Почувствовать тело: как я попробовала соматические практики

В прошлом году я писала большой текст о соматических практиках, ни разу не пробуя такие занятия лично. На тот момент меня уже несколько лет ужасно увлекал паблик «Тело как процесс» — там бесконечно постили видео с кровью, текущей по сосудам, клетками под микроскопом и 3D-моделями развития младенцев, а подписчики поэтично восхищались красотой такого контента и находили аналогии с человеческим танцем и движением. Все это казалось мне максимально странным, но жутко любопытным. Как человек, чувствующий бесконечный разрыв между собой и своим телом, я думала, что либо эти ребята совсем отлетели, либо им правда доступно что‑то такое, чего очень не хватает мне.

Там же постоянно мелькали объявления о соматических практиках, занятиях аутентичным движением или идеокинезисом, а на фото и видео со встреч люди ползали по полу, танцевали «от почки» или «от кости», пытались танцем повторить эмбриогенез (стадии внутриутробного развития младенца). И даже после того, как вышел мой текст, я не могла понять: неужели можно по-настоящему «ощутить себя в теле», и что это вообще значит?

Спустя год я наконец оказалась в Москве и договорилась с героиней своего текста Уранетой, что она проведет занятие на пару часов для меня и моего мужа. С собой нужно было иметь только комфортную одежду, скорее свободную, чем спортивную, а за день перед практикой нас попросили подумать о том, что мы хотим испытать и что значит наш запрос «почувствовать свое тело». В короткие промежутки свободного времени, потея, стоя в метро, я старалась сконцентрироваться и подумать: а что это, и в самом деле, значит? Для себя я сформулировала это так: почувствовать свое тело — значит по-настоящему обратить на него свое внимание, перестать отделять его от разума и перестать воспринимать все процессы в нем как что‑то пугающее и непонятное. Имея увесистый анамнез тревожного расстройства и острых приступов ипохондрии, я всегда понимала, что нахожусь слишком далеко от своего тела, и любое покалывание в нем вселяет в меня животный страх.

Мы зашли в квартиру — так как камерная практика в этот раз была только для нас двоих, все происходило в обычном жилом доме. Первые пятнадцать минут мы сидели и обсуждали наши ответы на вопросы, ожидания от практики и отношения со своими телами, а потом Уранета поделилась своим планом занятия, и мы приступили. Первым делом мы вместе делали одну из поз йоги — привычным способом, без особых инструкций. Затем предлагалось пройтись по комнате своей обычной походкой и поделать любые простые движения, которые естественны для нас: потянуться вверх, покрутиться, повертеть шеей. Пока мы ходили, мы оценивали качество своего движения — как мы наступаем, на какой ноге чувствуем больше веса. Это уже гораздо более пристальное внимание к телу, чем то, которое сопровождает нас в обычной жизни. Когда в последний раз вы задумывались о том, как ходите?

Следующим этапом занятия было то, чего я боялась после всех предыдущих опытов медитации. Мы должны были ровно стоять с закрытыми глазами десять минут, визуализируя и ощущая свое тело как стекающую каплю воды, наблюдая за ощущениями в теле. Последний раз что‑то подобное я пыталась сделать на медитации в парке Горького четыре года назад — в итоге у меня заболел зуб, возникло раздражение, и я думала только о том, когда же это все закончится и я смогу на всю жизнь оставить попытки познать дзен. Но в этот раз, кажется, получилось. Я замечала, что чем больше я погружаюсь в картинку и стараюсь поверить, что я — это капля, тем меньше мое тело качает из стороны в сторону.

Следом начались упражнения из практики идеокинезиса: Уранета предложила нам лечь и представить, что верхняя часть нашего тела наполнена воздухом, а нижняя — тяжелой водой. Не отвлекаясь от этого образа, нужно было попробовать двигаться так, будто эта самая вода и инициирует движение. «Что?» — подумала я, ощущая еще более громкое «что?!» от мужа, лежащего на соседнем коврике. Но Уранета оказалась права, когда сказала, что наше тело почему‑то понимает этот странный язык: отойдя от шока и легкого кринжа, я вдруг ощутила, что мои ноги в целом прекрасно знают, как бы ими двигала вода. Со стороны эти колебания конечностей наверняка выглядели максимально неловко — но в этом огромная свобода соматических практик. Внутри занятия нет ничего неловкого или неуместного — тело может пожить своей собственной жизнью и поговорить на своем языке.

Упражнение, которое было следующим, по-настоящему что‑то во мне изменило. Во всем процессе помогало то, что Уранета признавала и объясняла, что то, что мы будем делать, — это суперстранно, но так надо. Я легла на спину с закрытыми глазами, мой муж сел у головы и держал меня за плечи, а Уранета взяла мою правую ногу и начала работу с ее костями. Она сосредоточенно смотрела на нее и проговаривала вслух, какие процессы сейчас должны происходить: сначала кость постепенно плавится, стекает сверху вниз и будто оставляет на своем месте полость, ткани вокруг смягчаются, кости больше нет. Слова она сопровождала едва заметным касанием, иногда создавая микроскопическое натяжение, иногда еле уловимо разворачивая ногу. Я чувствовала, как нога становится легче, как кость и правда будто растворяется. Затем Уранета рассказывала, как кость обратно нарастает: от пальцев и вверх врастает и сплавляется с костью таза. И это тоже моему телу было понятно — я чувствовала это возвращение устойчивости. Но самые странные и новые ощущения я испытала тогда, когда мне предложили снова встать, пройтись, как в самом начале, и сравнить качество движения. Я чувствовала, что правая нога будто стала длиннее и из нее пропало всякое усилие при ходьбе; хотелось скорее лечь и провернуть то же самое с левой, чтобы не чувствовать эту дикую разницу.

