Неделя страха «В России к хоррорам не очень готовы»: кинорежиссеры об ужасе и бизнесе

Этот материал впервые был опубликован в октябрьском номере журнала «Афиша»

Историю российского хоррора до нынешнего времени нельзя назвать насыщенной, это скорее хроника неудачных совпадений и просто провалов. Картина «Мертвые дочери» Павла Руминова притворялась хоррором, на деле оставаясь авторским экспериментом, фильм «С.С.Д.» («Смерть советским детям») Вадима Шмелева вышел в разгар кризиса 2008 года, «Юленька» Александра Стриженова не полюбилась критикам за оторванность от реальности. Все может измениться уже в этом году после успеха «Убрать из друзей», снятого российским режиссером Леваном Габриадзе за 150 тысяч долларов в Лос-Анджелесе и заработавшего больше 60 миллионов долларов в прокате. Хотя картина, спродюсированная Тимуром Бекмамбетовым, сюжетно и не связана с нашей действительностью, ее пример способен вдохновить продюсеров, режиссеров и сценаристов в России. В сентябре на российские экраны вышел фильм ужасов «Пиковая дама: Черный обряд» — есть шанс, что после него на рынок посыпятся десятки российских хорроров разных поджанров. «Афиша» изучила современную индустрию страха и собрала вместе создателей новых фильмов ужасов, ученых и критиков, чтобы поговорить о том, чем живут фанаты российских хорроров и в чем специфика отечественного ужаса — с точки зрения кино, ментальности и технологий. Практическую сторону вопроса — процесс создания хоррора — обсудили кинорежиссеры Габриадзе и Подгаевский.

Вы знаете, как рекламщик я могу сказать, что жанровое кино похоже на йогурт, это скоропортящийся продукт, и если у фильма первый уикенд не пошел — то все! Но если йогурты изготавливают сотнями тысяч стаканчиков, то кино создается в одном экземпляре. И вот вы вышли недовольные из зала, написали об этом, и два года моей работы потеряны. Это же большие деньги, если на них завод купить, и то пользы больше было бы.

В банк положить, опять же, можно.

Габриадзе: Тимур (Бекмамбетов. — Прим. ред.) сейчас делает фильм за 150 млн долларов, представляете?!

Подгаевский: Да, я как раз сейчас очень волнуюсь, «Пиковая дама» вот-вот в прокат выходит (разговор состоялся за несколько дней до премь­еры. — Прим. ред.).

Габриадзе: Давайте издалека все-таки начнем. Вы как занялись кино?

Подгаевский: Я раньше клипы делал. Это, конечно, не похоже на полный метр совсем. В клипах наснимал разного, а потом уже на монтаже собираешь как получится — кадрик-кадрик-кадрик. В кино монтажом мало что исправишь, снять что-то про запас тоже сложно, ведь время на площадке ограниченно. В общем, в кино я с настоящим ужасом столкнулся. А вы как в индустрию попали?

Габриадзе: У меня история интересная — одной ногой я, как уже говорил, стою в рекламе, а другой в театре отца (Резо Габриадзе — грузинский ­ художник, режиссер, писатель, сценарист, скульптор, руководитель театра марионеток собственного имени. — Прим. ред.). Это два совсем разных подхода, но я стараюсь их совмещать. Главное, как мне кажется, отличие кино от рекламы — это необходимость как минимум полтора часа держать внимание зрителя, а сделать это можно только драматургией. Еще рекламная индустрия очень политизирована, зависимость от клиента — сильная, много бюрократии, через которую сложно что-то протолкнуть. В кино же все постоянно меняется прямо на площадке.

Подгаевский: Да, в кино нет заказчика. Есть, конечно, продюсер…

Габриадзе: Ты его, так или иначе, сам выбираешь. К примеру, Тимур — идеальный продюсер для меня. Его сложно удивить, он всегда провоцирует, мол, давай еще круче придумывай.

