Добродушный бородатый великан Шмуэль Аш — вечный студент, который никак не может отыскать себе место в жизни. Бросив учебу, он устраивается в дом старика-инвалида на неопределенную должность: то ли сиделка, то ли оплачиваемый собеседник. Условия работы напоминают средневековую сказку: Шмуэлю запрещено рассказывать о своей работе (впрочем, он и без того не самый общительный парень) и ошиваться возле запертых комнат. Ну и главное — постараться не влюбляться в загадочную женщину, живущую со стариком под одной крышей. Понятно, что последнее испытание Шмуэль провалит с треском.
Амос Оз — один из главных номинантов на Нобелевскую премию по литературе: его имя уже много лет фигурирует в букмекерских списках по соседству с Мураками. Впрочем, представить, что, когда премия наконец вернется с вынужденного перерыва, ее получит Оз, все равно непросто. Такой жест грозит обернуться скандалом похлеще тех, которые сотрясают премию последние годы.
Во-первых, сам Оз занимает не очень популярную в Израиле позицию относительно арабо-израильского конфликта. Сын крайне правых сионистов, он вырос леваком-пацифистом. В 1978 году он стал одним из основателей организации «Шалом ахшав» (то есть — «Мир сейчас»), которая считает, что Израилю нужно добиваться мира с Палестиной, даже если для этого придется поступиться территорией. Несложно догадаться, что «Шалом ашхав» нравится далеко не всем израильтянам. А самого Оза соотечественники нередко называют предателем — примерно такие же слова в России бросают в адрес тех, кто не согласен с генеральной линией партии.
Неудивительно, что Оза так завораживает фигура главного предателя в западной культуре (в Израиле «Иуда» называется еще прямолинейнее: «Евангелие от Иуды»). Его главный роман написан в не самом популярном жанре «роман идей». По большому счету, «Иуда» состоит из монологов: рассказов старика, писем, фрагментов диссертации Шмуэля о христианстве глазами евреев. Ближе к финалу на сцене появляется и заглавный персонаж: Оз реконструирует историю предательства Иуды с точки зрения самого «предателя». Он не первый автор, пытающийся подойти к этому сюжету как детектив, выискивая нестыковки и пытаясь выдвинуть непротиворечивую версию. Кирилл Еськов в «Евангелии от Афрания» превратил Иуду в агента под прикрытием, а казнь Иисуса — в спецоперацию иудейской тайной стражи. Версия Амоса Оза не так экстравагантна, но в чем-то куда более радикальна. По его версии, Иуда был не предателем, а «самым верным и преданным учеником Иисуса из всех Его учеников и никогда не предавал Его» — и так стал настоящим основателем христианской веры.
«Роман идей» — жанр непопулярный, и тому есть причина: в руках дилетанта он превращается в пыльный сборник манифестов. По счастью, Оз — кто угодно, но не дилетант. «Иуда» — это еще и исторический роман, неотделимый от времени и места действия. События романа разворачиваются в Иерусалиме всего через десять лет после того, как город был разделен надвое; неприглядные обстоятельства рождения государства Израиль оказываются не декорациями, а важными сюжетными компонентами книги. В этом смысле «Иуда» напоминает музилевского «Человека без свойств», неотделимого от Европы накануне Первой мировой.
И понятно, что отделить «Иуду» от Иерусалима не проще, чем вытащить «Улисса» из Дублина (Оз, рожденный в тот самый день, когда были опубликованы «Поминки по Финнегану», явно многому научился у Джойса). Оз рисует зимний Иерусалим с его непогодой, бродячими котами, древними руинами, такими красками, от которых всего полшага до магического реализма: молчаливый специалист по дождевой воде, к которому уходит от Шмуэля его девушка, смотрелся бы хорошо и в романе Маркеса или Фоера. Но Оз, чей псевдоним по случайности напоминает об одном волшебнике, мастер другой магии: его иерусалимские переулки совершенно реальны, но при этом ясно, что в этом городе вчерашняя война и двухтысячелетней давности распятие бродячего проповедника — события одного порядка. Жюри Нобелевского комитета вряд ли захотят подливать масло в и без того пылающий очаг конфликта — и вдумчивые, поэтичные и музыкальные романы Оза останутся без главной литературной премии мира, но тем хуже для «Нобелевки».