«Я перестаю бегать с горящей жопой»: основатель «Луркоморья» о заморозке проекта
В выходные стало известно, что основателям «Луркоморья» надоело бороться с властями и они замораживают свой проект. История одного из важнейших сайтов о русском интернете заканчивается. «Воздух» встретился в Израиле с создателем проекта Дмитрием Хомаком и поговорил с ним о том, почему так вышло.
- В каком состоянии сейчас «Луркоморье»? Вы пишете, в России сайт заблокирован. У нас в редакции он открывается.
- В России нас уже месяца два частично блокируют. Частично — потому что пока многие провайдеры кладут на все это болт. Статьи, которые просит нас удалить Роскомнадзор, мы скрываем, но не удаляем с сайта. Мы прячем их под заглушку с объявлением, что, мол, страница недоступна на территории России, но обойти блокировку можно с помощью VPN и другими способами. Кого-то это, конечно, очень злит.
- Думаю, не все следят за вашей историей. Чтобы было понятнее, можно несколько примеров, за что вас блокируют?
- За энциклопедические статьи, в которых, по мнению Роскомнадзора, есть пропаганда наркотиков, педофилии или призывы к самоубийству. При этом статью мог написать биолог, объясняющий, как действует наркотик и почему это так вредно. Но Роскомнадзор требует удалить ее, поскольку в ее обсуждении — в обсуждении! — какой-то пользователь написал, что спайс дешевле пива. Это уже пропаганда позитивного отношения к наркотикам. Или вот рисунок девочки на утесе — его надо понимать как пропаганду педофилии. Последняя громкая история — мем про Сюткина, писать о котором суд в итоге нам запретил. Потому что в статье про мем есть фотография и имя певца, и это его персональные данные, а заодно — «личная и семейная тайна». При этом Роскомндазор позвал в суд королевство Тонга — у нас домен в этом государстве зарегистрирован. Представители Тонга на заседание не пришли, я и Сюткин тоже. У Роскомнадзора даже доверенности от Сюткина не было. Хотя теперь у них, похоже, появится право самовозбуждаться. То есть возбуждать дело по открывшимся обстоятельствам. Идешь по интернету, видишь, что кого-то обидели, — начинаешь процесс без участия обиженного.
- В итоге вы переводите «Лурк» в «режим консервации и памятника культуры» — что это означает?
- Режим консервации означает, что с сайтом мы больше ничего не делаем. Роскомнадзор блокирует его — хорошо. Я перестаю бегать с горящей жопой, оправдываться и пытаться с ними договариваться. Мы сохраняем статус-кво, не обновляем сайт. Авторы писать по-прежнему смогут, но, видимо, прекратят, потому что стимула работать нет. И все это превращается в памятник. Фраза «памятник культуры», от которой мне тут влетело от Кашина, произнесена была в кавычках. Но так или иначе, да, это памятник тому, что когда-то затевалось горсткой людей, которые хотели писать про комиксы, супергероев, игры, фильмы, а в итоге стало еще и энциклопедией русского интернета нулевых. «Лурк» превращается в архив, в том числе и для будущих исследователей, если только останутся еще в мире слависты.
- Причем здесь закрытие фонда «Династия»? Вы писали, что эта история как-то особенно нарушила ваше душевное равновесие. И люди начали то ли шутить, то ли не совсем шутить, что фонд давал вам гранты.
- Никаких грантов, конечно, не было, с «Династией» мы никак не связаны. Закрытие фонда — важный индикатор, символический момент, показывающий, до чего все дошло. Ну как так? Просто взяли и выжгли целый кластер просветительских и исследовательских проектов, которые «Династия» финансировала. Почему я еще так воспринял эту историю: «Лурк» же не только ржака и ненависть, это еще и про то, как все устроено. Статьи про эволюцию или квантовую механику там хорошие, и их постоянно читает масса людей. Мы этого не ожидали, как не ожидали просветительского бума в Москве со всеми этими публичным лекциям и прочим, в чем во многом тоже заслуга «Династии». При этом еще года три назад стало понятно, что «Лурк» в текущем виде, как энциклопедия фольклора, устарел. Поэтому мы хотели развить его объяснительную функцию. Скажем, перепрофилировать сайт в хулиганский научпоп-проект в духе Mythbusters.
- Но вы уехали в Израиль.
- Ну слушайте, тут все сразу свалилось. После всей этой борьбы с Роскомнадзором меня размазало по стеклянному потолку, и, мне кажется, хорошую работу в IT-области в России я теперь долго не найду. Дело еще и в том, что отрасль деградирует. Из нее начинают уходить деньги и люди. Социальные лифты в ней уже не работают, как раньше. Всем командуют люди от власти и так или иначе с ними связанные. На последней моей офисной работе на «Красном Октябре» к нам приезжали такие, знаете, контролеры на «майбахе», и было непонятно, кто из них депутат, а кто их водитель.
- Простите, ради бога, но тут ваши коллеги с «Двача» считают, что вы ноете и много на себя берете, что с тупыми законами можно не соглашаться, но надо исполнять хотя бы ради других людей, которым проект нужен. Как бы вы коллегам на это ответили?
