«Главная проблема хейтеров — они зарабатывают меньше, чем мы»

• В чем концепция пластинки «ГТО»? Есть ли между треками связь, какая-то связующая их мысль?

L’One: В музыкальной составляющей мы решили оттолкнуться от произведений наших, местных артистов.

Тимати: Весь наш золотой запас. От сороковых, от Утесова, и до середины девяностых, наверное.

• А кого семплировали, если не секрет?

L’One: Пьеха, по-моему, есть, да?

Тимати: Да, Эдита Станиславовна, гимн Олимпиады, Утесов…

L’One: Есть балалайки, есть хор.

Тимати: Многие народные произведения, да, — до конца не хотелось бы все раскрывать.

• А кого вы семплировали из 90-х? То время в плане музыки любимо далеко не всеми.

Тимати: У нас лежит [на компьютере] сейчас куча проектов — более 15 треков…

L’One: Есть «Иванушки International», допустим.

Тимати: Мы пробовали семплировать Шуру, Свиридову, «Кар-Мэн».

L’One: Хотя это не из 90-х, была песня Караченцова. Вообще, мы столкнулись с большой проблемой: вся российская музыка в большинстве своем минорная. И отсутствует какой-то фанк, джаз.

Тимати: Очень тяжело было положить семпл из 70–90-х на хип-хоповый бит так, чтобы это хорошо слушалось, — половина того, что мы прослушали из тех лет, просто криво было сыграна изначально. Просто по темпу расходится — он сразу уползает куда-то. Мы очень много потратили на поиск правильных семплов.

L’One: Мы даже обращались к диггерам, кому-то из наших друзей — они сами хватались за голову и говорили, что это практически невозможно сделать. Это очень проблематичная, как оказалось, история — такой большой музыкальный пласт, но вот.

• Под хаусовый бит, как у Шуры, зачитали бы?

Тимати: Сейчас это вообще большой тренд. Не EDM, а именно старый хаус, особенно английский. Такой Лондон середины 90-х. Дрейк, например, читает под него, Ники Минаж, Лил Уэйн, Канье местами на последнем альбоме. Мы не исследовали эту тенденцию — но для сольного материала каждого из нас, наверное, это может пойти. На «ГТО» больше хип-хопа.

• Немного глупый вопрос: насколько за тенденциями вы следите?

Тимати: Рука на пульсе, 24/7.

• Очень многие при этом обвиняют вас в конъюнктурности, хотя она, конечно, следует за этим не всегда.

Тимати: Как-то у нас все привыкли — что бы у кого ни вышло: кто-то у кого-то украл. Но нот всего семь, в принципе. Так, с разбегу, сложно сделать сразу что-то абсолютно неповторимое. Безусловно, мы следим за тенденциями и ориентируемся на них, на то, что модно на Западе — они являются трендсеттерами и самым крупным рынком сбыта и потребления развлечений. Мы являемся адептами, просто делаем это на своем языке. Где-то сами придумываем что-то.

L’One: В любом случае все герои «Афиши», начиная от инди-групп и заканчивая рэперами, так или иначе вдохновляются кем-то. Просто кто-то вдохновляется более видимыми артистами, а кто-то копается вглубь — вот и вся разница. Те люди, которые слушают музыку, они прекрасно узнают [источник]…

Тимати: И это прекрасно. Это бесконечное кольцо, бесконечная цепочка. Кто-то что-то запускает, это становится тенденцией, а потом люди следуют ей. Я не считаю, что это плохо или зазорно.

• Но при этом тот же «Утесов» был явной отсылкой, даже слишком прямой.

Тимати: Поэтому мы его так и назвали.

L’One: Мы же ничего не скрывали на самом деле.

• То есть это ирония такая?

L’One: Конечно. Это из разряда «Вот у вас есть Отис Реддинг, а у нас — Леонид Утесов».

Тимати: И мы это сделали на русском, учитывая всю нашу эстетику. Вы распиливаете «майбах» и гоняете на нем — мы гоняем на танке, давим машины. Никто совершенно не скрывал, что это прямая отсылка к «Otis». Просто люди сразу начали говорить, что мы что-то там украли, — а мы просто сделали отсылку. Это такой «наш ответ Чемберлену».

• Вообще ГТО же был нормативом, в то время как вы за рамки нормы скорее выходите, почему именно эта аббревиатура?

