Мат в два хода: как парой законов запретить по всей стране кинофестивали

«Дело не только в мате: этот закон — начало цензурных ограничений, хотя прямо о цензуре ничего не говорится. Если в вашем кино кто-то из героев пользуется матерным словом, фильму не выдают прокатное удостоверение. Он блокируется, потому что сегодня без прокатного удостоверения мы не можем показать фильм, созданный даже не на деньги Министерства культуры, не на деньги государства, а на частные деньги. Не можем показать его нигде — включая интернет и частные клубы. Это цензура, это попытка ограничить художника, это продолжение тех чудовищных процессов, которые происходят в государстве: тотального контроля над чувствами, мыслями, языком, словами и прочим. Этот тотальный контроль нарастает: все законы последнего времени не поддерживают человека, а подозревают его в том, что он плох во всем. Государство видит в нас маленьких, грязно матерящихся, курящих в неположенном месте людей и считает должным нас контролировать и за нами следить. Мат — маленькая часть этой слежки. И такие законы нужны не для того, чтобы исправить и улучшить жизнь, а чтобы ее фасад выглядел лучше.

Чем страшен небольшой закон про мат? Для документалиста это совсем нехорошо, потому что мы работаем с человеческим словом. Мы искажаем реальность, и к этому нас понуждают законы. Я застала времена, когда кинематографисты и фотографы, приезжая в деревню, привозили с собой белую рубашку и черный галстук для тракториста, потому что только в таком виде его можно было показать на экране. Я тогда только начинала работать в кино, и это мне казалось дико потешным. Никогда не думала, что мы вернемся к тем временам. Сегодня этот тракторист будет выглядеть так же — сидеть в белой рубашке за рулем трактора и говорить вежливые слова: «Извините, пожалуйста, жатва не удалась».

«Документалистов, которых я представляю, сейчас волнует даже не запрет мата в кино, а то, что с 1 июля необходимо иметь прокатное удостоверение. Вводится статья 5.1 Федерального закона «О государственной поддержке кинематографии», которая практически блокирует деятельность фестивалей, показы неигрового кино в киноклубах и других местах. Раньше удостоверение требовалось для более публичных показов, сейчас же это распространяется на все. Стоит оно 10–15, а то и 20 тысяч рублей, и для документалистов это существенные деньги. Кроме того, по закону за показ фильма без прокатного удостоверения вводится административная ответственность — как для юридических, так и для физических лиц. Это довольно большие штрафы. Каждый может стукнуть, сказать, что нет удостоверения, потом придет прокуратура и оштрафует. В общем, поправка не продумана.

Мы написали запрос в Министерство культуры, но ответа пока нет. Параллельно мы готовим открытое письмо с предложением корректировки закона, которое подписали Виталий Манский, Евгений Григорьев и другие известные документалисты. Насколько я понимаю, Министерство культуры готово идти навстречу и прорабатывать этот закон, но это займет несколько месяцев, в течение которых он будет существовать. В уведомлении Министерства культуры, которое мы получили, говорится, что некоторые случаи показа фильмов с матом все же возможны. К примеру, можно получить прокатное удостоверение на определенный тираж дисков. В этом случае упаковка должна быть оформлена специальным образом.

Кроме того, возникает вопрос о том, что такое мат. Вчера мы пытались выяснить это у минкультовских юристов. Никакого перечня конкретных слов нет».

«Когда мы начали снимать «Комбинат «Надежда»», пошел слух о том, что могут принять такой закон. Поэтому мы решили снимать две версии, в одной из которых мата не будет. Конечно, такие фразы в устах героев выглядели неестественно: в другой версии они говорят матом и это их речевая характеристика. Вторая версия еще не смонтирована, и не факт, что она вообще будет существовать: если получится плохо, проката не будет. По-хорошему, все нормальные режиссеры, которые занимаются авторским кино, должны всячески сопротивляться. Это непозволительная мера со стороны государства, которое почему-то дает себе право врываться на территорию искусства и диктовать, кому что смотреть и кому что показывать. Речь же идет о любых публичных показах: к примеру, если у меня дома собрались смотреть фильм 20 друзей, это уже публичный показ. Я чувствую себя в тоталитарном государстве — в Советском Союзе, в пионерлагере. Я взрослый осознанный человек и не понимаю, почему какие-то люди мне диктуют, что снимать. Я не снимаю кино на деньги государства — это частные деньги, и у меня есть право его показывать. Это настолько абсурдно, что напоминает мультик про Симпсонов. Мне проще вообще не заниматься кино, чтобы не подстраиваться под идиотские законы. Искусство должно быть свободным — только так может развиваться культура. Перепутаны все причинно-следственные связи: депутаты считают, что мат приходит в речь из культуры, но на самом деле в культуру он приходит из жизни. И даже если запретить его в кино и книгах, человек все равно будет знать, как им пользоваться».