- Нариману (Нариман «Абу» Намазов, руководитель сообщества 2ch.hk. — Прим. ред.) я уже много чего ответил лично. Если говорить без мата, то правильно замечено было, что все это — как история про гопника, который подходит и просит закурить. Ты отдашь ему сигареты, шапку и пальто, но этим он не ограничится. Рано или поздно ты получишь по морде. Поэтому надо сразу вставать в позицию. Соглашательство в этом деле не ведет ни к чему.
- Чего вы добились протестом?
- Сил и мотивации, надо признать, больше нет, на грани депрессии я болтаюсь уже года три. Очевидно, что независимые проекты в России не приветствуются. Но как минимум мы научили людей методам обхода блокировки. Если бы сдались три года назад, когда нас попытались закрыть первый раз, про «Лурк» все бы забыли. У нас даже трафик не так уж и сильно просел. Осталось 60–70% прежней аудитории. Это плохо, но не фатально.
- «Лурк» до сих зарабатывает? Вот вы писали, что Google AdSense вас блокирует.
- «Лурк» зарабатывал и зарабатывает баннерной рекламой, но это не те деньги, на которые можно жить. В хорошие времена он приносил 2–3 тысячи евро грязными, а сейчас еще меньше. Нас, заметьте, шестеро. Поэтому всем приходилось работать где-то еще. А Google AdSense блокирует нас давно за сиськи-письки, но дело тут в американском отношении к изображению обнаженного тела и сексуальных сцен, и с политикой это не связано. Это интересная тема для отдельного культурологического исследования. Потому что в России, например, к сиськам и даже к насилию относятся чуть терпимее, при этом мат в публичном пространстве табуирован у нас гораздо жестче.
- В Израиле чем будете заниматься?
- Судьба каждого эмигранта-гуманитария — выносить горшки в доме престарелых. И сейчас в Израиле у меня примерно такая работа. Но надеюсь, что после консервации «Лурка» времени на поиски станет больше, и работу какого-нибудь кодера я тут найду.
- В Россию собираетесь когда-нибудь?
- Я бы хотел вернуться, потому что тот же научпоп-проект я могу делать только на русском. В Израиле из-за языка и прочих особенностей это невозможно. Но тут вот еще какая история. Я уехал не сейчас, а полтора года назад, потому что меня начали таскать на допросы. И это уже не Роспотребнадзор, а Следственный комитет и МВД, отдел «Э». Началось все в 2013 году со статьи про Адыгею. Тогда же у нашего сисадмина дома в Ростове прошел обыск. Это 282-я статья — за разжигание межнациональной розни. То есть мы теперь еще и экстремисты. Потом началась вторая волна допросов, пожестче. У меня потребовали явки-пароли авторов, которые писали статью про Кадырова и коктейль Молотова. Это тоже экстремизм. Последний раз я прилетал в Москву осенью, так там опер как-то совсем широко развернулся. Поехал, например, по месту моей прописки и напугал своими вопросами мою бывшую жену. Я только приземляюсь, он мне звонит: в 8 утра у меня. Я прихожу к нему с адвокатом, а он мне: вы что, мне не доверяете? зачем адвокат? В общем, вернуться не могу, потому что не знаю, сколько уголовки на мне висит. И это тоже интересный момент, характеризующий систему. Может, что-то на мне висит, а может, не висит. Узнать невозможно.
- За это время вы, кажется, стали хорошо разбираться в российских законах. Как вам недавний законопроект о праве на забвение?
- С выходом каждого такого законопроекта я обкладываюсь кодексами и начинаю его читать. В голове уже целая юридическая энциклопедия. Когда я читал про право о забвении, у меня волосы шевелились. Потому что, если коротко, этот закон — реакция на дело Сюткина. Он чуть ли не с наших слов записан. Мы говорили: мы тут при чем? у нас только статья про мем. То, что ссылка на статью появляется на первых позициях по запросу «Сюткин» в поисковике, не наша вина, так интернет работает. И моя версия в том, что в конечном счете таким образом они обкатывают механизм, который позволит в будущем запрещать шутить про чиновников и Путина. При этом сам законопроект ужасно кривой. После давления «Яндекса» они вроде бы согласились его поправить, но в нем, кажется, по-прежнему будет прописано, что судить можно по месту жительства. Поисковик отказывается удовлетворить ваши запросы об удалении ссылки — подавайте на него в суд в своих деревнях. И представители «Яндекса», вероятно, должны каким-то образом во все эти деревни приехать.
- Что думаете про историю паблика MDK, на который подали в прокуратуру из-за шутки про Фриске?
- Это немного другое, но тоже показательно. В России невозможно запустить нормальный механизм общественного бойкота и морального осуждения. Всегда нужна апелляция к власти. Шутка, допустим, за гранью, но причем здесь депутат Кобзон и прокуратура. Потом MDK отключили от возможности размещать у себя рекламу — я не могу этого доказать, но все прекрасно понимают, что это был не сознательный бойкот и не бизнес-решение, а давление сверху в том или ином виде. Хотя не думаю, что с MDK случится что-то страшное, наверняка договорятся. «ВКонтакте» — все-таки своя платформа. Чувак же уже выступил: я ж вам, значит, за Путина всех топил, за Крым топил, чего это вы на меня? Действительно справедливый вопрос.