Берлинале-2014 Нецензурированная «Нимфоманка», поглупевший Клуни и ЛаБаф с пакетом на голове
Антон Долин продолжает трансляцию с Берлинского кинофестиваля, где впервые показали фильм «Охотники за сокровищами» и куда неожиданно приехал Ларс фон Триер.
Новостей две, хорошая и плохая. Начну традиционно с плохой.
Ожидаемые столь многими «Охотники за сокровищами» (в оригинале название не настолько идиотское — «The Monuments Men») Джорджа Клуни оказались фуфлом. Безусловно, профессиональным, забавным, в чем-то обаятельным, но все-таки фуфлом. Такое впечатление, что снимал фильм не умный, тонкий, оригинальный постановщик «Признаний опасного человека» и «Мартовских ид», а его экранное альтер эго из комедий братьев Коэн — самовлюбленный честный идиот.
Это вдвойне обидно, потому что оригинальная история — жутко интересная: десант искусствоведов в оккупированной нацистами Европе пытается спасти шедевры от уничтожения. Но Клуни с его постоянным соавтором Грантом Хесловым, кажется, больше заботились о том, как бы придумать роли для всех актеров, согласившихся у них сниматься, — Мэтт Деймон, Хью Бонневилль, Кейт Бланшетт, Джон Гудман, Билл Мюррей, Боб Балабан, Жан Дюжарден и так далее, — чем о том, чтобы в самом деле изучить материал. В итоге получилось нечто наподобие «Бесславных ублюдков», только гораздо более вялое, напыщенное и антиисторичное.
Не сомневаюсь, что Клуни от души хотел снять кино о том, что великое искусство заслуживает человеческой жертвы (тоже идея не ахти), а на выходе у него получилось совсем про другое: не только Гитлера победили американцы, это еще ладно, но и в творениях Микеланджело и Ван Эйка разбираются исключительно они. Что характерно, в международной команде «охотников» есть только двое европейцев, англичанин и француз, и Клуни для пущего драматизма жертвует именно их жизнями, оставляя всех своих соотечественников невредимыми. Что довольно удивительно, поскольку эти кураторы и архитекторы не только с трудом бегают и стреляют, но и почему-то не знают ни слова ни по-французски, ни по-немецки, а из художников знакомы только с вышеупомянутыми Микеланджело и Ван Эйком. Самыми же бескультурными монстрами в фильме выглядят советские офицеры, пришедшие в Европу, как выясняется, не сражаться с фашистами, а мародерствовать (но американцы им не позволят, спасут шедевры и от русских варваров тоже).
Хорошая новость заключается в том, что полная версия «Нимфоманки» Ларса фон Триера оказалась еще прекраснее сокращенной. Это, кстати, довольно удивительно: первая часть фильма — а показывали только ее — длиннее на полчаса с гаком, но ни одной новой сцены не добавилось. В основном вырос и без того немаленький объем диалогов между героями, побитой жизнью нимфоманкой Джо (Шарлотта Генсбур) и ее спасителем, одиноким холостяком Селигманом (Стеллан Скарсгорд). Например, они дольше обсуждают десертные вилки, наличие которых в домах буржуев во время Октябрьской революции было якобы сигналом к погрому. Или цитируют любимого Триером Марселя Пруста, сравнивая вкус пирожных «Мадлен» со вкусом спермы, чуть приправленной шоколадом. Нет, конечно, секса тоже стало чуть больше: точнее, сцены остались теми же, но добавились крупные планы гениталий. Теперь сомнений в том, что герои фильма действительно занимаются сексом, а не имитируют это занятие, не осталось. Таким образом миру продемонстрирована авангардная (кроме шуток) выдумка Триера, позволяющая при помощи компьютера совместить лица и торсы артистов с нижними частями тел дублеров. Сделано это настолько мастерски, что новаторскую технику никто не оценил: все уверены, что Триер врет, а актеры трахались по-настоящему.
Главное, разумеется, не это, а романное дыхание и размеренный ритм фильма: теперь они ощущаются в полной мере, а свойственный сокращенной версии схематизм испарился без следа. Несмотря на внушительный хронометраж, персонажи дают себе время взять паузу, удариться в неуместные рассуждения на отвлеченные темы или рефреном напомнить что-то сказанное или показанное час назад. В этом — вся прелесть «Нимфоманки», квинтэссенции зрелого Триера. И раньше было ясно, что перед нами выдающийся фильм — современная притча на средневековую тему о теле и душе, инстинктах и разуме, низменном и возвышенном. Теперь же стало очевидным, что эта притча — своеобразный итог всей карьеры великого датского режиссера. Хотя окончательные итоги все-таки надо будет подвести по результатам просмотра бесцензурной части №2 — как утверждают продюсеры, еще более откровенной и провокационной.
Сам Триер неожиданно для всех приехал в Берлин и даже принял участие в фотосессии, хотя на пресс-конференцию не пошел и, верный данному обещанию, с журналистами не обменялся ни одним словом (он вообще все время молчал). Наибольшее внимание привлекла его футболка, мастерски стилизованная под оригинальную футболку Каннского фестиваля, с таким же логотипом-пальмой и подписью «Official Selection», над которыми большими буквами было написано «Persona Non Grata». Увидев это, не сомневаюсь, директор Берлинале Дитер Косслик испытал больше наслаждения, чем нимфоманка Джо за всю свою трудную жизнь. Триер вообще-то ненавидит уезжать далеко от дома и в Берлин на фестиваль приехал впервые. Его футболка дала ответ на вопрос «зачем?»: по всей видимости, в обидевшие его Канны он если фильм и отдаст, то сам туда ехать демонстративно откажется. В точности как герой известного еврейского анекдота, Триер, окажись он на необитаемом острове, построил бы там две синагоги: в одну бы он ходил, а в другой его ноги бы не было. Что ж, в очередной раз стало ясно, что центральный персонаж «Нимфоманки» Селигман, называющий себя «евреем-антисионистом», — довольно точный автопортрет.
Актеры — особенно голливудские, Ума Турман и Шайя ЛаБаф — явно были в шоке от того, что фотографы практически игнорируют их, снимая только молчальника-режиссера. Турман, как мудрая женщина в годах, сразу с этим смирилась, а ЛаБаф все-таки решил перетянуть одеяло на себя: через десять минут после начала пресс-конференции демонстративно вышел оттуда, перед этим подарив журналистам загадочную цитату из Эрика Кантона про чаек, летящих за кораблем в надежде поживиться сардинами. Вечером же он явился на премьерную красную дорожку уже не в джинсах и бейсболке, а в приличном смокинге, но с бумажным пакетом на голове. «Я больше не знаменит», — гласила надпись на пакете, сделанная явно вручную. У звезды, попавшей в самое сердце европейской кинематографии, снесло крышу — зрелище и забавное, и трогательное. Осталось узнать, что Шайя наденет на голову на предстоящей премьере каких-нибудь очередных «Трансформеров» и какой надписью сопроводит новый головной убор.