По главной улице с оркестром: 30 лет Фредди Крюгеру

Удачное название — полдела. В детстве оно, написанное от руки на дверях видеосалона или размашисто намалеванное на афише ДК, пугало не первой своей частью — подумаешь, кошмар, — а второй. В этом дереве чудилось что-то готическое, нависающая крона, уходящие непонятно куда могучие корни. Навязчивый — такой популярный эпитет кошмара. Вязнуть — такое точное описание происходящего в страшном сне. Жаль, что в оригинале «Кошмар на улице Вязов» и звучал иначе, и коннотации имел совсем другие. Неприхотливый вяз когда-то был одним из самых распространенных американских деревьев, президенты высаживали их в садах Белого дома, в каждом городе и тем более городке непременно была Вязовая, что-то вроде улицы Ленина. На одной из них, в Далласе, разбилась очередная американская мечта: снайпер застрелил Джона Кеннеди. «На улице Вязов» означало — на твоей улице.

К 1984 году жанр слэшера, рожденный «Хеллоуином», уже явно начал выдыхаться. Прошло всего несколько лет, но сколько можно эксплуатировать такой однообразный концепт: маньяк, группа тинейджеров, полдюжины изобретательных смертей, final girl — последняя выжившая. Уэс Крейвен, формально оставаясь в тех же границах, перепридумал слэшер заново (самое поразительное, что в 1990-х он сделал это снова, направив его «Криком» в более ироническое постмодернистское русло). Оказалось, что современный фильм ужасов — зачастую дешевое щекотание нервов очень специальной аудитории — мог быть умным, страшным, смешным, изобретательным, а главное, универсальным развлечением. Не всем интересно, каково это — быть зарезанным огромным ножом в душевой колледжа. Но все видят сны.

Масштаб крейвеновской находки потрясает — коллективная мифология не додумалась до этого за много веков. Само по себе убийство внутри сна было, может быть, не такой уж сенсационной идеей: в том же 1984 году, например, вышел забавный фантастический триллер «Видение» с Деннисом Куэйдом, где использовался ровно такой же механизм. Но Крейвен вдобавок сочинил новое фольклорное существо. Он взял героя детских страшилок — Бугимена в американской традиции, — извлек его из темного шкафа и запустил прямиком в детскую голову. Придумал монстра, от которого не спрятаться под одеялом.

В конкурирующих франшизах — «Хеллоуине», «Пятнице, 13-е», «Техасской резне бензопилой» и т.д. — зло неизменно было почти абстрактным, безликим, что подчеркивалось символической маской. Обожженная физиономия Фредди Крюгера ничуть не скрывала его сильную личность и противоречивое обаяние. Как у всех, у него был набор артефактов: шляпа, неопрятный красно-зеленый свитер, перчатка с четырьмя лезвиями. Как у всех, у него была сложная биография: в сиквелах проступило адское зачатие, трудное взросление, обнаружилась мать и даже дочь. Как и все, он очень быстро превратился в самопародию. Но Крюгер все равно был другим, особенным, бесконечно более гибким персонажем. Майкл Майерс или Джейсон Вурхиз воплощали страх перед смертью. Крюгер — страх перед жизнью.

Традиционная интерпретация слэшера состоит в том, что подростки в нем расплачиваются за промискуитет, вообще за секс: эрос непосредственно подводит к танатосу. Это есть и в «Кошмаре» — распущенные погибают первыми, а, например, Нэнси, главный антагонист Фредди, с самого начала демонстрирует завидную сдержанность в этом вопросе, несмотря на подвывающего под окном Джонни Деппа. Но Крейвен, уже в ранних своих работах («Последний дом слева», «У холмов есть глаза») демонстрировавший склонность к социологическом метафорам, значительно расширяет символическое пространство.

