разработками, не связанными напрямую с секретностью, публиковаться в зарубежных журналах, ездить на конференции, приглашать коллег — то сейчас получается, что ты попадаешь в эти рамки, и это вряд ли прибавляет молодым людям желания идти в такие институты. Фактически этот приказ в будущем может ослабить и так не то чтобы очень сильные позиции нашей науки. Мало фанатов, готовых заниматься наукой в условиях таких ограничений. Проще сразу уехать и спокойно в нормальной атмосфере заниматься той наукой, которой ты хочешь, чем непонятно ради чьих параноидальных страхов жить совершенно ненормальной жизнью. Не то чтобы у нас в науке так хорошо платили, чтобы этот стимул перевешивал.