Стеллан Скарсгорд: «Фильмы Триера — сказки для взрослых, а сам он — Андерсен»
В российский прокат выходит вторая часть «Нимфоманки» Ларса фон Триера. Антон Долин поговорил с исполнителем главной мужской роли о еврействе, сексуальности и свободе слова.
- Что привлекло вас в роли, которую вы сыграли? Ваш персонаж весь фильм сидит на одном месте и разговаривает, не принимая никакого участия во всех творящихся бесчинствах. Это вас не смутило?
- Напротив. «Нимфоманка» — богато вышитый ковер, в котором мой орнамент один из самых интересных. Будь это прямолинейное описание жизни одной женщины, я не уверен, что вы бы выдержали четыре часа такого зрелища! А с Селигманом, которого сыграл я, фильм превратился в подобие старого доброго романа, со всеми отступлениями, которые и придают повествованию объем. Лично я как зритель могу сказать одно: посмотрев полную версию на пять с половиной часов, я хочу еще.
- Ваш герой не верит в концепцию греха. А вы?
- Нет, конечно. И уж точно если бы верил, то не в религиозном смысле. «Грех» — просто клеймо, которое мы ставим на поступках, табуированных в далеком прошлом; привычка, не более того. Сам я не грешу… А если бы грешил, вам бы не сказал. В любом случае это слово не из моего лексикона.
- Вы старожил триеровского кинематографа: уже снимались у него в «Рассекая волны», «Королевстве», «Догвиле» и «Меланхолии». Вы уже ко всему привыкли с Ларсом?
- Ко всему привыкнуть невозможно. И не нужно. В тот день, когда я перестану учиться, поменяю профессию. А «Нимфоманка» была очень поучительной. Одни только мои реплики занимали полных девяносто страниц сценария — этого, вообще-то, с лихвой хватило бы на полноценный полуторачасовой фильм. И все это время я говорю. Никогда ничего подобного я в жизни не играл. Даже выучить все это — настоящий ад! К счастью, я актер театральный, привык к зубрежке сложных диалогов.
- Можете сравнить сценарий «Нимфоманки» с каким-то театральным материалом?
- Не думал об этом. Естественно, Ларс — скандинав, и поэтому невозможно не увидеть каких-то параллелей с нашими главными гениями, от Стриндберга до Дрейера или Бергмана. Но влияния Тарковского тоже не отнять! С другой стороны, в Ларсе есть что-то от детского писателя. Его диалоги всегда замечательно наивны, в них звучит какая-то неиспорченность. Это невероятно. Он сказал мне: «Стеллан, если хочешь, можешь импровизировать», но куда мне до него! Я просто не в состоянии так мыслить и разговаривать, как это делает Ларс и его персонажи. Его фильмы — сказки для взрослых, а сам он — Ганс Христиан Андерсен. Правда, все сказки — с рейтингом 18+.
- Что вы вообще думаете о Селигмане, своем герое?
- Он уверен, что знает о жизни абсолютно все. Однако его знания почерпнуты из книг, а в реальности он вообще ничего не знает. Когда в его доме появляется Джо, она распахивает все закрытые двери и окна — после чего Селигман начинает меняться. В нем даже начинает теплиться маленький, едва заметный огонек сексуальности.
- А почему, как вы думаете, Триер сделал его евреем?
- Потому что Ларс сам еврей. Точнее, был им, считал себя им до тридцати лет. А в «Нимфоманке» всё и все — Ларс, не больше и не меньше. Он еврей-всезнайка, он же и уязвимая женщина. Каждое отступление от сюжета, будь то рыбалка, числа Фибоначчи или полифония Баха, — частичка мозга Ларса.
- Вы не пытались подробнее расспрашивать его об этом?
- Пытался, а толку-то? Спросишь: «Почему рыбалка?» — а он ответит: «Потому что я люблю рыбалку».