Тимати: Это же мотивирует людей к спорту. Как раньше в каждом дворе стояли турники и ребята в лесенку играли, а сейчас они играют в приставки, не поднимая задницу с дивана, ходят кушать в «Макдоналдс» и весь день сидят в айфоне. Что-то, наверно, надо менять, и поскольку нам уже за тридцатник и у нас растет наше молодое поколение, нам бы хотелось донести до нашей молодежи какой-то хороший посыл. Понятно, что весь мир компьютеризирован, все сидят дома, прильнув к экрану, — но есть улица, есть спорт, есть хорошие добрые традиции, в чем изначально сильна наша страна. Призыв к действию — «готов к труду и обороне» — значит: готов по жизни, готов к любым приключениям. Лучше они будут не внутри телефона и ты будешь не кнопочным героем, а реально выйдешь на улицу и заявишь миру о себе.

L’One: Желательно воспоминания культивировать в своей голове, в своем сознании, а не в телефоне. На тех же самых концертах, когда ты выходишь на сцену, перед тобой не руки, а телефоны. Но в этой жизни есть что-то большее, чем сидение в телефонах и следование, скажем так, нездоровому образу жизни.

• Вы следите сейчас за чем-то в спорте?

Тимати: За хоккеем, за футболом, за баскетболом, за последними боями — мы в теме спорта основательно. Это одна из главных, я считаю, мужских дисциплин — и вот в своем ребенке я собираюсь с детства воспитывать два направления: помимо основного образования это музыка и спорт. Ты должен быть развит не только интеллектуально, но и физически.

L’One: Своим примером, как говорится.

• Сможете с ходу назвать любимых спортсменов?

Тимати: Российских?

• Можно российских, можно в целом.

L’One: Давай ты российских, а я остальных.

Тимати: Федя Емельяненко большой пример. Безусловно, Овечкин. Кокорин из футболистов. Очень хороший гонщик, на мой взгляд, прямо открылся в новом сезоне — Даниил Квят. Теннисистка наша — не Маша, нет, — Света Кузнецова. Из баскетболистов — Андрюха Кириленко, наша гордость. Из борцов много: и Карелин, и Сайтиев. В любом спорте так или иначе можно кого-то найти. Поветкин этот сезон отлично провел.

L’One: Я могу о спорте вообще разговаривать часами — можно отдельное интервью сделать: от Майкла Джордана до Коби Брайанта, от Лионеля Месси до Михаэля Шумахера и так далее.

Тимати: А ты за кого болел, за [Мэнни] Пакьяо или за Флойда [Мейвезера]?

L’One: За Флойда.

Тимати: Красавчик.

L’One: Чемпион должен оставаться чемпионом.

• В этом году очень силен подъем американского хип-хопа — и у Кендрика Ламара все завязано на истории афроамериканцев. Очень многие высказываются на тему объединения после Фергюсона, после Балтимора — что может заставить русских рэперов высказаться?

Тимати: Тут другая история, дело даже не в рэпе. В Америке в принципе есть гигантская проблема — у полиции просто неограниченная власть. И они это чувствуют и этим злоупотребляют. Просто потому, что ты черный, или по каким-то причинам убегаешь, или у тебя нет документов, — в тебя могут выстрелить. С одной стороны, Америка считается безопасной, с другой — с тобой могут сделать все что угодно, но тебя не могут без надлежащей причины обыскать. Поэтому многие просто ходят с оружием. Там очень много каких-то таких диссонансов. Копы местами совсем неадекватно себя ведут — без причин стреляют в безоружных людей. Есть свои моменты негативные — я, приезжая, из раза в раз это вижу. Я приезжаю чаще всего как турист, поэтому мне это видно с другой стороны. В основном валят черных, поэтому хип-хоп-сообщество так быстро на это отвечает — волна огромная, целые погромы, восстания. Но это ничего не меняет почему-то.

L’One: Причем это же все происходит давно — еще с Лос-Анджелеса восьмидесятых годов, когда все горело. У них до сих пор есть бандформирования, до сих пор есть районы, куда лучше не соваться…

Тимати: …и куда копы не заезжают. И хорошо, что у нас таких районов нет — и что у нас все по-другому. Их реальность в том, что ребята торговали наркотиками, торговали крэком, варили что-то, продавали оружие, а потом вкладывали эти деньги в лейбл. Так Death Row Records работал тот же. Tha Dogg Pound так делали. Сутенерство, продажа наркотиков, продажа оружия. У нас близко такого нету! У нас нет ни одной компании, ни одного лейбла, ни одного артиста, который бы торговал оружием, например. Если бы он был, его бы через несколько месяцев уже закрыли — уехал бы далеко и надолго. И может быть, это и хорошо, что у нас нет гангста-рэпа. Но есть шансон. Индустрия у нас началась сразу с развлекательного бизнеса — у людей своя компания, лейблы, но они не вкладывают левые деньги. Это развивается так, как должно быть в современном обществе, как сейчас в Европе. Америка — изначально совершенно другой рынок, хотя сейчас и у них там все изменилось, они работают с миллионами, им это уже не нужно.

