Питер Джексон: «Толкину такое и присниться не могло»
Перед премьерой второй части «Хоббита» в Берлине ее создатель Питер Джексон объяснил Антону Долину, как ему не надоело столько лет экранизировать Толкина.
Питер Джексон
Вы почему босиком? Зима же на дворе.
- У меня под ногами немецкий ковер. Вы вообще ходили когда-нибудь по немецким коврам? Знаете, какое это наслаждение? То-то же. Я и вообще стараюсь ходить босиком, когда могу.
- Мы с вами встречались после «Приключений Тинтина», и на вас были ботинки!
- Это случайно. На съемках я всегда в обуви, а в промежутках стараюсь обходиться без нее. И хоббиты здесь ни при чем. Простое совпадение.
- А как же ваш персонаж, который мелькает в первых кадрах «Хоббита: Пустоши Смауга»? Можно успеть рассмотреть, что он довольно агрессивно откусывает от морковки.
- Ах, морковка… К этой роли я морально готовился всю жизнь. Но пока не готов раскрыть ее тайную суть (смеется).
- Долго ли вам еще корпеть над «Хоббитом»? Ведь наверняка съемочный период закончился?
- Ну, еще годик придется потерпеть. Съемки закончены, рабочий монтаж готов, но визуальные эффекты в таких фильмах, как наш, сами понимаете, делаются долго. Так что приступаем к полировке. Процесс будет изнурительно долгим.
- Устали?
- После «Властелина Колец» я поклялся никогда не возвращаться к Толкину, настолько был истощен. Но прошли годы, и я примирился с идеей экранизации «Хоббита». Особенно когда понял, что мы не будем делать детскую сказочку, а взглянем на события книги с точки зрения эпоса «Властелина Колец».
- Это все-таки один девятичасовой фильм, который пришлось поделить согласно коммерческим и прокатным нуждам? Или три разных фильма?
- Ответить однозначно трудно. Мы делаем все возможное, чтобы каждый отдельный фильм был независимым от остальных аттракционом. Но и художественное единство трех фильмов — задача номер один. А еще есть чисто техническая задача, чтобы серии продолжали друг друга и пару лет спустя каждый мог бы посмотреть их в хронологическом порядке: сначала три «Хоббита», потом три «Властелина Колец». Жонглируем, мухлюем, балансируем, как умеем, чтобы добиться всех этих целей сразу.
- Если фильмов все-таки шесть, есть у вас среди них любимцы?
- Дайте мне закончить, тогда и выберу! Хотя… (Пауза.) Мне всегда нравилось «Возвращение короля». Нет, нет, зачеркните, я перепутал. Не «Возвращение короля», а «Две крепости». Люблю фильмы из середины трилогий. Не надо ни начинать, ни заканчивать: свободы больше. И можно поразвлечься.
- Незаконченность вас не смущает?
- Наоборот, нравится. Это же игра. Контракт, который ты заключаешь с аудиторией: закончим на полуслове и прервемся еще на годик. Вообще, я, конечно, полюбил снимать трилогии, потому что в них можно нарушать так много общепринятых законов сюжетосложения.
- Вы заговорили о публике. Какая ее реакция для вас важнее всего?
- Я смотрю на себя как на человека, развлекающего других людей. Если очень-очень много зрителей посмотрели «Властелина Колец» и первую часть «Хоббита», им понравилось, и они просят еще, лучшего комплимента мне не нужно. Я не выпендриваюсь и не строю из себя важную шишку, но ответственность чувствую колоссальную. Понимаете, я снимаю фильмы для тех, кто наслаждается походами в кино, это настолько просто. Я сам вырос в кинотеатре, и есть ли большее удовольствие, чем знать, что кто-то вырос на моих картинах? Я уносился в другие миры, и сердце замирало от визуальных эффектов, — а сейчас кто-то другой переживает этот эскапистский кайф благодаря мне. Для того и живу.
- Хочется сказать вам спасибо как минимум за сцену с Беорном, который смотрится куда более мрачно и эффектно, чем можно было ожидать.
- О, этим персонажем я очень горжусь. Он такой загадочный, пугающий, постоянно меняющий форму… Беорн у нас получился не таким, как у Толкина. Мы в самом деле не можем сказать, служит ли он добру или злу: он неуловим, в его фигуре чудится угроза. К счастью, как объясняет он сам, гномы ему не так антипатичны, как орки.
- Другая ваша неоспоримая заслуга — потрясающий дракон.
