«Сейчас все делается тупо ради бабок»: кто придумывает шутки на российском ТВ

«Я работал в отделе спецпроектов Первого канала (который отвечал за программы «Прожекторперисхилтон», «Мульт личности», новогодние передачи). Все люди попадали в отдел через КВН. У нас только двое — я и еще один парень — никогда в нем не играли. Я обедал в Питере со своим другом и его знакомым и шутил как из ведра. Я знал, что знакомый друга — автор Первого канала, и в конце обеда он спросил, для какой команды КВН я пишу, а когда узнал, что ни для какой, предложил попробовать себя на ТВ. Я начал писать скетчи для «Мульта личности», а потом меня пригласили в отдел.

Сейчас у меня КВН вызывает чувство неловкости, но в конце 90-х это была огромная школа — случалось, что люди за ночь переписывали по несколько номеров, получали огромный опыт. На ТВ просто не было других таких людей, которые умели бы так хорошо и так быстро работать, как кавээновские сценаристы. Я, когда пришел в отдел, первую неделю думал, что умру от смеха, потому что ребята впроброс спокойно рассказывали миллиард ужасно смешных шуток, это был сумасшедший уровень совершенно. Сначала ты думаешь, что это такая работа мечты — приходишь, ничего не делаешь и только шутишь. Но на самом деле на выходе — это обычный офис, просто там производятся шутки. Ни фига все не добряки, это большая иллюзия, что все друг с другом дружат, — плетутся такие же интриги, как везде, даже, наверное, еще и больше. Не самое приятное место, многие, уходя оттуда, выдыхали.

Нас было около 15 человек, все работали по группам, только я был один, как говно в проруби. Во-первых, две головы лучше, чем одна, а три лучше, чем две. Я мог написать, но не умел продать шутку — правильно прочитать и потом еще поржать, чтобы все думали, что это смешно. У сценаристов есть кодекс — если ты написал что-то несмешное или плохое, тебе скажут: «Ну покрути в другую сторону». А иногда бывают ситуации, когда человека начинают уничтожать и говорить, что «все говно». Ты засыпаешь и просыпаешься с мыслью написать шутку, которая всем понравится. Это многих губило. То, что я никогда не играл в КВН, было проблемой, ко мне вообще не очень серьезно относились. Сейчас я понимаю, что по сравнению с другими чуваками я объективно был довольно слабым автором. Это ремесло, когда ты должен выдавать шутки каждый день. Как написать шутку? Никто не скажет, как это сделать, это не передать, только на личном опыте можешь к этому прийти. Со сценаристами-кавээнщиками в жизни невозможно общаться — ты ему что-то говоришь, он сразу лупит шутку в ответ. У него мозг заточен на то, чтобы все время шутить. Я тоже за собой замечаю, что иногда впадаю в такой транс и начинаю шутить без остановки — люди начинают теряться, потому что ты жонглируешь никому не нужными шутками в беседе.

Мы не сочиняли шутки все время: играли в гольф в редакции, валялись на диванах. В понедельник и вторник мы изображали работу, ни хрена не делали. В среду начинали читать новости, выбирали штук пять, делились на группы и придумывали шутки. В четверг приезжали ведущие, им давали несколько листов шуток, и они накидывали еще. В пятницу записывалась программа, которая выходила как бы в прямом эфире в субботу. Процент соотношения авторских шуток и шуток ведущих — вопрос, который волновал всегда зрителей, — был очень разный. У ведущих был фундамент, были шутки, написанные заранее. Но программа писалась 2–3 часа, из которых потом нарезали самые ударные полчаса, на съемках всегда был живой зритель. Ведущие «продавали» написанные шутки, но при этом начинали за столом дальше разгоняться, и это давало эффект импровизации. Светлаков и Мартиросян, например, сами очень сильные авторы были, они понимали, что смешно, что не смешно. Иногда какие-то вещи им не нравились, и они просили их переделать или докрутить. Иногда ведущие могли завалить шутку. Могли интонационно неправильно ее подать или кто-то перехватывал ее за столом: один начал говорить, дальше должно было идти развитие, а другой сразу ляпнул конец, и шутка погибала.