• Все равно — у нас социальная тема очень редко проявляется в хип-хопе.

Тимати: Почему, у нас полно социалки.

L’One: Был же какой-то проект у Дино MC и у ST, «РэпИнфо». Он заглох, да, но тем не менее он существовал и был достаточно нейтральным — и не в оппозиции, и не пропрезидентский, просто рассказывал о новостях, которые происходят. На мой взгляд, аудитория, которая слушает хип-хоп в России, уже устала от того, что «на районе у меня все плохо, подъезд обшарпан, у меня нет работы, нет горячей воды»… О какой социальной составляющей мы говорим? Вот есть Нойз, который по поводу громкого ДТП написал трек, — был актуальный момент, была песня. О каких актуальных событиях рэперы должны говорить в нашей стране?

• Сейчас, допустим, ухудшаются отношения с Украиной. Неоднозначная ситуация, да. Но…

Тимати: А никто не хочет об этом говорить — никто не хочет терять рынок. Я открыто обо всем высказываюсь у себя в социальных сетях, а очень многие артисты в принципе не хотят трогать какие-то политические темы и связываться с этим, потому что не хотят терять какую-то аудиторию. Неважно, как ты высказался или выступил, — если будешь говорить: я русский, я за Россию, все тебя на Украине запретят.

L’One: У меня вот, например, позиция, что музыка — она должна быть аполитична в принципе, потому что… Те же «Вудстоки», например. Представить, чтобы Джимми Хендрикс начинал петь про демократов или республиканцев — это достаточно странно. Ты — музыкант, ты можешь приехать в Киев, ты можешь приехать в Москву…

Тимати: Музыка — это международный язык, это безусловно. Он должен объединять людей, а не разнить.

• Все чаще среди комментаторов можно увидеть мнение, которое появляется в ответ на отрицательные комментарии: «Зато они зарабатывают, а ты — нет». Каково в вас соотношение художника и человека, который думает о бизнесе?

Тимати: Я вообще изначально коммерсант. Я никогда этого не скрывал, я менеджер и продюсер, я все вижу с этой стороны, но креатив тоже присутствует. Изначально, когда я начинал, я это делал совершенно не ради денег — но да, я хотел быть популярным. Сейчас это все превратилось в большой бизнес — своя компания, структура, линия одежды, организация мероприятий, другие артисты. Это бизнес-структура, работающая ежедневно. Помимо этого я люблю выступать и выпускать неплохой продукт, который нравится людям, который востребован. Коммерческая жилка изначально была во мне — по отцовской линии у меня все в основном дипломаты и коммерсанты. По маминой — музыканты. Я рос и с тем, и с тем, и потом, когда в 13 лет я поехал жить в Штаты, я для себя понял — посмотрев на американские лейблы, на то, что делали Пафф, Джей-Зи, почитав журналы, изучив огромное количество программ, которых у нас не было, — что и как я бы хотел делать здесь, в своей стране. Для меня в приоритете даже не то, что происходит с моей сольной карьерой — мне нравится, как все идет, у меня есть собственная аудитория, свой слушатель, который вместе со мной растет, — для меня в приоритете именно компания. Вывести как можно больше молодых артистов, вывести на должный, качественный уровень линию одежды. Коммерческая жилка в моем случае, наверное, главенствует, я больше менеджер, а параллельно музыкант. Ну, кому нравится — я рад.

L’One: Я все-таки стараюсь найти какую-то золотую середину. Не сваливаться в крайности радиоформата, потому что в принципе я за ним не гонюсь никогда, но в тот же самый момент я прекрасно понимаю: для того, чтобы собрать 5–10 тысяч человек, ты должен делать немного другую музыку, музыку для широкой аудитории. Понятную, но не значит простую. Отличающуюся от нишевости, от того, что привыкли называть русским рэпом. Поэтому деньги — это немаловажная составляющая. Я занимаюсь этим, чтобы позволить себе то, о чем мечтал в детстве, чтобы мой сын мог позволить себе еще лучшую жизнь, чем моя. Умышленно отказываться от этих благ — это странно.

