— Как правильно произносить ваше имя?
— Эрез, с ударением на первый слог. Эрез Розен.
— Розен — это ваша фамилия, а откуда взялся Zielinski?
— Это фамилия моего прадеда по материнской линии. Я родился и вырос в Тель-Авиве, но в какой-то момент переехал в Европу, обзавелся польским паспортом и взял фамилию прадеда — я этнический поляк. Чтобы привести в порядок свои документы, я начал рыться в семейных бумагах и, как это часто бывает, узнал немало интересного. Например, что мой прадед был парфюмером.
— Каким образом это выяснилось?
— Знаете, у каждой семьи есть большая коробка со всяким старьем, которое рука не поднимается выбросить, но и разбирать никто не хочет. Обычно она стоит где-нибудь на чердаке или в подвале и путешествует вместе с домочадцами из дома в дом. В такой коробке помимо писем и открыток я нашел толстую записную книжку прадеда, заполненную от корешка до корешка. Польским я не владею, поэтому отдал ее на перевод. Оказалось, внутри косметические и парфюмерные рецепты стодвадцатилетней давности.
— Получается, вы почувствовали зов крови и решили стать парфюмером?
— Все немножко сложнее. Я жил в Европе почти десять лет, у меня была и своя фабрика косметики в Болгарии — рядом с Казанлыком, где производят розовое масло, и сеть магазинов — в той же Болгарии, в Чехии, Литве, Греции, на Кипре. Несколько лет назад я решил вернуться в Израиль — свою компанию продал. Устал от большого бизнеса: мне хотелось заниматься тем, что я люблю больше всего, — смешивать духи, делать это собственными руками.
— И тогда вы открыли тот самый магазин на блошином рынке в Яффо, который так любят туристы. Почему именно там?
— Понимаете, вернуться в свою страну спустя десять лет — большое испытание: все изменилось, люди изменились, я сам изменился. Приехал в Тель-Авив и почувствовал, что потерял связь с городом. Но блошиный рынок в Яффо — это такое особенное место… Очень разношерстное: лавки, которые торгуют всякой всячиной, ремесленники, кустари, люди со всех концов земли. Я подумал, что если останусь там, то не буду торчать, как одинокая шляпка гвоздя посреди стола, со своим парфюмерным делом. Что меня никто не станет судить строго. В общем, в Яффо все и началось.
— Вы не давали рекламу, не размещали объявлений. Как о вас вообще узнавали люди?
— Сначала благодаря сарафанному радио, потом благодаря журналистам. Так меня, кстати, нашли и ребята из отеля Moss, для которого я разработал линию косметики. Сначала к идее делать что-то в Москве я отнесся скептически: мне хотелось по-настоящему осесть в Тель-Авиве, за свою жизнь я порядочно устал от разъездов. Ну и вообще — Россия! Я ничего про нее не знаю, там холодно, она во всех смыслах очень далека от меня. Так мне казалось до тех пор, пока я не узнал, что могу приезжать сюда без визы, будучи гражданином Израиля. С тех пор был в Москве уже раз десять, всякий раз — с нарастающим удовольствием.
— Сколько у вас магазинов в Тель-Авиве?
— Четыре. В том, который на рынке, я работаю каждый день. Там можно купить готовую косметику и духи, а можно собрать свой индивидуальный аромат, если заранее записаться на встречу.
— Для чего вообще нужны духи, сделанные на заказ? Парфюмерное предложение более чем разнообразно.
— Начнем с того, для чего нам вообще нужны духи. Вот ты проснулся, принял душ, оделся. Надел часы. Очки, браслет, шарф — все эти вещи рассказывают какие-то истории. То же с духами: аромат транслирует идею, которую вы хотите донести миру. Скажем, приходит ко мне в магазин женщина, управленец в большой компании. На работе она становится должностным лицом, закованным в костюм, но хочет быть не только им, а кем-то еще — хочет, чтобы люди слушали ее личную историю. Вот для чего нужны духи, сделанные специально для тебя.
— Должно быть, заниматься такой работой вам непросто — приходится проникать в голову незнакомому человеку, чтобы эти истории оттуда выудить.
— Это непросто и для клиента: запахи, которые я предлагаю ему оценить во время нашей часовой встречи, могут напомнить о каких-то неприятных, грустных вещах из прошлого. Или хороших, но связанных с сильными эмоциями. Однажды у меня была пожилая посетительница, которая расплакалась во время сеанса: что-то из того, что я дал ей понюхать, напомнило ей о первом поцелуе. А вот еще история: одна девушка, едва я протянул ей блоттер, с ужасом выбила у меня из рук и убежала из магазина. «Пахнет смертью», — вот последнее, что я от нее услышал. Сам того не зная, что-то разворошил.
— Сколько таких «сеансов» в день вы можете провести?
— Максимум три, и даже тогда к концу дня я буду как выжатая тряпка. Это очень выматывает.
— Есть какой-то душистый материал, с которым вам особенно нравится работать?
— Нет. Я живу мгновением: мне нравится то, что нравится человеку, который пришел ко мне с запросом. Да и потом, я стараюсь не привязываться к отдельным компонентам, чтобы сохранить свежесть восприятия.
— А вот скажите, какие ароматы нравятся израильтянам.
— О, на этот вопрос ответить невозможно. Израиль, особенно мой родной Тель-Авив, — это плавильный котел как с точки зрения климата, так и в смысле множества культур, которые там уживаются на одном пятачке. А если спросите про самые необычные и удивительные локальные ароматы, то я скажу так: Тель-Авив вообще сложно чем-то удивить. Это город победившей толерантности: можешь надеть корону, взять в руки жезл и отправиться на улицу, объявляя каждому встречному, что ты царь Соломон. Всем плевать.
— Но должен быть какой-то родной запах, от которого в голове всплывает картинка: Израиль. Для многих русских, например, Россия — это дачная смородина, помидорная ботва, сирень в мае.
— А знаете, есть такой запах — запах первого дождя. Это происходит в сентябре: после долгого, долгого лета на наши города посреди пустыни обрушивается грандиозный ливень. Обычно он приходится на еврейский Новый год и становится частью праздника — обновления, жизни, чистоты. Да, пожалуй, дождь — главный еврейский праздник.
