Новая «Планета обезьян»: расхождения видов

Возможно, лучший голливудский фильм лета. И наверняка — самый умный. В любом случае, нечто большее, чем очередной летний блокбастер или новая серия бесконечного цикла об обезьяньей цивилизации, начатого аж в 1968 году: именно тогда вышла первая экранизация великого романа Пьера Буля, получившая впоследствии четыре сиквела и один ремейк от Тима Бертона.

За последние полвека существования этого сюжета — истории планеты, где правят обезьяны, и случайно туда попавшего землянина — он неоднократно переосмыслялся. Притча о расовом неравенстве. Рефлексия на тему заката человечества. Альтернативная футурология. Свифтовская сатира. Фильм-катастрофа. Фильм-предостережение. Богатство трактовок было обеспечено значимой лакуной, заложенной в книгу Буля: в начале главный герой оказывается на планете обезьян, а в финале сбегает обратно на Землю, где обнаруживает, что и там за время его отсутствия приматы взяли власть. Как и почему люди были свергнуты? Именно этому был посвящен приквел классической франшизы, фильм трехлетней давности, получивший в российском прокате редкостно неуклюжее название «Восстание планеты обезьян». Там лейтмотивом стала экологическая катастрофа. Небрежность человека в обращении с природой привела его к краху, и люди вымерли от изобретенного ими же «обезьяньего гриппа» — а сами обезьяны, напротив, мутировали, научились говорить и стали доминирующим видом. С этого момента начинается «Революция», для постановки которой вместо честного британского трудяги Руперта Уайатта студия пригласила талантливого и амбициозного Мэтта Ривза. В «Монстро» он управился с подводным чудищем, разносившим Нью-Йорк, в ремейке «Впусти меня» адаптировал к американским условиям шведских вампиров-тинейджеров; наконец, настало время для целой обезьяньей вселенной.

В оригинальном заголовке нет никакой революции, но значится слово «dawn» — рассвет. Как известно, рассветный пейзаж нетрудно перепутать с закатным. Так и здесь начало новой планеты — органической, дикой, отданной животным — совпадает с закатом старой, выжившие обитатели которой ютятся в одном из последних городов, отныне уже не на шутку напоминающем джунгли. Людей мало, и они полны решимости не только отыскать и запустить старую электростанцию в ныне населенном обезьянами лесу, но и создать целый арсенал для защиты от мохнатых тварей. А лучшая защита — нападение. Не бывает такого, чтобы человек сдал плацдарм без боя, даже если проигрыш неизбежен.

С людьми, в целом, все понятно — и фильм Ривза становится первым в серии, где они отодвигаются на второй план, вынуждая зрителя сопереживать обезьянам. В частности, вождю племени, мудрому и величавому Цезарю (подопытному шимпанзе в предыдущем фильме), его семейству — жене и сыновьям, милосердному орангутангу-интеллигенту Морису и остальным. Их героические усилия по созданию нового социума, установке этического кода, защите от лжи и коррупции достойны восхищения: впервые, выбирая между людьми и приматами, публика будет, не задумываясь, сочувствовать вторым. Все бы хорошо, но и в гармоничном мире мохнатых воинов и охотников мир царит недолго. Обезьяны наступают на те же грабли, что пробили лоб глупому человечеству, — и режиссер указывает на это недвусмысленными параллелями с нашей недавней историей. Как люди презирали глупых животных, так ныне те угнетают слабых людей. Как в человеческом мире великодушие отступало перед подлостью, так и в обезьяньем на каждого Цезаря непременно отыщется свой Брут. Харизматичного вожака, готового сплотить сородичей через страх и ненависть, в фильме зовут Коба — хотя методы у него чаще гитлеровские, а не сталинские: например поджечь общинный дом (читай, Рейхстаг) и обвинить в этом людишек.

Трагический историко-культурный пессимизм, принимающий к финалу эпические формы, — редкое явление для блокбастера. Он и позволяет проводить сколь угодно широкие политические параллели. Здесь бы написать про Россию и Украину, да только любая из сторон обидится, если сравнить ее с обезьянами, пусть даже те в фильме и превосходят людей по всем статьям. Однако «Революция», в отличие от реальности, не безнадежна. Впервые в истории кинематографа кудесники компьютерных эффектов создали существ настолько правдоподобных и при этом индивидуальных, что хочется всерьез верить в их способность к эволюции. Пальма первенства, разумеется, принадлежит гению motion capture, исполнителю роли Голлума, Кинг-Конга и его младшего падавана Цезаря — Энди Серкису; рядом с ним меркнут все актеры, сыгравшие людей, включая даже самого Гэри Олдмана.  

И еще одна заслуга этой картины: в ней впервые четко проговорено, что это за такая странная планета, где обезьяньи законы всегда одерживают победу над человеческими. Она не в космосе и не в будущем, а здесь и сейчас: наша Земля.