Тимати: И потом когда комментаторы пишут это — это же действительно аргумент.

L’One: Это же главная, по сути, проблема комментаторов — они зарабатывают меньше, чем мы.

Тимати: Если бы комментаторы зарабатывали больше, чем мы, они бы не были комментаторами. Максимум просто подписались бы на нас в соцсетях и радовались бы успехам. Полноценный человек, который живет в гармонии с собой, который занимается любимым делом, хорошо получает, который счастлив и доволен собой — и реально растет, он никогда не будет сидеть и участвовать в каких-то дрязгах. Мы для чего здесь собрались? Заниматься любимым делом и получать за это деньги, то есть зарабатывать. Если бы никто не получал деньги, у нас бы не было такой индустрии, да и в Америке не было бы такой индустрии.

L’One: Я в свое время начал развивать в себе такую русскую мечту — которая присутствует там, на Западе, но отсутствовала здесь. Если мы посмотрим на Европу, то увидим у молодежи определенные способы развития — спорт, творчество, учеба. И они понимают, что если ты хочешь чего-то добиться в жизни, то ты идешь на американский футбол, на баскетбол, ты идешь в Гарвард учиться, стараешься попасть куда-то. Но у нас почему-то это никогда не культивировалось. Когда ты добиваешься определенной цели, то деньги сразу идут параллельным курсом.

Тимати: У нас в стране вообще долгое время — это изменилось, наверное, в последние пять-шесть лет — вообще считалось постыдным такое: если ты добивался успеха, то вообще не должен был это показывать. Это было чем-то стыдным: зарабатываешь столько денег, а остальной народ в стране плохо живет и голодает. А те, кто голодает и плохо живет, почему-то думают, что им не помогают они, у кого есть деньги. У того же Флойда спросили: «А почему вы никогда не даете денег? Мэнни Пакьяо дал на благотворительность столько-то, помог такому-то фонду». Он говорит: «Ребят, я из беднейшего квартала вышел с нуля. Мне в жизни никто не помогал. Почему я должен помогать другим?» Судить его за это тоже смысла нет, человек реально сам добился всего в жизни. И вот мы работаем, чтобы обеспечить себя, обеспечить семьи. Мы уже не живем в Советском Союзе, где много вещей были бесплатны — электричество и газ за счет государства. Мы живем в демократическом строе социума, в мире, где по большей степени все, к счастью или к сожалению, решают деньги. Монетизация — это критерий твоей успешности. Это круто, и я не считаю, что тут есть что скрывать. Поэтому если ты можешь себе позволить хорошую машину, большой дом и шесть раз в году с семьей съездить куда-нибудь — ну круто. Значит, ты по жизни правильно двигаешься.

L’One: Зарабатывать не стыдно, стыдно не зарабатывать в нашем возрасте.

• Недавно я смотрел интервью с Муслимом Магомаевым, и он внезапно рассказывал в нем про рэп. Русский, только начинавшийся, он сравнил со считалками Винни-Пуха, в то время как отметил, что американский он понимает из-за чувства ритма и близости к танцу. Прошло 22 года, но разница заметна — вам не кажется, что русский рэп стал отдельным жанром?

L’One: Я бы вообще сказал, что в принципе русский рэп сейчас — один из топовых музыкальных стилей в нашей стране. По крайней мере, хоть он пока и не может бодаться с поп-музыкой, с роком — вполне.

Тимати: Это полноценный сегмент. Раньше это была ниша, сейчас — сегмент. Есть EDM, есть рок, есть классическая музыка, есть поп, есть шансон. И вот рэп — такой же сегмент со своим наполнением, со своими героями.

• То есть вы согласитесь с тем, что он уже достаточно сильно отличается от американского?

L’One: Там все завязано на ритме — эти танцы, барабаны, это все у них в генах.

Тимати: А у нас все-таки больше мелодия превалирует — в том, что крутят по телику и на радио, идет упор именно на нее. Это не переделать, это национальная особенность.

• Собственно, как говорится, мы живем в неритмичной стране.

L’One: Абсолютно верно. Даже если обратить внимание — что мы и сделали в рамках создания «ГТО»…

Тимати: …что очень тяжело положить на ритм произведения семидесятых, восьмидесятых и даже девяностых, потому что многие из них просто аритмичны, потому что они существуют в какой-то другой бытности. И все в миноре — в девяносто пяти процентах от всего вообще.