- Триер изменился за те двадцать лет, что вы знакомы и работаете вместе? В «Нимфоманке» же, по сути, действуют его два вечных персонажа — мужчина-идеалист и раздираемая внутренними противоречиями женщина…
- Вы же видите разницу между Бесс из «Рассекая волны» и Джо из «Нимфоманки»? Бесс была человеком абсолютно здоровым, у нее не было маний и фобий… Ларс, естественно, меняется. Многие изменения связаны с его личной жизнью, в которую я лезть не хочу — однако он поменял жену с тех пор, как мы познакомились. Это сделало его другим человеком. Он позабыл многие свои идеи фикс, возмужал и созрел. В том числе как художник. Он стал лучше понимать людей и меньше их бояться. Что касается техники, то он справился со своей манией контролировать все. Его первые три фильма были слишком совершенны, и это убивало их! Освобождение наступило с «Рассекая волны», и дальше он начал отказываться от лишних технических средств, начиная с «Догмы 95» и заканчивая «Догвилем» и «Мандерлаем», где остались только актеры и текст, больше ничего. Дойдя до совершенства в работе с актерами, он постепенно начал возвращать себе технические средства, одно за другим. Из-за этого «Меланхолия» стала одним из самых компромиссных фильмов в его карьере. Но теперь он опять позволяет себе разные странности и дикости, что меня очень радует.
- Ваш герой сравнивает религию и секс. Вы тоже считаете секс разновидностью религии?
- Нет, конечно. Секс — это инстинкт, такой же, как голод или жажда. Это неотъемлемая часть нашей животной натуры. А религия — причем любая — пытается натуру контролировать. Но я не хочу, чтобы меня контролировали. По счастью, родители воспитали меня в свободной семье. Они постоянно ходили по дому голые, и мне в голову не приходило, что гениталии относятся к табуированной зоне. Уже в младших классах, когда мои одноклассники искренне верили, что детей приносит аист, я прекрасно знал, откуда они берутся на самом деле! Секс — важнейшая часть моей жизни. Мы все — репродуктивные машины. Собственно, мы едим и пьем только для того, чтобы поддерживать функцию воспроизводства. Разумеется, этим дело не ограничивается: мы еще умеем думать и воображать, это помогает нам регулировать свои инстинкты и управлять ими.
- А нимфоманка Джо не способна ими управлять?
- Просто она женщина. А в современном обществе женщине все еще не позволено то, что допускается в отношении мужчины. Любой мужик, который перетрахал кучу баб, вызывает уважение у окружающих, а женщину за это же все считают ….
- Джо ведь еще дальше заходит, она выражает сочувствие педофилу.
- Я, разумеется, считаю, что секс хорош и вообще дозволителен только в том случае, если в нем задействованы совершеннолетние, которые получают от этого взаимное удовольствие. С другой стороны, любой человек заслуживает сочувствия, разве нет? Как сказано в фильме, педофил не может перестать быть педофилом, однако если он не практикует педофилию, то ему можно лишь посочувствовать — никаких других чувств он не заслужил. Сегодняшняя охота на педофилов доходит до абсурда: меня могут арестовать за то, что я моюсь в ванне с моими детьми! А ведь я вообще-то так и поступаю. Вот подобные законы и есть настоящее извращение. У нас в Швеции был случай: женщина рассказала полиции со слов своей сестры, что племянник потрогал пенис своего папы. Ну случайно! Бывает. Однако этого папу тут же арестовали, его отлучили от детей, потом был суд, их дом многократно обыскивали… Нашли фотографии детей, играющих во дворе, и назвали их доказательством педофильских наклонностей подсудимого. В итоге его оправдали, но где-то полгода не пускали к собственным детям.
- Еще одна вещь, которую общество пытается контролировать, — что явно вызывает неудовольствие у Триера, — это свобода слова, которой в «Нимфоманке» посвящен довольно яркий диалог.
