Венеция-2015 Сколимовский, Беллоккьо, де Пальма и другие ветераны: незавершенное время

Удивляйтесь, негодуйте или радуйтесь, но вплоть до последних дней 72-го Венецианского фестиваля в двух рейтингах, критическом и зрительском, первое место уверенно держит «Франкофония» Александра Сокурова. Кажется, режиссер — уже признанный (особенно здесь, где его награждали «Золотым львом») классик, материал его картины — дела давно минувших дней: какой-то Лувр, какая-то война… Но публика единогласно голосует за эту архаику, провозглашая ее более актуальной, чем все искания режиссеров следующего поколения, конкурирующих с Сокуровым за призы.

Можно сказать, что Венеция в этом году показала кризис молодого кино. Мало какие надежды оправдались — от Кэри Фукунаги и Тома Хупера, отказавшихся ради плакатного искусства от мало-мальски осмысленного художественного поиска, до, например, санденсовской звезды Дрейка Доремуса или почитаемого в Италии Луки Гуаданьино, в чьих фильмах виртуозная форма успешно затмила даже намеки на содержание. «Равные» Доремуса — претенциозная футурологическая версия «Ромео и Джульетты»; Николас Холт («Безумный Макс») и Кристен Стюарт («Сумерки») играют жителей мира, где любовь объявлена вне закона, — но куда больше нежных чувств автора волнует дизайн, оттенки белого на белом. «Больший всплеск» Гуаданьино — манерный пересказ старого триллера «Бассейн» с участием Тильды Суинтон в роли потерявшей голос рок-певицы, Рэйфа Файнса в роли бывшего звукорежиссера The Rolling Stones и, наконец, звезды «Пятидесяти оттенков серого» Дакоты Джонсон в роли несовершеннолетней соблазнительницы. Динамичное зрелище ради зрелища — развлечение для аудитории и заскучавших артистов. При чем тут вообще фестиваль, цель которого — раздвигать границы кино и искать новые горизонты, совершенно непонятно.

Но можно взглянуть на это иначе. Венеция в этом году показала, что понятие возраста для кинематографа — незначительное, условное. Например, одним из самых ярких событий здесь оказалась внеконкурсная премьера ленты Ноя Баумбаха и Джейка Пэлтроу «Де Пальма», по случаю которой почетный приз за вклад в кинематограф вручался самому герою, Брайану де Пальме. Режиссеры провели с великим и ужасным мэтром десять лет, записывая его воспоминания и анекдоты, а потом превратили их в подробнейшую двухчасовую летопись, исповедь без стыда и совести, в которой автор «Кэрри» и «Лица со шрамом» рассказывает о своей умопомрачительной карьере — демонстрируя юмор и бесстрашие, которые с трудом можно представить сегодня. Как живо, нахально, по-прежнему авангардно смотрятся даже крошечные фрагменты из старых картин де Пальмы в сравнении с анемичными киноопытами самих Баумбаха и Пэлтроу, отступающих в неминуемую тень рядом со своим кумиром!  

Рядом с инфантильными экзерсисами молодежи уместными показались не только благородная старомодность Сокурова и макабрический шарм де Пальмы, но и, например, свобода на грани хулиганства, продемонстрированная 75-летним Марко Беллоккьо, автором десятка прославленных картин и итальянским фаворитом нынешнего конкурса. Его семейная лента «Кровь моей крови», где у половины членов съемочной группы — та же фамилия, что и у режиссера, снималась в родном городке клана Беллоккьо, Боббио. «Кровь моей крови» — вольное соединение двух разножанровых фильмов под одной обложкой и с одними актерами. Барочная драма об одержимой Сатаной монахине-соблазнительнице, которую инквизиция решает замуровать заживо, перетекает в современную комедию о престарелом вампире, чье обиталище, бывший монастырь, решает купить для своих целей русский олигарх-композитор по фамилии Рикалков. Скользя от стилизованной патетики к откровенному гротеску, Беллоккьо умеет передать в экранной ткани то единство, которое через века связывает поколения людей с одной родиной.

Фильмы большинства ветеранов поражают именно тем, как мастерски опытные мастера управляются с важнейшей материей кинематографа: временем. Самое веское тому подтверждение — новая картина культового режиссера из Польши, бывшего сценариста Романа Поланского и лауреата важнейших фестивалей мира, 77-летнего Ежи Сколимовского. «11 минут» — работа, в которой нет ничего старческого. Напротив, ее распирает от молодой рок-н-ролльной энергии, и в финале хочется потребовать еще. Ведь полтора часа протекают возмутительно быстро — фактическое действие укладывается в заявленные заголовком минуты, синхронно прожитые одиннадцатью героями в один ничем не примечательный варшавский день, с 17.00 до 17.11.

Начинающая актриса — красавица-блондинка — приходит в отель к американскому режиссеру на прослушивание, на одиннадцатый этаж, в комнату 1111. Ее параноик-муж с разбитой в недавней драке физиономией незамеченный подслушивает под дверью. Рядом с отелем бывший профессор, вышедший месяц назад из тюрьмы, продает хот-доги проходящим мимо монахиням и одинокой девушке с собакой. Его сын, курьер-наркоман, вот-вот подъедет на мотоцикле, чтобы помочь отцу оттранспортировать фургончик с сосисками. Неподалеку бригада скорой помощи госпитализирует беременную женщину, которой стало плохо. Влюбленная пара верхолазов смотрит порно. Молодой человек планирует ограбить антикварную лавку. Пожилой художник под мостом работает над акварельным пейзажем, но на лист бумаги случайно падает клякса. В этот же момент полицейский у мониторов камеры наблюдения замечает похожее черное пятно — битый пиксель.

«11 минут» могут напомнить и знаменитую «Магнолию», и несправедливо забытый «Тайм-код», и трагический «71 фрагмент хронологической случайности» Ханеке, и энергичные первые картины самого Сколимовского. Однако при внешней схожести приемов это абсолютно самобытная и радикальная, пусть и декларативно-поверхностная (ведь ни в одну из историй, которых так много, невозможно проникнуть до конца) работа. Виртуозно сводя воедино не только разные характеры и сюжеты, но и жанры, от комедии до триллера, от социальной драмы до эротики, режиссер подчиняет себе время — убыстряет ход событий до лихорадочного бега и одновременно замедляет каждый из сюжетных потоков вкраплениями параллельных линий. Та черная дыра, к которой ведет нас Сколимовский, — не только катастрофа, призванная изменить судьбы всех персонажей, но и фильм как таковой, позволяющий найти смысл в абсурдном, а судьбу — в случайном. Другими словами, «11 минут» — рефлексия и о судорожности современной реальности, в которой мы принуждены жить настоящим, не помня о будущем, и о непреходящей силе кино, которое даже в наши постпостмодернистские дни обладает неограниченным, до сих пор не исследованным потенциалом.

Подобные редкие фильмы помогают понять, что даже если жизнь и лишена смысла, то кинематограф им все-таки обладает. А значит, и фестивали до сих пор необходимы. Несмотря на то что большинство показанных на них картин никуда не годятся.