Подгаевский: У меня на «Пиковой даме» продюсером был Георгий Малков. Давления никакого не было, но он задавал правильные вопросы: «Можешь мне этот момент объяснить? Я его не понимаю». Такая манера наталкивает на мысли.

Габриадзе: Знаете, как на войне бомбят? Ковровыми бомбардировками. Вот Тимур, посмотрев сценарий, может все к чертовой матери уничтожить. Ты думал, у тебя есть сценарий? Нет его.

Подгаевский: Как собраться после такого?

Габриадзе: Надо притвориться, словно ничего и не было, быстро выйти из стресса и продолжать работу. Тимур бомбит до самой премьеры, все перемонтируется и исправляется до последнего.

Подгаевский: Вообще, у меня столько вопросов про «Убрать из друзей». Я ваше кино видел, и мне оно очень понравилось. Слышал, что у вас был сложный процесс монтажа.

Габриадзе: Да, «Убрать из друзей» — технологически очень навороченный проект. Он начинался ­вообще как эксперимент с формой — ­Тимур ­однажды предложил снять хоррор полностью на рабочем столе компьютера. Такой новый формат found footage. Но из-за этого картину трудно было монтировать: герои говорят по скайпу, всегда сняты крупным планом, просто так не порежешь. Плюс там ведь еще и ­браузер с разными вкладками — Facebook, YouTube и прочие сервисы. Но я вам раскрою главный секрет «Базелевса» (кинокомпания ­Тимура Бекмамбетова. — Прим. ред.). Представьте себе, что съемочный процесс — это поход на базар. Обычно как происходит? Идет человек на рынок, много часов выбирает продукты, приходит домой такой радостный, что даже уже готовить не хочет, продукты такие вкусные сами по себе. Мы, наоборот, понимаем, что дома все только начинается. Поэтому иногда можем сэкономить на съемках, но побольше оставить на монтаж и остальной постпродакшен.

Подгаевский: А у вас много импровизации на площадке было?

Габриадзе: Конечно. Это же found footage, поэтому нужно было дать понять зрителю, что все происходит реально. Для мокьюментари невозможно диалоги писать. Вообще, мы полтора месяца в Лос-Анджелесе перед съемками репетировали — стояла такая атмосфера эксперимента. Мы же сначала не знали, что Universal заинтересуется фильмом, и думали, что просто на YouTube-аккаунте «Базелевса» выложим, посмотрим на реакцию. В итоге нам вся картина в 120 тысяч долларов обошлась. Но расскажите лучше про ваш фильм!

Подгаевский: У меня, наоборот, очень традиционный фильм ужасов, никакого found footage. Мой первый опыт хорроров, «Владение 18», был совсем малобюджетным, но мне всегда было интересно попытаться ухватить нашу действительность. Вот и в «Пиковой даме: Черный обряд» у меня тоже история про не самую счастливую российскую семью, детей, обычные спальные районы, муниципальные больницы. Интересно, что прокатчики, кинокомпания «Вольга», в качестве промоушена показали мой фильм магам из «Битвы экстрасенсов».

Габриадзе: Ну и как экстрасенсы отреагировали?

Подгаевский: Я, если честно, не спрашивал. Но зато критики бушуют. С одной стороны, ругают, а с другой стороны — у них большие ожидания от фильма, чуть ли не новую волну хорроров предсказывают, если сборы будут хорошие. Но вообще, прокатчики говорят, что в России у комедий потенциал гораздо выше, чем у хорроров. Аудитория шире.

Габриадзе: Конечно, традиция кинокомедии со времени СССР тянется. И театр у нас хороший, драматургов много, с комедией всегда было в порядке. К тому же большой бюджет не требуется, главное — остроумные шутки придумать.

Подгаевский: А вы же сами раньше комедии снимали? Тогда почему вдруг за хоррор взялись?

Габриадзе: Я одну вещь понял — я же сам романтические комедии не смотрю, мне как зрителю этот жанр неинтересен совсем. Тогда зачем их снимать? Меня захватывает кино, в котором кто-то умирает, в котором драма доведена до предела. Вот такие истории меня интересуют.