Платили там очень хорошо. Это тоже влияло на представление о том, что ты занимаешься работой мечты: Первый канал, бешеная зарплата. Самые сильные авторы получали до 10 тысяч евро в месяц. И это все равно для сценариста не основной заработок, главные деньги — это халтуры, когда ты пишешь сценарии дней рождения, церемоний и т.д. Там за один вечер можно было месячный заработок поднять.

На Первом, конечно, ты не мог шутить про понятные вещи. Но это и хорошо, с другой стороны, когда у тебя есть такая цензура, — обходя ее, придумывая двухэтажные шутки, получается гораздо тоньше и круче, чем когда шутишь просто в лоб. К тебе никто не приходит и не говорит: так нельзя. Вся цензура в тебе происходит, ты сам понимаешь, что такую-то шутку можно не сдавать, потому что ее не утвердят или потом вырежут. Нет никаких партсобраний, где говорят: «Ребята, давайте хорошо пошутим про Путина». В России 91 процент населения черпает информацию из федеральных каналов. Я вообще не представляю, какой была бы программа «Прожектор», если бы она выходила сейчас, во время Крыма и Украины. Это был бы … [крах]. Ну или она бы не выходила из-за траурных мероприятий. Так что хорошо, что ее не стало.

Конечно, каждый из авторов хотел сделать свою программу. И это было бы 18 разных программ. У меня бы был такой «Монти Пайтон», мешки бы проползали во время шуток — в таком духе. Но, чтобы делать то, что тебе хочется, нужен собственный канал. Или ты можешь предложить себя какому-то маргинальному медиа — я вот уходил с Первого на «Дождь», который смотрят 16 с половиной человек, делал свою передачу «Вечерний Герасимец», там можно было шутить про Путина и делать все что угодно. Только один раз у нас был случай, когда Синдеева (гендиректор «Дождя». — Прим. ред.) сказала: «Нет, парни, так нельзя, это станет последней каплей». Но в итоге этой каплей стал опрос про блокаду.

На ТВ сейчас все немного приторное. Я не знаю ни одной комедийной программы, которую мне хотелось бы смотреть, потому что все это делается, чтобы тупо бабки заработать. Когда делали «Прожектор», была идея запустить такую якобы интеллигентскую кухню, на которой все сидят и шутят. А сейчас это никому на хрен не нужно. Тебе не надо писать шутки, ты, главное, троллейбусы обклей головами, и программа у тебя пройдет, покажет долю 10–12. Зачем утруждать себя непонятно ради чего? Все равно все будут смотреть сериалы. «Вечерний Ургант» тот же в первый сезон выходил не по законам рынка, а потому что это любовь Эрнста, имиджевая игрушка. Сейчас у них все хорошо с цифрами, правда.

Надо понимать, что в стране, которая радуется аннексии Крыма, у людей очень специфическое чувство юмора. Вот «Уральские пельмени» — это юмор современной России. Цифры все равно дают регионы. А Москва? Шутить для ребят, которые ходят на «Стрелку» или в «Симачев»? Ну и сколько их там?»

«Чем ценен «Comedy Club»? Мы независимы от авторов. Нет деления на группу сценаристов и группу актеров: сам что написал, то и показал, ничего не написал — ничего не показал. Не показал — не попал в эфир, не попал в эфир — не заработал денег. Обычная работа. Просто к ней надо было прийти, опыта набрать — лет десять КВН, например. Невозможно за год научить человека писать юмор, тем более — писать и показывать. Есть люди, которые не умеют писать, но прекрасно показывают. В «Comedy Club», правда, я не могу назвать человека, который не мог бы себе сам написать номер. А авторы — это вспомогательная история, у передачи нет 50 авторов, которые писали бы для 15 выступающих на сцене. Но вспомогательная авторская группа у «Comedy Club» есть — под руководством Алексея Ляпорова и Гарика Мартиросяна. А вот у «Comedy Club Production» уже максимальное количество сценаристов в России, большей авторской группы ни у кого нет. Мы считали — 1,5 тыс. м² авторов. Это серьезная машина.

