Познакомьтесь с Джей Бернард — рок-звездой лондонской поэзии

Джей Бернард приехала в Ясную Поляну по приглашению Британского совета, который продолжает культурную деятельность по всему миру, несмотря на то, что его российское отделение было закрыто в прошлом году. Как и остальные британские гости семинара, Джей прогулялась по имению Льва Толстого, отведала чеховских яблок, а затем посвятила два дня разговорам с коллегами и российскими читателями о поэзии и музыке.

У Бернард только что вышла книга «Surge» — дебютный сборник стихов, который начался как поэтическое исследование лондонского пожара, случившегося в начале восьмидесятых, и в итоге вырос в цикл текстов, объединенных темами огня, потери и места темнокожего человека в современной Великобритании.

17 января 1981 года в доме на Нью-Кросс-роуд началась вечеринка: две девушки решили вместе отметить дни рождения в кругу друзей. После полуночи, когда большинство гостей уже разошлись, но в доме оставалось около полусотни человек, в доме вспыхнул пожар — в огне погибли девять участников вечеринки в возрасте от 14 до 22 лет, еще четверо скончались в течение месяца. Причины пожара не были установлены до сих пор, виновных тоже не нашли. Но многие предполагают, что дом был подожжен: темнокожие подростки очень раздражали местных националистов, в районе был активен «Британский национальный фронт», а к власти в Британии только что пришла Маргарет Тэтчер, известная своим враждебным отношением к иммигрантам.

Полиция не спешила расследовать дело, а пресса игнорировала трагедию. Это молчание породило одно из самых ярких протестных движений темнокожих в истории Великобритании. Через неделю после пожара около тысячи человек вышли на демонстрацию, на несколько часов полностью заблокировав Нью-Кросс-роуд. Тогда же был организован комитет New Cross Massacre Action Committee, недовольный тем, что полиция не принимает всерьез версию поджога. Еще через неделю в центре Лондона прошел «День действия темнокожих»: двадцать тысяч демонстрантов двинулись из Нью-Кросса к Гайд-парку, требуя справедливого расследования и реакции прессы, обвиняя полицию в покрытии преступления, а правых политиков — в разжигании межнациональной розни. Несмотря на то, что марш был мирным, газета The Sun вышла с заголовком «День, когда черные начали бунт в Лондоне». Еще через две недели в ответ на марш полиция начала операцию «Болото», в ходе которой задерживала и обыскивала темнокожих молодых людей. Эта реакция только больше сплотила темнокожих британцев.

Несколько темнокожих музыкантов посвятили песни трагедии в Нью-Кроссе и последующим событиям. Одним из лозунгов марша стала фраза «Thirteen Dead and Nothing Said» («Тринадцать погибших — и ни слова») — так же называлась песня Джонни Осборна. Бенджамин Зефанайя записал трек «13 Dead» с рефреном «Мы не забудем,/Мы не должны забывать», а даб-поэт Линтон Квези Джонсон (единственный темнокожий поэт, чей сборник вышел в серии «Penguin Modern Classics») — спокен-ворд «New Crass Massahkah». Смерть тринадцати молодых людей стала поворотным моментом в движении за права темнокожих в Британии и осталась частью музыкальной и поэтической культуры. Фраза «Thirteen Dead and Nothing Said» прямо с улиц ушла в устную традицию.

Два года спустя еще один участник трагической вечеринки покончил с собой, став четырнадцатой жертвой нью-кросского пожара.

Славу Джей Бернард принес цикл стихотворений «Surge» («Прилив»), посвященный трагедии в Нью-Кроссе и ее последствиям. Джей родилась семь лет спустя неподалеку от места, где разразился пожар, но до начала работы над сборником вообще мало знала об истории. «Я видела, может, один фильм о пожаре, когда была подростком, — но в голове все это не складывалось в единую картину».

Сложилось гораздо позже, в 2016 году, когда Джей попала в резиденцию в Институте Джорджа Падмора, который занимается историей сообществ британцев и европейцев карибского, африканского и азиатского происхождения. Работая в архиве, Джей столкнулась с историей пожара и почувствовала, что ее стоит рассказать. «Точнее, рассказать заново, — поправляется она. — Снова, и снова, и снова». Джей намеревалась написать десять стихотворений — и история пожара и его последствий оказались подходящим материалом для того, чтобы рассказать сложную многочастную историю в стихах.

Первым воплощением «Surge» стал цикл из десяти стихотворений, которые вышли в 2016 году в составе небольшого сборника, они же три года спустя стали основой одноименного авторского сборника. А между этими двумя печатными версиями появилась еще одна — устная.

Поэзия Бернард, с ее переменчивой структурой, запинками, ритмическими повторениями, выглядит непривычно, но сама Джей настойчиво относит себя к лирической поэзии, а не к авангарду. «Мне чуждо стремление авангардистов разъять язык, рассматривать языковые связи под другим углом. Мне ближе конвенциональный синтаксис, привычная грамматика. Я нахожусь внутри традиции. Да и люблю я лирическую поэзию, романтиков. Люблю Китса, люблю Блейка, — смеется Джей. — Их я понимаю, а многих авангардистов — нет». В этот ряд хорошо встал бы и Уистен Хью Оден, с поэзией которого Зэди Смит сравнивает творчество Бернард.

