«Выживут только любовники»: все в наших зубах

«Я предполагал, что вы зайдете на днях, — но, черт, обязательно было возникать из воздуха как привидение?» — сердится врач-гематолог по фамилии Ватсон: обнаружив у себя на рабочем месте красавца-мужчину в хирургической маске, с антикварным стетоскопом на шее и с бейджиком «д-р Фауст». «Мне так спокойней», — отвечает гость и, обменяв пачку долларов на два термоса крови (1-я группа, резус-фактор отрицательный), откланивается.

Списывать Джармуша со счетов было, конечно, глупостью. Пятилетняя пауза между фильмами, какой бы вечностью она ни казалась при сегодняшних скоростях — нормальный срок для полуподпольного режиссера. Случившиеся перед этим «Пределы контроля» — да, провал, но в каком-то смысле лишь подчеркивающий специальное джармушевское место на свете: раз в жизни человек решил выступить на злобу дня — и, пожалуйста, уснул прямо на трибуне, сомлев от кондовости им самим придуманного манифеста. Тем лучше теперь. Половина радости от «Любовников» — в том, что их никто особо не ждал: будто в пустой комнате кто-то, о ком ты и думать забыл, вдруг возник из воздуха и тронул тебя за плечо. Кто здесь? Да в общем, кто надо.

Для автора программного фильма о том, что поэту лучше всего живется с пулей в груди, наверное, грустно с возрастом обнаружить, что поэтов в мире развелось больше, чем пуль, убивают самых везучих, остальные — просто не при делах. Если в тех же «Пределах контроля» Джармуш еще хорохорился, выставляя культурное подполье боевой шпионской ячейкой (чей делегат в финале натурально затягивал удавку на шее мирового империализма) — здесь он подбирает для своего сидения на обочине менее хвастливую и гораздо более точную метафору. Его вампиры — что-то вроде геймановских «Американских богов»: сверхъестественные, но обремененные бытовыми проблемами существа, веками пившие кровь и способствовавшие прогрессу (все хорошее — от шекспировских пьес до теории относительности — тайком подсунуто человечеству ими), но в последнее время махнувшие на людей рукой — и как на аудиторию, и как на источник питания.

Белая, как мышь, бессмертная Ева (Тильда Суинтон) живет на чердаке в туристической части Танжера. Где-то там же ютится подлинный автор «Гамлета» 500-летний Кит Марло (Джон Херт). Муж Евы Адам (Том Хиддлстон, Локи из «Тора») переехал в Детройт, иногда они болтают по скайпу. Ева любит книги. Марло, как выпьет, ругает Шекспира. Адам собирает электрогитары, которые называет именами забытых английских композиторов, играет построк и ноет. Укусы в шею давно не практикуются: не по моральным причинам — просто в крови у людей стало много химии. Все сидят на очищенной донорской плазме, которую надо доставать из-под полы за дикие деньги. Мир говно, в Средние века было веселее, люди — зомби без ума и фантазии, уважения заслуживает только группа The White Stripes, и вообще, затяжная депрессия — хуже Ван Хельсинга. «Приезжай ко мне». — «Я, наверно, убью себя». — «Ладно, тогда я сама приеду».

Если пересказать «Любовников» актуальным сегодня языком советской критики, получится сатира на загнивающий мир творческой интеллигенции: нытик с гитарой, маразмирующий поэт-гомосексуалист, книжная барышня с чемоданом книжек — к середине у Суинтон еще объявится сестра, которую нельзя пускать гулять без поводка (но чтоб не портить сюрприз, про нее — ни слова). Плюс — Джармуш довольно рискованно балансирует между постмодернизмом для самых маленьких (доктор Ватсон с доктором Фаустом шутят про доктора Калигари и проч.) и криптическими жестами для совсем уж ближнего круга (что культурного зрителя раздражает еще больше, чем шутки, понятные всем). На самом деле эта торопливая ревизия дорогих имен и заглавий имеет абсолютно ритуальный характер: Джармуш заклинает все, что ему нравится, как демонов; пишет все известные ему знаки в магический круг. Минут 10 с начала фильма — и этот круг замкнется, загудит, как катушка Теслы, доставая электричество из воздуха, Тильда поцелует айфон и шепнет выросшим под крыльцом мухоморам: «Ребятки, а вы тут что делаете?» — и, в общем, той части культурной аудитории, которая на этой конкретной реплике еще не будет плавать в воздухе под потолком вниз головой и мелко подергиваться от удовольствия — ей, видимо, уже ничто никогда не поможет.

Название «Выживут только любовники» — на самом деле чуть измененная строчка из стихотворения, написанного в 60-е одним английским марксистом, в котором говорилось, что если бы все на свете умирали в 25, это было бы очень хорошо — ведь тогда аудитория концертов и поэтических вечеров состояла бы исключительно из юных влюбленных. Деталь, в общем-то, второстепенная, но, кажется, именно она окончательно превращает «Любовников» из просто чудесного фильма в идеальный манифест культурного сопротивления. Включающий в себя а) завуалированное пожелание большей части аудитории сдохнуть, б) признание оставшимся если не в любви — то в том, что без их крови художнику трудно, в) позитивную программу, сформулированную в самом финале, когда всем неразрешимым проблемам находится одно простое и замечательно старомодное решение. Здравствуй, тьма, мой верный друг. Вампиры — с народом.