Мою вторую кость расплавить пытался муж, и я почувствовала различия: у человека, который не верит, что может заставить тебя перестать чувствовать кость, это и вправду не получается. Кажется, это действительно какой‑то отдельный и вполне осязаемый скилл — расплавить ногу своего мужа у меня тоже не получилось, и разницу в своей походке он оценить не смог. Правда, Уранета сказала, что у него в целом очень сопротивляющаяся сома (тело, совокупность всех клеток организма. — Прим. ред.): если моя нога обмякла в ее руках, до его костей с первого раза достучаться не получилось. Думаю, у нас все впереди, так как практики вполне можно унести с собой — я могу пытаться расплавить ему что‑нибудь хоть каждые выходные.

В конце мы сделали несколько упражнений из более приземленных соматических методов: техники Ханны или Фельденкрайза больше похожи на зарядку для пенсионеров, чем на духовный опыт, но все еще очень помогают наладить отношения с телом и выправить способы движения. На них, кстати, можно и остановиться тем, кто не готов десять минут в упор смотреть на чужую конечность и пытаться в ней что‑то расплавить. Затем мы снова повторили асану из йоги, которую делали в начале практики, — на этот раз в более устойчивом теле, осознавая его и присутствуя в нем. Уранета пояснила, что это одна из фишек таких практик — помочь телу двигаться более легко и эффективно, не совершая кучи ненужных усилий, которые создают напряжение и выматывают нас. А потом мы просто обсуждали и делились впечатлениями. И правильных ответов не было — можно просто честно говорить, что ты почувствовал (или не почувствовал). Вся наша практика длилась чуть больше двух часов, и я поняла, что это были, кажется, первые два часа моей жизни, которые я жила (почти) полностью телом, а не головой. Вдруг яснее представила себе, как вообще выглядят мои ноги и руки под кожей. Куда что крепится и как движется. Что тело может хотеть чего‑то само, без участия разума. И что иногда ужасно важно эти желания слышать — и просто двигаться.

Важно понимать, что соматические практики условно делятся на оздоровительные и перформативные. К оздоровительным можно отнести соматику Ханны и метод Фельденкрайза — двигательные практики, направленные на исправление осанки, поддержку при хронических болях, улучшение чувства баланса. Со стороны они часто выглядят как очень скучная и медленная гимнастика. Это потому, что каждое микродвижение вроде поворота головы или наклона туловища внутри таких занятий рассматривается особенно пристально и повторяется много раз, чтобы достичь самого эффективного и легкого способа двигаться. К перформативным практикам можно отнести направления, которые зачастую вытекали из танцевальных и театральных классов. Они не столько направлены на оздоровление, сколько на исследование собственных ощущений. Это, например, идеокинезис, основанный на мысленных образах. Во время такой практики видимого движения порой может и не быть: она больше про наблюдение своего тела в пространстве.

В случае с перформативными практиками трудно говорить о четких требованиях к преподавателям метода: занятия часто проходят в формате лабораторий, где все участники вносят свой вклад. А вот у оздоровительных направлений есть свои официальные образовательные программы. Главная международная организация, занимающаяся образованием и популяризацией соматический практик, называется ISMETA. На их сайте можно найти список одобренных центров и частных преподавателей по странам. В основном преподаватели проходят обучение в IBMT (Institute for Integrative Bodywork & Movement Therapy) на трехгодичной программе из пяти модулей. В модули входят, например, изучение паттернов младенческого развития и соматическая психология.

Есть ряд научных исследований, рассматривающих воздействие соматических практик на разные аспекты здоровья. Например, рандомизированное исследование метода Александера (еще одна оздоровительная практика) показало, что после 24 занятий у практикующих с хроническим болями значительно реже возникали болевые ощущения. А метод Фельденкрайза в исследовании 2017 года показал эффективность в улучшении чувства баланса и качества походки у пожилых людей.

Я считаю, что соматикой должны заниматься абсолютно все. Вопрос, конечно, в степени погружения. Но какие‑то соматические инструменты — внимание, дыхание, движение — это что‑то такое, что для повседневной жизни просто необходимо. Потому что это способ саморегуляции. Мы все время слышим слова про стресс и невыносимость бытия, но по факту стресс — это то, как мы на него реагируем, а не сам по себе внешний агрессор. И учась быть телесно устойчивым, мы можем легче себя чувствовать по жизни.

Во-вторых — это про здоровье. Огромное количество наших болезней и проблем, в том числе с нервной системой, связаны с нашей обездвиженной культурой. Соматика учит тебя двигаться, добавлять движение в жизнь. Мне очень близок этот подход, противоположный культуре агрессивного спорта. Соматический подход учит находить поводы для движения в повседневности — ты становишься более бодрым и энергичным, у тебя более ровный уровень энергии. Это очень важно в нашей культуре, где ты катаешься на американских горках продуктивности и усталости.

И третий аспект, который очень важен, — то, что соматика учит нас чувствовать себя телом, некий биологическим субъектом, неотделимым от мира вокруг. В этом есть и важный экологический аспект. Мы живем в культуре, которая вечно отрицает связь человека и окружающего мира, — есть эта дихотомия природного и человеческого, тела и разума. На таких противопоставлениях строится наше бездействие в вопросах окружающей среды, экологических катастроф. Как только ты начинаешь воспринимать мир как неотделимую часть тебя, здоровье которой важно и для твоего собственного, это меняется. А иначе получается, что, когда в Якутии горят леса, нам в Москве кажется, будто все нормально.