Во-первых, это, конечно, сатирический взгляд на американскую субурбию: Спрингвуд, штат Огайо, находится очень далеко от Твин Пикс, штат Вашингтон, но мог бы быть его побратимом, что в одном из поздних сиквелов даже обыгрывается. Тут тоже безупречные лужайки, ухоженные фасады и аккуратные шкафы, полные скелетов (и интересные сны, само собой). И в этот мидл-классовый рай вторгается пролетарий Фредди, рожденный изнасилованной монахиней от не пойми кого и выросший черт знает где — в шестой части юного Крюгера лупит ремнем явно простонародный папаша (приемный, по-видимому) в исполнении Элиса Купера.

Во-вторых, Крюгер олицетворяет целый букет подростковых неврозов. Боязнь не только физического контакта, но и, наоборот, его отсутствия, того, что тебя никто не любит. Фредди — палач, но и любовник. Он принимает со своими жертвами ванну, он залезает к ним в постель, он обнимает их. Его язык вытягивается до бесконечности, он сам превращается в огромную змею. Его любимые выражения — все эти «сучка» и «иди к папочке» — несут недвусмысленно сексуальный, извращенный оттенок. Почти все важные героини франшизы — женского пола, парней Крюгер убивает с заметно меньшим удовольствием, а часто просто использует для своих коварных планов. Причем во втором «Кошмаре» Фредди совершенно очевидно эксплуатирует неспособность главного героя примириться с собственной гомосексуальностью.

И, что не менее важно, подростки тяготятся своим бессилием, зависимостью, ожиданием окрика «Иди спать!», который в данном случае равен приговору. Граница между детьми и взрослыми прочерчена в фильмах предельно наглядно, и если бездетные взрослые еще иногда могут помочь, то от родителей ничего хорошего ждать не приходится по определению. На улице Вязов нет счастливых семей, и даже полные — скорее исключение. Папы пьют, мамы пьют тоже, и принимают любовников, и заставляют сидеть на диете. Дети оказываются то в психиатрической лечебнице, то в приюте. При этом они всю дорогу, по сути, платят за грехи родителей, когда-то устроивших в Спрингвуде самосуд.

Почти все серии «Кошмара» поставили разные режиссеры, и они довольно сильно различаются и стилистически, и по качеству. Сдержанный, изящный оригинал с удачными шутками («там нужны не носилки, а швабра») и манерностями вроде перехода с трупа на руках у героини к «Пьете» на кладбище. Разнузданная и выпадающая из общего сюжета «Месть Фредди» с физруком-садомазохистом и всем прочим. Эффектные, прекрасно придуманные «Воины сна», которых многие считают вершиной франшизы. «Повелитель сна», квинтэссенция 1980-х — с песенками, прическами, карате и сериалом «Династия». «Дитя сна», попытка завернуть что-то вроде «Ребенка Розмари». «Последний кошмар», уже явно лишний. И, наконец, «Новый кошмар» — метафильм, в котором Крейвен закруглил историю и заодно обозначил свои новые приоритеты: оттуда уже рукой подать до «Крика».

Но заданный первым фильмом уровень сюрреализма худо-бедно продержался все десять лет и выручал сериал в самых безнадежных ситуациях. Сложная натура Фредди открывала безграничный простор для воображения: такого количества остроумных способов смертоубийства в кино не было ни до, ни после. Иногда авторы обыгрывали особенности ночного кошмара: бесконечное падение или неспособность убежать из-за того, что ноги, как в болоте, вязнут во вроде бы твердой поверхности. Иногда оперировали метафорами — вроде убийства телевизором или кроватью. Иногда просто пускались во все тяжкие, и Крюгер множился в зеркалах, превращался в кукловода, растягивался, как пластилин. При этом строгая иконография сериала неизменно его дисциплинировала. Как единое целое он строится на повторяющихся образах уровня «Сияния»: котельная, дети со считалочкой, трехколесный велосипед, заколоченный дом Нэнси, дыра, в которую по-кэрролловски раз за разом проваливались героини. «Кошмар на улице Вязов», фильм о зыбкой грани, отделяющей фантазию от реальности, и об их вечной борьбе, в конечном итоге зафиксировал безоговорочную победу фантазии — именно она в этом удивительном проекте оказалась final girl.