О чем снимают кино в Северной Корее

Точно неизвестно, есть ли у Пхеньяна ядерная бомба, зато известно, что есть кино. Британцев этот факт даже удивляет — недавно кинокритик The Guardian Саймон Фолер залил на ютьюб несколько лучших, на его вкус, северокорейских фильмов, сопроводив их английскими субтитрами, и всполошил этим весь англоязычный интернет. Нас же врасплох не возьмешь: мы очень хорошо знаем, что при коммунизме (даже принявшем совсем экзотические формы) важнейшим из искусств обычно является кино, да и Московский кинофестиваль — едва ли не единственный фестиваль западнее Пхеньяна, на котором северокорейские фильмы показывают регулярно.

Каждый северокорейский фильм (совсем как в анекдоте) рассказывает о борьбе. Если это кино историческое — о борьбе добра со злом. Если кино на современную тему — о борьбе хорошего с лучшим. Большинство позиций из списка The Guardian занимает кино историческое. Такое кино вообще весьма актуально для государств, решивших немного подтянуть свою нацию и заняться историческим строительством. Обращение к примерам из далекого прошлого должно сплотить народ, оно создает необходимый образ истории и формирует коллективную память, недаром Александр Невский для нас — это Черкасов из фильма Эйзенштейна.

Например, «Цветочница», снятая в 1972 году Пак Ханом и Чхве Ик Ки. Это кино, имеющее репутацию едва ли не лучшего северокорейского фильма, стало лауреатом фестиваля в Карловых Варах и, как говорят, было очень попу­лярно в Китае времен «культурной революции». В центре сюжета — история бедной девушки Кот Пун, которая собирает в горах цветы, чтобы потом продать их в городе, а на вырученные деньги купить лекарства для своей больной матери. Помимо больной матери, у Кот Пун есть младшая сестра, ослепшая по вине злых помещиков, а также старший брат, попытавшийся спалить барскую усадьбу и посаженный оккупационными японскими властями в тюрьму. Первую половину картины Кот Пун надеется на скорое счастье, но счастье не приходит, и вторая половина фильма почти полностью посвящена страданиям и зверствам.

Для начала 70-х «Цветочница» выглядит довольно архаично. Это огромное двухчасовое полотно со множеством вставных музыкальных номеров по картинке напоминает северокорейскую официальную живопись (этакое совмещение советских традиций с восточным колоритом) и неплохо бы смотрелось в 50-е годы. Жестокий мир, в котором всем заправляют японцы и помещики, заставляет вспомнить о советском кино позднесталинского времени, но то было больше приключенческим, а вот «Цветочница» — напоминание. В каждой своей сцене она напоминает о том, как плохо жилось в прошлом, об отсталости, оккупации и эксплуатации, каждым кадром говорит об оправданности революционного насилия. Но вот что примечательно, в «Цветочнице» очень соблазнительно различить нечто специфически корейское, нечто знакомое не по советским картинам 50-х, а по современному южнокорейскому кино. Глядя на бунт Кот Пун против эксплуататоров, невольно вспоминаешь «Осатаневшую» Чан Чхоль Су, в которой первую часть героиня также подвергалась всевозможным унижениям, а во второй проверила на прочность крестьянскую общину с ее патриархальными ценностями. В странной радости, которую вызывает конец «Цветочницы», есть нечто схожее с радостью, которую зрители часто испытывают при просмотре современных южнокорейских картин, в тот момент, когда герой берет в руки сверло, серп или молоток и начинает заниматься очищением через страдания.

В сравнении с «Цветочницей», «Хон Гиль Дон» Ким Гиль Ина выглядит как-то странно. Это тоже исторический фильм, и крестьяне здесь тоже страдают, однако выходит не тяжеловесный эпос о многовековых страданиях корейского народа, а вполне себе развлекательное кино. «Хон Гиль Дон» был снят в 1986 году под влиянием похищенного из Южной Кореи режиссера Син Сан Ока и интересен тем, что является едва ли не первым северокорейским фильмом, снятым исключительно для развлечения зрителей. Несмотря на постоянные упоминания о сословном неравенстве, выходит чертовски безыдейное и чертовски зрелищное кино, которое очень приятно смотреть.

Другим примером развлекательного кино может считаться «Пульгасари» — попытка перенести на северокорейскую почву фильмы про Годзиллу. Эту попытку в 1985 году предпринял тот самый Син Сан Ок, которого по приказу Ким Чен Ира выкрали из Гонконга еще в 1978 году. Син Сан Ок должен был обеспечить качественный скачок в развитии северокорейского кино, и он действительно старался, но совместить огромных монстров и идеологию даже ему оказалось не под силу. Не помогли и консультации сотрудников японской студии «Тохо», производившей оригинальные фильмы про Годзиллу.