Подгаевский: У меня похожая ситуация. Комедии можно снимать за небольшие деньги, но они меня не трогают, хотя для молодого режиссера это хорошее начало, гарантия продюсерского внимания и обширная молодая аудитория. «Владение 18» я вообще случайно снял. Просто сложилось так — и бюджет небольшой нашелся, и сценарий, и актеры. Но «Пиковая дама» была уже совершенно осознанным выбором — я даже сценарий сам написал.

Габриадзе: То, что вы уже второй раз подряд снимаете хоррор, — это правильно. Надо некоторое время оставаться в одном жанре, потому что работа режиссера — это ремесло, а ремесло хоррора — это умение пугать людей. Сразу этому не научиться, нужно набить руку.

Подгаевский: Да, мне вообще нравятся жанровые рамки. Если я прихожу на фильм как зритель, я должен знать, на что иду: это фантастика, хоррор или мелодрама? Я сейчас говорю про такого зрителя-ребенка внутри себя. Дети же честно смотрят: либо нравится, либо нет, либо понятно, либо не очень. Никакого эстетства.

Габриадзе: Согласен, в жанровом кино важно придерживаться правил. В российском кинематографе, который еще не совсем оформился, случается, что вроде бы понятное кино вдруг как вильнет неожиданно совсем в непонятную сторону.

Подгаевский: Вы, кстати, в юности хорроры смотрели? Я ­помню, что все американские классические ужасы тогда затер на кассетах. Джона Карпентера очень любил — «Хеллоуин», «Нечто» и так далее.

Габриадзе: Я не очень много смотрел — в СССР ведь хорроров не было, да и в России это молодой жанр. При этом российский хоррор ориентируется на западные фильмы ужасов, которые сформированы во многом католическим сознанием. А у нас же совсем другие страхи! Поэтому в «Убрать из друзей» мы обращаемся к глобальной культуре.

Подгаевский: Мне, наоборот, хотелось чего-то родного. Я подумал, раз в детских лагерях до сих пор в Пиковую даму верят, то неплохо бы снять кино, как она действительно появилась и всех незадачливых тинейджеров переубивала, да еще и родителей не пощадила. Я уже потом узнал, что вся эта культура тоже c Запада пришла: в США, например, бойскауты с помощью зеркала Кровавую Мэри вызывают.

Габриадзе: Наша родная страшилка — это «Вий», к примеру, пусть история и на территории современной Украины происходит.

Подгаевский: Точно! Вообще, в России к хоррорам, конечно, не очень готовы. Когда я искал продюсеров, то заметил, что они все боятся рисковать и давать деньги: «Ну покажи хоть один такой успешный проект».

Габриадзе: Надо было «Ночной дозор» в пример привести.

Подгаевский: Не подумал. Но я в итоге показывал ролик на YouTube про вызов Пиковой дамы, который какие-то подростки на коленке сняли, — он собрал больше миллиона просмотров. Это сработало, и продюсеры поверили в коммерческий потенциал проекта.

Габриадзе: А что на самом деле значит «коммерческий ­потенциал»? Это значит, что режиссер выбрал зрителя, для которого он снимает кино. Нельзя делать для всех, тогда ничего не ­получится просто. В случае с «Убрать из ­друзей» мы подумали: «Кто проводит ­большую часть времени напротив монитора? Конечно, молодежь. А какая история для такой аудитории ­может быть релевантна? Какая проблема их волнует? Конечно, проблема ­троллинга и кибербуллинга — эта тема в США сейчас очень актуальна». Так нам удалось объединить форму, содержание и аудиторию.

Подгаевский: Я слышал, что вы собирались делать альтернативный вариант с адаптированным под Россию сценарием, потому что у нас эти проблемы не так остро стоят. Почему не сняли?

Габриадзе: Представьте, что вы уже два года потратили на один проект. Вы готовы потом еще столько же им заниматься? Я бы лучше за новую идею взялся. Если хотите — сами напишите сценарий, а мы поможем вам снять.

