Робин Уилльямс: быть человеком

Дурацкий парадокс: самоубийство не просто знаменитости, а комика или комедиографа вызывает особенно сильный шок. Как будто те, кто лучше других умеют смеяться и смешить, заговорены от страданий и смерти. Меж тем лучшие роли Робина Уилльямса — драматические. И его карьера (даже если не влезать в подробности личной жизни) больше похожа на драму, чем на комедию.

Последние полтора десятилетия — смотришь на список фильмов и не веришь. Три десятка картин, в основном главные роли. И ни одной серьезной удачи. До проката в России, где Уилльямса очень любят, многие вовсе не добрались. Даже Барри Левинсон, когда-то превративший артиста в международную звезду, не смог помочь ему «Человеком года» — фильмом, специально рассчитанным на талант Уилльямса, но не имевшим ни малейшего успеха. И в сериальный бум не удалось вписаться: «Сумасшедшие» с Уилльямсом в главной роли были закрыты в минувшем мае после первого сезона, из-за низких рейтингов. Из столетия, которое началось для актера с жестокого маньяка-убийцы в «Бессоннице» Кристофера Нолана, в памяти зрителей останутся роли воскового Тедди Рузвельта из «Ночи в музее» и второстепенного хохлатого пингвина из анимационного мюзикла «Делай ноги».

Не хочется ударяться в спекуляции и объяснять депрессию и алкоголизм Уилльямса творческими неудачами. В конце концов, никто не скажет, где причина, а где следствие, — диагнозы такого рода надо бы оставить медикам и родственникам. Факт в том, что артист, который был одним из ярчайших символов американского кинематографа на протяжении двух десятилетий, вдруг потерял свое место в нем. Уникальное сочетание вдохновенного дуракаваляния с щемящей грустью, прорывавшейся время от времени истерикой, перестало быть востребованным. Уникальная улыбка, одновременно естественная и неловкая, будто извиняющаяся, вдруг стала атрибутом прошлого. 

Хотя и раньше бывало, что фильм с Уилльямсом в главной роли вызывал всеобщее недоумение и оказывался провальным в прокате — начиная, собственно, с его большого дебюта у великого Роберта Олтмана в неряшливой и вымученной комедии «Попай»; вспоминается и самый, по всей видимости, неудачный фильм Фрэнсиса Форда Копполы — «Джек». Тем не менее то была эпоха, когда даже самый слабый фильм с Уилльямсом автоматически становился событием, покоряя одних и раздражая других.

Он ни в коем случае не был актером устойчивых амплуа — напротив, столь разносторонних комиков в истории Голливуда не было, — и все-таки у многих его героев было что-то общее. Вероятно, свойственное самому Уилльямсу, которого, начиная со школы (согласно апокрифу, он был толстым и некрасивым, а потому разговаривал сам с собой разными голосами, чем и снискал популярность), называли «забавным парнем». Он не изображал вечного ребенка, а был им на самом деле, без ноты фальши создавая из фильма в фильм персонажей, неподвластных времени и не имеющих возраста.

За перевоплощением скучноватого многодетного клерка в Питера Пэна в спилберговском «Крюке» наблюдаешь, буквально разинув рот. Попай или Джек, Алан Пэрриш из «Джуманджи» и Лесли Зиво из «Игрушек» — взрослые или дети? А король-рыбак — обаятельный, глубоко несчастный псих из фильма Терри Гиллиама? А миссис Даутфайр из невыносимо сентиментальной комедии Криса Коламбуса — еще одного режиссера, считавшего Уилльямса своим талисманом? Или Джинн из диснеевского «Аладдина»? Мы, жертвы дубляжа, даже не знали, что его озвучивал Уилльямс, а ведь для многих американцев эта его роль осталось едва ли не лучшей (за нее его даже на «Оскара» хотели номинировать, хотя не положено).

Вместе с тем именно это превратило его в идеального преподавателя, ментора, исповедника или проповедника, который никого не учил жить, но был способен вселять надежду. Его студенты влюблялись в поэзию мертвых поэтов в выдающемся фильме Питера Уира. В облике миссис Даутфайр он готов был бросить вызов самой Мэри Поппинс. За роль психолога в «Умнице Уилле Хантинге» наконец-то получил статуэтку от Американской академии. Одних товарищей по несчастью он лечил смехом в «Целителе Адамсе», других спасал своей ложью в «Якобе-лжеце». И его Рузвельт в «Ночи в музее» тоже вел глуповатого музейного смотрителя — а вместе с ним и зрителя — по лабиринтам американской истории. Для миллионов людей его образ был навсегда связан с клипом на песню Бобби Макферрина, где содержался универсальный рецепт счастья — «Don’t Worry, Be Happy». Да что там, с такой роли по-настоящему стартовала карьера Уилльямса в «Доброе утро, Вьетнам», где радиоведущий помогал солдатам принимать смерть и смиряться с ней.

Странным образом тема смерти преследовала его на протяжении всей карьеры, с самого начала и до конца: последний фильм, вышедший при жизни артиста, «Этим утром в Нью-Йорке», — рассказ о человеке, узнавшем, что ему суждено умереть через полтора часа. Герой Уилльямса выводил больных из кататонического ступора — фактически оживлял — в «Пробуждении». Умирал и возрождался вновь в «Быть человеком». Его «Профессор» взрывал себя в «Тайном агенте», Финч убивал людей в «Бессоннице». В «Двухсотлетнем человеке», странной научно-фантастической вариации «Пиноккио», для того чтобы превратиться из машины в живое существо из плоти и крови, герой Уилльямса должен был умереть. В причудливой и несовершенной фантасмагории «Куда приводят мечты» он путешествовал маршрутом Данте по загробному миру.

Думаю, сейчас многим хотелось бы, чтобы показанная там вселенная существовала где-то за гранью бытия на самом деле. Хотя бы ради Робина Уилльямса, который теперь там.