Коммунистическому руководству хотелось снять фильм про крестьянскую революцию, а потому монстр Пульгасари (как и Хон Гиль Дон — персонаж корейского фольклора) бодро сражается с феодализмом на стороне народного восстания. Если Годзилла был порождением страха перед радиацией, то северокорейского монстра создало (практически буквально) сословное неравенство. Смотрится «Пульгасари» странно и не очень увлекательно, учитывая угнетающую картонность персонажей, и больше всего напоминает довольно примитивную агитку с критикой капитализма, зарождающегося в недрах феодального строя. Пожалуй, единственным человеком, которому фильм доставил некоторую радость, стал сам Син Сан Ок, который смог сбежать из КНДР во время переговоров о прокате картины в Австрии.

Впрочем, кинематограф КНДР любят не за исторические постановки и не за огромных монстров. Самое интересное в северокорейском кино — это фильмы на современные темы. «Бегом до самых небес», «Дневник школь­ницы», «Обещание» или «Колеса счастья» — такого кино не было еще никогда, да и никогда не будет больше. Это очень идеологизированные, но наивные фильмы про стойких и упорных людей, которые готовы отдать все силы служению Родине, партии и правительству. Лучше всего их характеризует песня из «Колес счастья», которая в примерном переводе на русский звучит так: «У меня есть мечта, но это не маленькая эгоистическая мечта для семейного круга, это великая цель способствовать счастью Родины в период ее наивысшего экономиче­ского подъема».

Это в прошлом кругом были несправедливость и угнетение, а сейчас, когда нация едина, а вокруг полным ходом идет строительство коммунистического общества, осталось место только для борьбы хорошего с очень хорошим. Для того чтобы стать очень хорошим, нужно быть упорным, как героиня «Бегом до самых небес», которая смогла выиграть на Олимпийских играх в марафонском беге (кстати, картина основана на реальных событиях), и трудолюбивым, как героиня «Колес счастья» — женщина-архитектор, которая отказалась от мелкобуржуазной роли домохозяйки, вернулась в родное конструкторское бюро и выиграла общенациональный конкурс на строительство павильона народной одежды в Пхеньяне. В то же время нужно помнить, что каждый трудолюбивый член общества работает на общее дело, как это поняла героиня «Дневника школьницы», которая очень расстраивалась из-за того, что у ее подруги папа академик, а ее отец — простой инженер, а потом узнала, что папа работает на ядерную программу КНДР. Наконец, упорство, трудолюбие и смирение смогут привести героя к тому счастью, которого не могла найти Кот Пун из «Цветочницы». Герои «Обещания» не просто усердно трудятся (муж проводит ядерные испытания, а жена совмещает работу на заводе с участием в самодеятельности), но даже становятся передовиками производства, после чего удостаиваются высшей чести — возможности сфотографироваться с общенациональным лидером, гениальным стратегом и полководцем, ведущим КНДР в очередную эпоху стабильности и процветания.

В этих фильмах полно понимающих партийных чиновников, а трудовой коллектив всегда справедливо указывает главному герою на допущенные ошибки, в результате чего он становится еще сознательней, чем прежде. Чтобы заинтриговать зрителя, авторы этого кино часто злоупотребляют нелинейным повествованием, вставляя в картины бесконечные флешбэки, которые занимают большую часть экранного времени и не всегда как следует обозначены. По общей тональности все это напоминает позднесоветское кино, которое до того состарилось, что уже начало молодеть, или «добрую» продукцию телеканала «Россия», авторы которой вдруг сошли с ума и поверили в то, что снимают.

В отличие от исторических картин фильмы из современной жизни не рассчитаны на прокат в других странах и снимаются преимущественно для северокорейской аудитории. Разумеется, кино это сплошь пропагандистское и очень сильно приукрашивает северокорейский быт, однако, как и любое кино вообще, оно заключает в себе что-то большее, что-то неподвластное авторскому замыслу. И глядя на его в общем-то хороших и добродушных героев, гуляющих по широким и чистым улицам Пхеньяна, мы можем чуть лучше понять, что же в действительности происходит в этой маленькой и изолированной от мира стране, большинство слухов о которой напоминает рассказы героев из фильма «Борат».

Этот материал был опубликован в журнале «Афиша» №16 (376) с 8 по 21 сентября 2014 года.