Сейчас уже есть самородки, которые не играли в КВН, один раз выиграли в «Comedy Баттл», а через год работали в продакшене «Comedy Club» и писали для разных проектов. Но они все равно не такие прокачанные, как те, кто начинал «Comedy Club». Потому что опыт, собака, очень важен, особенно сценический. Мы на ТВ и пошли, потому что все это через себя пропустили в КВН: выйти и обосраться перед огромным залом, почувствовать, почему ты обосрался, переписать, выйти и обосраться еще раз — до тех пор, пока не будет качественного результата. Все наше развлекательное ТВ держится на том прорыве, который произошел с 1995 по 2005 год в КВН. Это как 90-е в креативе: кто в эту десятилетку успел отжать медиа, тот потом и рулил.

Мы твари, мы роботы, у нас измененное сознание. Юмор закаляет. В «Comedy Club» мы, конечно, не с 8 утра работали, но с часа, с двух и в ночь, каждый день, без выходных. Плюс корпоративные выступления, которыми ты в итоге живешь и зарабатываешь. Мы, обсирая шоу-бизнес, влезли в него с корнями. Влезли в него по уши, самые топовые сейчас ведущие развлекательного жанра — из «Comedy Club». Я вот два года уже не выступаю в «Comedy Club», сижу в офисе, но мне при этом иногда звонят и просят свадьбу провести. Честно говоря, периодически соглашаюсь.

Я не считаю, что время «Comedy Club» как-то резко уйдет. Нас постоянно спрашивают: «Когда это закончится, это же должно прекратиться?» Оно не пройдет, мы и так уже растворились в огромной куче проектов, наш продакшен перешел на канал ТНТ. Мы все здравомыслящее люди, четко видим, что происходит в мире, понимаем, что мы зависим от актуальности. Пока мы на волне актуальности, мы не превращаемся в «Аншлаг». Здесь очень важно со временем сочетаться. Я себя чувствую на 14 лет, и я с нынешними четырнадцатилетними на одном языке разговариваю.

Не могу смотреть старый «Comedy Club». Там жесть. Не в плане пошлости, юмор нормальный, у нас никогда не было пошлости ради пошлости. Но он несмешной. Я смотрю номера, которые длятся по пять минут и там три шутки. Сейчас в таком номере будет 20 шуток, плотность юмора сейчас невероятная. Всегда говорят: «Вот, «Comedy Club» стал вылизанный». Да не вылизанный, он круче стал просто. Я смотрю выпуски 2006–2007 годов — это страх, смотришь и ржешь над тем, какие мы были неопытные. Но, оказывается, в то время можно было выйти с номером, в котором две шутки, и это было смешно, и это все равно было круче всех.

Сейчас конкуренция невероятная. Но мы вынуждены конкурировать сами с собой, прямых конкурентов у ТНТ нет. Сейчас человек год посмотрит «Comedy Club» и через год захочет, чтобы он был круче. И будет прав, надо все время прыгать выше своей головы. А по поводу конкуренции — люди боятся, что ли, или не умеют. Говно делают. Авторов полно, просто мозги не у всех заточены в нужную сторону. Одно дело написать шутку, другое — по-продюсерски как-то помыслить. Соображать, понимать, как реагирует аудитория, смотреть, что на западных каналах происходит. Я, по идее, должен смотреть конкурентов и переживать, что они меня догоняют. И я смотрю и плачу».

«Люди-ТВ» — это наемная авторская сценарная группа из Питера размером до 20 человек. Сейчас мы большую партию людей отправили в Good Story Media (студия, которая делала «Физрука» и «Реальных пацанов». — Прим. ред.) в аренду, и они работают на ситкомах. Я уже с ними попрощался, они, скорее всего, там и останутся. Good Story Media — это одна из лучших профессиональных команд в России, международный уровень. Люди, которые хорошо пишут стендапы, хорошо пишут и ситкомы, так как они умеют строить истории. Хороший стендапер за рубежом всегда хороший автор — он может написать и фильм, и ситком, и книгу. Если шутка-реприза в юморе считается самым простым элементом, то ситкомы, трехактная структура — это вершина жанра, дальше только полный метр.