- Полагаю, вы догадались, что он спровоцирован инцидентом в Каннах. Господи, я до сих пор в бешенстве от той истории. Ведь именно Канны кричат на каждом углу о том, как они защищают свободу слова! Ага, как же. Свобода слова существует до тех пор, пока ей не решает воспользоваться Ларс фон Триер. Тут и свободе конец. И не думайте, что Ларс — эдакий циник, который ликует по поводу случившегося. Он был серьезно травмирован. Он находился в одном зале с журналистами, которых считал своими друзьями и сторонниками, а они так с ним поступили. Каждый из них знал, что Триер не нацист, он просто по-идиотски пошутил. Однако наутро все газеты мира кричали, что он нацист, а его детям не давали прохода в школе! Ларс был ранен и разгневан тем, как трусливо повел себя фестиваль: сперва потребовал извинений — и он моментально извинился, а потом все равно выкинул его. Уверен, под давлением спонсоров, один из которых — «Мерседес». Естественно, им не нравятся разговоры про нацизм. Ведь они до Канн были спонсорами Второй мировой войны.
- Однако вы все-таки признаете, что шутка была неудачной. А ведь тут он опять нарывается, на этот раз с чернокожими.
- Послушайте, одна из главных задач Ларса в жизни — нарушать запреты, а табу есть в любом обществе, сколь бы либеральным оно ни прикидывалось. Идет ли речь о религиозном запрете или просто о консенсусе вокруг политической корректности. Взять тех же чернокожих. Долгие столетия их называли неграми — и никого это не смущало: Мартин Лютер Кинг использовал это слово. Что ж, условия их жизни были чудовищны и после отмены рабства; поэтому придумали слово «цветные», что ничуть не помогло улучшить ситуацию. Ну изобрели слово «черные». Все равно не работало! Тогда они перешли на «афроамериканцев»… Несмотря ни на что, даже сейчас количество чернокожих, сидящих в тюрьмах, многократно превосходит число белых заключенных. Словами делу не поможешь, улавливаете, о чем я? При помощи слов общество прячет от себя правду.
- Триер заклеил себе рот скотчем и отказался говорить вообще.
- Если он не может говорить свободно, лучше он обречет себя на вечное молчание. Ведь он, верьте или нет, абсолютно всегда говорит то, что думает. А вы слушайте впредь внимательнее. Это относится и к журналистам, и к их редакторам, которые придумывают передовицы. Теперь Триер говорит при помощи своего фильма — и, как мне кажется, довольно внятно. Свобода самовыражения и свобода слова невероятно важны. «Нимфоманка» — еще и об этом. Европейское общество становится год от года все более пуританским. Мне кажется, это тесно связано с различными движениями в защиту семейных ценностей. Нет бы пропагандировать стародавний тезис «плодитесь и размножайтесь»! Напротив, они следят за нравственностью и лезут в чужую сексуальную жизнь, а в основе всего — разумеется, религия. Хоть мне казалось, что Скандинавия — самое эмансипированное место на планете, это начало затрагивать и нас.
- Все-таки у вас ситуация получше, признайте.
- Скажите спасибо викингам. Еще в раннем Средневековье женщины у нас были равны мужчинам, у них было право наследовать и даже возглавлять кланы. Равновесие нарушилось с приходом христианства. В последние полвека Скандинавия успешно справлялась с последствиями войны, а заодно истребляла религиозные предрассудки. Сейчас мы постепенно возвращаемся к стандартам викингов, и это прекрасно.
- Признайтесь напоследок: вы единственный актер, у которого не было порнодублера на съемках?
- Кто вам сказал? Расскажу вам, как Ларс позвал меня в этот фильм. Позвонил и сказал: «Стеллан, я снимаю порнофильм. Хочу пригласить тебя на главную роль. Только предупреждаю, трахаться не придется». Я говорю: «Ладно, что поделать». — «Но учти, придется показать твой пенис, и он должен быть маленьким и жалким!» Я ответил: «Хорошо, но я буду говорить всем, что это не мой пенис, а пенис Ларса фон Триера».
- Расписание Афиша
- Билеты Рамблер-Касса
Интервью