Подгаевский: С удовольствием! Мне вообще кажется, что на российской почве сделать современный хоррор — непростая задача. Когда я пытался добавить в «Пиковую даму» сюжеты, связанные с нашей ментальностью, это не всегда естественно смотрелось в рамках сложившегося голливудского жанра. Забавная получается ­ситуация: если герой ведет себя по-американски, то это фальшиво смотрится, так как действие происходит в России, а если он ведет себя по-русски, то это уже фальшиво смотрится, так как все привыкли к западным хоррорам.

Габриадзе: Но вообще, знаете, очень хорошо, что есть такие вот попытки поднять жанровое кино. В Советском Союзе была студийная система, которая производство фильмов на поток ставила. Да, там была сложная процедура, все эти цензоры и редакторы, через которых нужно было протащить свой сценарий, но в итоге фабрика работала. У нас же сейчас каждый поодиночке: режиссеры, продюсеры, все кого-то ищут.

Подгаевский: Действительно, студийной системы нет, поэтому я с позиции зрителя понимаю, что идти на российский фильм часто боязно. Никогда не знаешь, что тебя ждет. Вот у тебя два постера: американского хоррора и российского хоррора, цена билета одинаковая. Куплю ли я билет на отечественную картину? Будь я помоложе, денег поменьше, я бы крепко задумался и, может, выбрал гарантированно качественный продукт, а не кота в мешке.

Габриадзе: Вы знаете, нам нужно, чтобы после этого интервью режиссеры побежали снимать, а зрители смотреть. Наши фильмы все-таки пример того, как за маленькие деньги путем эксперимента можно сделать что-то любопытное. И если молодые режиссеры пойдут делать кино, это же будет прекрасно. А там и индустрия подстроится.

Краткая история российских хорроров в цитатах кинокритиков

«Жесть» (2006)

«Конечно, «Жесть» беспечно вальсирует по тем граблям, на которые благополучно наступили все прошлые русские жанровые эксперименты (видели бы вы лофт, где проживает сотрудница «Комсомолки», и на чем ездит простой милиционер Разбегаев), но ворчать на это как-то уже скучно. Во-первых, все равно никто не слушает, во-вторых, наплевательское отношение к реальности начинает потихоньку давать минимально съедобные плоды: в сравнении с большинством русских фильмов в «Жести» хоть сколько-нибудь интересно выдумано пространство». (Роман Волобуев, «Афиша», 13 марта 2006 года)

«Мертвые дочери» (2007)

«Руминов не дает жизни на экране течь нормально. Он замечательно умеет снимать женские лица, девятиэтажки, кровь на кленовых листьях. У него — небесной красоты артистка Екатерина Щеглова и (кажется) некоторые собственные идеи насчет добра и зла. Но распорядиться этим он не может, так как до судорог боится, что его перестанут слушать. Паника перед потенциальным зрительским равнодушием — это вообще бич русских кинематографистов с идеями. Они как-то тотально не уверены, что кому-то интересны, когда не орут». (Роман Волобуев, «Афиша», 29 января 2007 года)

«С.С.Д.» (2008)

«Искренне, с чувством снять страшный слешер у него (режиссера. — Прим. ред.) пока не выходит, и, когда руки с топором совсем опускаются, режиссер просто отрубает свет, доводя до абсурда известное правило низкобюджетного хоррора: самое страшное — это то, чего не видно на экране. Интересно, кто-нибудь, кроме пары критиков-извращенцев, воспримет это как хорошую шутку, а не как личное оскорбление?» (Василий Корецкий, Time Out, 1 сентября 2008 года)

«Юленька» (2008)

«Неясно, что страшнее — сама по себе идея фильма ужасов, целиком снятого в стилистике рекламы йогурта, или гипотетическая возможность того, что где-то на свете правда живут люди, которые так занимаются сексом на таких вот красных простынях, предварительно установив на прикроватный столик такие корзинки с наливными яблоками». (Роман Волобуев, «Афиша», 4 февраля 2009 года)