Но куда больше, чем романтики, на Джей повлияла традиция спокен-ворд — художественной декламации, которая, по ее словам, «стала реакцией на поэзию британского истеблишмента — женоненавистническую, расистскую, гомофобную». Когда я прошу назвать спокен-ворд-поэтов, повлиявших на Джей, она взрывается потоком имен: Майк Букер, Роджер Робинсон, Зина Эдвардс. «Это и делает меня мной: нет одного поэта, который на меня повлиял. Я — часть мира, и это отражается в моей поэзии». Еще одно из этих имен — тот самый Линтон Квези Джонсон, изломанный ямайский акцент которого слышен в некоторых стихах сборника. «Di screamin/An di cryinn/An di dyin' in di fyah» (искаж. «Они кричат,/И плачут,/И умирают в огне»), — ритмично выкрикивает Джонсон в песне о пожаре. «Me seh black smoke ah billow at di house in New Cross/Me seh blood ah goh run for di pin of di loss» (искаж. «Я вижу, дым валит в доме на Нью-Кросс,/Кровь бежит от боли потери»), — вторит ему Бернард.

В этом один из ключей к стихам Джей: они близки к спокен-ворду, музыке реггей, дансхоллу и поэтому предназначены скорее для исполнения вслух, чем для чтения с листа. «Для меня „Surge“ — это цельное произведение, но когда я читаю из нее вслух, то много импровизирую. И сам текст это позволяет. Все эти тире, пробелы, пространство стиха — я не думаю, что читала его одинаково дважды. Это скорее отправная точка для путешествия. И когда вы слышите эти стихи в пространстве — в театре, или в баре, или еще где‑то, а затем читаете текст, то получаете будто вольный транскрипт».

Я не могу не спросить у Джей о ее отношении к границам дозволенного в поэзии, к тому, насколько поэзия и художественная литература вообще пригодны для разговора о подобных трагедиях. В России с этим до сих пор нет консенсуса: за пятнадцать лет никто толком не решилсяРечь в этом абзаце идет о литературе, но литература — не единственный способ художественного осмысления реальности. Благодарю Зарему Заудинову за напоминание о том, что в «Театре.doc» уже через год после теракта в Беслане был поставлен документальный спектакль «Сентябрь.doc» по материалам с чеченских, осетинских и русских интернет-форумов, а в 2017 году — «Новая Антигона» о суде над матерями Беслана, задержанными на акции памяти. высказаться о трагедии в Беслане за пределами репортажного жанра — с другой стороны, дело сестер Хачатурян уже становится материалом для поэзии.

«Каждая культура должна сама решать за себя. В Британии, думаю, есть свои границы, которые не стоит переступать. К примеру, вряд ли кто‑то напишет мюзикл про Данблейн. Мужчина пришел в начальную школу и расстрелял детей. Это был последний массовый шутинг в Британии, после него у нас запретили огнестрельное оружие. Было убийство Джеймса Балджера — о нем были сняты документальные фильмы, а недавно — короткометражка, которая вызвала много споров, потому что родители посчитали, что неуважительно превращать это в историю». От пожара в Нью-Кроссе до выхода сборника стихов прошло больше тридцати лет — по мнению Джей, именно прошествие времени гарантированно может дать искусству право говорить о реальных трагедиях. А размер этого временного барьера зависит от культуры и от персонального ощущения поэта. «Я почувствовала, что пожар в Нью-Кроссе стал фактом истории — и потому я имею право писать о нем».

«Давайте приведу пример. Есть американский поэт Кеннет Голдсмит, и он сделал кое‑что выходящее за рамки хорошего вкуса. Он взял текст отчета о вскрытии тела Трейвона Мартина (темнокожий подросток, застреленный в 2012 году в США; убийство Мартина привело к зарождению движения Black Lives Matter. — Прим. ред.) и превратил его в стихи. И все были в гневе — потому что белый поэт взял его тело и сделал из него поэзию. И этот гнев вполне понятен. Если бы я написала этот цикл в 1981 году — нет, это было бы неприемлемо. Но сорок лет спустя, мне кажется, это вполне возможно. Еще и потому, что я провожу параллель с другим историческим событием — пожаром в Гринфелле».

Трагедия в Гренфелл-тауэр произошла летом 2017 года: всего за пятнадцать минут 24-этажный жилой дом был объят пламенем, погиб 71 человек, в основном выходцы из стран Африки и Ближнего Востока. За несколько дней до этого Бернард выступила на фестивале The Last Word с мультимедийным перформансом «Surge: Side A», основанным на стихотворениях, написанных в ходе работы в архиве. Именно за это выступление она и получила премию Теда Хьюза. Пожар в Гренфелл-тауэр стал одной из отправных точек для развития цикла: цикл продолжился еще двумя десятками стихотворений. «Нужно найти поэтические инструменты, которые позволят уважительно отнестись к истории — но также и помогут тебе как поэту делать то, что всегда делают поэты: проникнуть в глубинный человеческий опыт».

Поэзия Бернард подпитывается снаружи, а не изнутри, она не стремится рассказывать о себе (ни в интервью, ни в стихах), зато находит в поэзии нечто более интересное — возможность находить язык для описания духа времени.

«Кто написал „Илиаду“? Мы знаем о Троянской войне только потому, что кто‑то написал о ней. Есть раскопки, осколки и остатки стен — но главное, что Гомер нашел способ рассказать эту историю. И так создаются целые цивилизации. Так в чем разница между тем временем и сегодняшним днем? Пройдет шестьсот лет, тысяча, две тысячи, кто‑то откопает томик „Surge“. Может, они исковеркают мое имя, и не будут считывать отсылки, но, надеюсь, они смогут понять суть опыта, описанного в этих стихах. Точно так же, как мы мало знаем о жизни в прошлом, но получаем невероятный инсайт в опыт людей, которые тогда жили. Мне кажется, поэты, которые пишут о себе, упускают суть, — смеется Джей. — Стоит писать о сути момента, об этом ощущении. О том, что значит быть человеком».