- Спасибо. Штука в том, что Смауг — не просто страшный огнедышащий дракон, а очень яркий персонаж. Это нас и спасло. А о том, как сделать его отличающимся от тысяч других кинематографических драконов, я, наоборот, старался не думать вовсе, чтобы не сойти с ума. Пожалуй, эта мысль была самой сильной моей фрустрацией: я не мог выгнать из головы голос Шона Коннери, говорившего за дракона в «Сердце дракона». Мне казалось, что и Смауг должен говорить точно так же. Как быть? С другой стороны, мне был нужен не какой-то оригинальный дракон, а самый классический из всех. В общем, мы создавали неповторимую личность. И решающую роль здесь сыграл Бенедикт Камбербатч. Он создал такой же неповторимый образ, как Энди Серкис с Голлумом. Тем более что сам принцип диалога хоббита Бильбо с таинственным существом был похожим — за исключением того, насколько дракон страшнее и опаснее Голлума. То есть персонаж проявлялся в диалоге. Смауг не убивает Бильбо достаточно долго, потому что ему нравится поговорить. Ведь он не просто кровожадная тварь, но психопат-параноик. Он двести лет ждал, когда появится собеседник или противник, но надеялся на рыцаря или на целую армию, а появляется эдакий маленький зверек! И он начинает перебрасываться с ним репликами, чтобы понять, откуда тот взялся и чего хочет. В этой беседе Смауг и перестает быть обычным чудовищем, превращаясь в неповторимого героя.
- Как вы полагаете, сам Толкин бы одобрил ваши фильмы?
- Мне кажется, многое ему бы ужасно понравилось. А что-то наверняка бы взбесило. Сама идея экранизации его книг ничего революционного в себе не заключает: сам Толкин продал права еще при жизни, а значит, был готов увидеть фильмы по «Властелину Колец» и «Хоббиту». Еще одна важная деталь: он не имел ничего против расширения его мира и сюжета книг в рамках изобретенной им мифологии — именно это мы и делаем. Уверен, что Толкин пришел бы в несказанный восторг, когда бы увидел сегодняшние кинотехнологии. Ему такое в 1968-м и присниться не могло.
- А что с фанатами Толкина? Они вас перестали пытать? Смирились с вашими экранизациями? И смирились ли вы с их безостановочным контролем?
- Этот перелом произошел в моем сознании давно, еще во времена съемок «Властелина Колец». Я понял, что гораздо приятнее и интереснее быть открытым фанатам, а не прятаться от них. В процессе запуска трилогии мы скрывались от всего мира, формировали и подписывали специальные протоколы секретности: никто из посторонних не должен был подобраться к съемочной площадке на несколько километров. Но в самом начале съемочного периода один веб-сайт опубликовал пиратскую фотографию с площадки — и все было разрушено! Дело было на чьей-то частной земле, продюсеры бросились к владельцу разбираться и требовать, чтобы тот повесил везде запрещающие таблички… Я сказал тогда: «Стоп. Секундочку. Может, хватит?» И мы сами позвали на съемки журналистов и фанатов: пусть увидят, что и как мы делаем. Все тут же успокоились. Так с тех пор и работаем. Плевать на стратегии: показываем многое, рассказываем еще больше — но осторожно, чтобы не испортить сюрпризы публике. Это вопрос поддержания равновесия. Пока худо-бедно справляемся.
- С другими фильмами было проще? Не толкиновскими?
- Да вообще раньше было проще. В моей молодости никто ничего не знал о том, как снимается кино. Это был очень таинственный процесс, для посвященных. А теперь он прозрачен для всех. Хорошо ли это, понятия не имею. Возможно, часть магии из-за этого испаряется. Зато, с другой стороны, мы рекламируем то дело, которым занимаемся, привлекаем молодых для участия в индустрии, стараемся не забывать об образовательном аспекте. Знаете, сколько детей после фильмов о фильме проникается идеей пойти в кинематограф? Больше, чем прежде, уж поверьте.
- Вы растянули «Хоббита» на три трехчасовых фильма — он в итоге длится столько же, сколько длился «Властелин Колец», хотя книга раза в четыре меньше. По меньшей мере на этот раз все отснятое вошло в картину? Или опять готовите расширенную режиссерскую версию?
- Конечно, готовлю! Масса сцен не вошло в фильм.
- Как так получилось?
- Да очень просто. Я снимаю, снимаю, снимаю. Потом мы садимся монтировать и осознаем, что какой-то эпизод не помещается — обычно очень яркий и самостоятельный, сокращать его тоже обидно. И мы решаем пожертвовать частью ради целого… Но, конечно, сохранить ее для последующего переиздания. Однако понять, что и где, я могу только после окончания монтажа.
- Но вы, конечно, не скажете, что мы увидим в этих вырезанных сценах?
- Ни за что.
- А в третьей серии?
- Ни слова! Ну ладно, пару слов. Третий фильм будет самым эмоциональным и трогательным. Во второй серии мы завязали несколько узелков — и развяжутся они так, что мало не покажется.