Мы сделали передачу «Ленинградский Stand-up клуб» для СТС. Это ближе всего к истокам стендапа из того, что есть на нашем ТВ, но для массового зрителя стендапом все равно является «Сomedy Club». Он не лучше и не хуже, он другой. Я был на фокус-группах, люди считают, что то, что показывают на ТНТ, — это искренне, это им близко, с ними на одном уровне. Ну и я с ними соглашусь — там все сделано, чтобы показать уют этот — красная ткань, прожектор. Это зависит от канала: если бы мы работали с каналом, на котором шоу легко пошло, мы бы давно распиарили наш стендап. А так мы находимся в здоровой конкурентной борьбе с монстром — «Сomedy Club», — и часть нашей группы ушла туда за длинным рублем. Мы то ли мушкетеры, то ли неудачники, нас мало, но мы в тельняшках.

Я был на фокус-группах, у нас люди совсем не такие глупые, как мы думаем. Обычные ребята офисные разбирают юмористические шоу: «Это массовка, она специально смеется! Это цензура! Юмор не острый! Темп не тот, сценарий слабый!» Я не представляю, чтобы я в свое время так уверенно рассуждал, какой темп, какой сценарий, кто как одет. Считается, что у канала СТС такая особая аудитория и им нужны в оформлении шарики-фонарики и сцена. А когда я слушаю фокус-группы, они говорят: «Из-за сцены кажется, что он сверху вниз со мной разговаривает, а я хочу, чтобы он тет-а-тет разговаривал». И я понимаю, что я такого не слышу от продюсеров никогда. То есть зрители все понимают, но смотрят «Дом-2» при этом. Черт знает, как это происходит.

Когда Коля Куликов (стендап-комик, сценарист. — Прим. ред.) хочет рассказать в эфире в одном монологе о религии и геях, я ему говорю: «Коль, ну сам подумай, сидит моя или твоя мама, дети, СТС — это семейный канал для фонового просмотра, люди не этого ждут». А так как канал не ведет за собой, а идет за зрителем, не просвещает, а обслуживает, то, естественно, мы подставляем целую систему людей. Понятно, что Стивен Фрай на ВВС может пошутить и про геев, и про религию и даже сделать это до 10 вечера. А потом по тому же каналу пойдет сериал, где премьер-министр свинью насилует («Черное зеркало». — Прим. ред.). Но это другая культура, они шли к этому очень долго. Культура отношения к юмору — это как футбол, как культура игры на музыкальных инструментах. И не факт, что нам нужен именно этот путь, и не факт, что будет хуже, если мы станем делать свое. Но я считаю, что мы, отставая от Запада по форме, никогда не отставали по содержанию. Там индивидуальная культура, а у нас коллективная страна, у нас коллективные игры — КВН тот же. Вот если вдуматься: 20 взрослых мужиков, разных, единовременно говорят шутку, врубается музыка, они говорят «хей!» и в едином порыве сами же смеются, а потом покорно разрешают себя оценивать. Так вот расскажи кому-нибудь, кто этого не видел, и он скажет, что такого не может быть.

В нашей стране все идет через ТВ, а не наоборот. У нас ТВ определяет интерес к твоим концертам: на тебя не придут, если ты не был на телеке. Если тебя заявляют как комика с ТНТ, на тебя идут люди, как на известного комика России, даже если ты несколько лет играл только в миниатюрах. Мы через стендап пытаемся донести какие-то мысли, показать, что это не юмор ради юмора, не «рассмеши любой ценой». Но проблема в том, что у нас либо массовый юмор на ТВ, либо какой-то закрытый полуподпольный стендап «не для всех». А хочется, чтобы зашел инженер после работы и послушал, как другой инженер расскажет о том, что его раздражают синие рубашки у инженеров. Что бы ни говорили, смешные мы, не смешные, я всю жизнь относился к этому как к философии. Стендап комики в мире — это философы нового времени, а не шуты».

«В «Прожекторе» мы прекрасно понимали, про что нельзя шутить, но все равно иногда шутили, потому что это натура любого творческого человека — не включать в себе редактора на стадии создания шутки. Те же ведущие могли разогнаться до любой степени пошлости или неполиткорректности. А перед камерами, естественно, внутри каждого сидел редактор, который не позволял говорить, что Путин краб или рифмовать матерные слова. Но решающее слово все равно было за продюсером программы, и с каждым месяцем все меньше было желания отстаивать какой-то материал, потому что это было бесполезно. Мария Даниелян (продюсер программы. — Прим. ред.) — человек творческий, мощный и волевой, и по мере того, как она становилась все более успешным продюсером, росла ее уверенность в себе, а за ней и уверенность в том, что ее мнение является единственным правильным. Любой на ее месте, наверное, вел бы себя точно так же. Иногда какие-то вялые попытки поспорить предпринимались, но потом мы быстро поняли, что это ни к чему, кроме раздражения руководителя, не приведет.

Не могу сказать, что за три года с момента закрытия передачи цензура у нас сильно окрепла. Что тогда нельзя было говорить, то и сейчас нельзя говорить. Хорошо или плохо, что «Прожектор» закрылся? Скорее хорошо, потому что легенда умерла на взлете, молодой. Основная причина закрытия — это Мартиросян и Светлаков и их контракты с ТНТ, по которым они не могли участвовать в программах других каналов. Я думаю, если бы Эрнст очень хотел спасти программу, он бы снял трубку, позвонил на ТНТ и договорился, но он не захотел, и программа закрылась. Может, он чувствовал, что момент хороший — огонек в глазах уже не горел, темп стал другой, повторяться стали. Цифры еще не падали, но это тот случай, когда сыграли на опережение.

СТС сейчас в большей степени ориентирован на сериалы, в том числе на комедии и ситкомы. У меня есть коллектив сценаристов, с которыми мы придумываем новые проекты, и что бы мы ни садились придумывать, в результате все равно придумываем сериал. Понятно, как его делать, его можно сколько угодно показывать — это наиболее привычная и наиболее рентабельная форма. А придумать новое успешное юмористическое шоу в нашей стране не удавалось уже много лет никому. Но мы не теряем надежды.

Понятие «юмор» у всех разное. Но если мы вращаемся в кругу людей, которые любят «Монти Пайтон», это не значит, что мы должны бежать и снимать программу в стиле «Монти Пайтон». Потому что в стране таких людей раз и обчелся. ТВ же смотрят не только внутри Садового кольца, мы работаем на огромную страну. Понятно, что всегда ищутся какие-то компромиссы, но зрителя раздражает, когда он не понимает, о чем шутка. Вообще, вопрос воспитания зрителя — тяжелая тема. В свое время, когда я еще работал на Первом канале, Эрнст говорил, что мы больше не будем идти за зрителем, будем его воспитывать. Но ничего из этого не вышло, так как всем нужны цифры здесь и сейчас. Никто не будет три-четыре года ждать, пока какой-нибудь специфический юмор будет доходить до зрителя.

У нас не работает система профессиональной подготовки юмористических сценаристов, как уже много лет на Западе, поэтому 90% авторов — выходцы из КВН. Вылезая из КВН, ты примерно понимаешь, что такое юмор, но совершенно не знаком с драматургией, поэтому в Россию сейчас так много приезжает западных школ сценарного мастерства. КВН учит пониманию того, что смешно, что не смешно, учит структуре юмора, как и из чего может родиться шутка, как она должна быть построена. Но этого недостаточно для написания тех же сериалов. Поэтому очень много убожества пишется. Мне приходится сталкиваться с очень большим объемов материалов — в основном это ситкомы и комедии. Даже люди, которых я знаю давно, чьему чувству юмора я доверяю, присылают много шлака, потому что человек думает, что может что-то делать просто потому, что он много лет в юморе. Это, может, и так, но получаются кривые, косые, местами смешные, но в целом слабые сценарии. Написать серию сериала не то же самое, что придумать домашнее задание в КВН.

Вокруг меня очень много людей, которые шутят нон-стоп, это профессиональное. Это привычка, помноженная на годы, помноженная на опыт, это образ жизни. Много хороших шуток не бывает, но, если ты и в домашних условиях на вопрос «что купить в магазине?» отвечаешь шуткой, и человеку надо по сто раз тебя переспрашивать, это, наверное, напрягает. Иногда нужно и серьезным побыть. Но вообще люди, которые занимаются юмором, как правило, редко улыбаются».