«По идее, этот закон, принятый Госдумой сильно на скорую руку, не должен был бы вступать в действие без поправок и тем более не должен был применяться в отношении произведений, созданных до 1 июля. Ужесточение возрастных ограничений на просмотр фильмов с обсценной лексикой было бы куда более гуманным и безопасным вариантом. Сильно сомневаюсь, что вступление этого закона в силу положительно скажется на коммерческом прокате цензурированных версий «Левиафана» Звягинцева, «Комбината «Надежда» Мещаниновой, новых фильмов Германики или Ангелины Никоновой, хотя зрительский интерес к их оригинальным версиям это, конечно, сильно подхлестнет. Другой вопрос — где их широкий зритель (и вообще какой бы то ни было) сможет увидеть, заплатив за свой интерес, если параллельно с этим государством был проведен еще один законопроект, запрещающий публичный показ фильмов без прокатного удостоверения?

Конечно, интересна и важна для судьбы пресловутого закона о мате реакция аудитории на цензурированные проекты. Реакция на нового Звягинцева, несколько эпизодов в котором, как говорят, без мата не будут работать совершенно. Реакция на «Да и да» Германики, которую невозможно представить в версии с блипами, способными совершенно убить целостность впечатления от фильма, его истории и от мощной режиссуры ВГГ. И если фильм Мещаниновой предусмотрительно снимался по настоянию продюсеров в двух версиях — с диалогами из мата и без него, то кинорелизы «Левифана» и «Да и да» станут двумя самыми радикальными экспериментами государства и над зрителями, и над кинематографистами. Что сейчас будут делать российские продюсеры и режиссеры, будут ли они объединяться в усилиях, чтобы дать возможность зрителям увидеть свои картины такими, какими они задумывались, — самый загадочный вопрос, от решения которого зависит в принципе дальнейшая судьба российского кино как авторского высказывания и как коммерческого продукта».

«Я думаю, что этот закон как-то пересмотрят и переработают — и все станет на свои места, что все это временно. Если говорить о нашем фильме, то там вырезать мат невозможно. Вообще, принятие этого закона 1 июля нас подстегнуло побыстрее выпустить его в прокат, и мы за два дня очень хорошо показали эту картину. Я думаю, все образумятся: у нас же сначала принимают законы, а потом их правят. Здесь, я думаю, такая же ситуация. Как будет с фестивалями, я не знаю: пока закон есть, его надо исполнять. Поэтому что с показом «Да и да» в Вологде, на фестивале Voices, пока непонятно, я не знаю. Зато у нас есть право на выпуск DVD».

«Мы пока не приняли решения, что делать с показом фильма «Да и да», и не знаем, как поступить в этой ситуации. Есть принципиальная позиция — мы всегда будем следовать закону. Но хотелось бы найти компромисс: фильм очень сильный, и его, конечно, нужно показывать. Надеюсь, здравый смысл победит, и не исключено, что какое-то решение с мы с Министерством культуры найдем. Надеюсь, в итоге кинофестивалям позволят быть более гибкими в своих решениях».

«Тут важно понять, чего хотят эти бедные люди в Государственной думе. Вот они принимают дикие законы один за другим — что ими движет? Они же не хотят власти и денег, так как уже это имеют в полном объеме и это уже давно не вставляет. Они даже не хотят сделать мир лучше — они хотят его спасти. Но все контролировать невозможно: молодежь стремительно деградирует, кругом разврат, никто никого не слушает, не уважает историю, старших и особенно депутатов, которые при этом все делали правильно. Сняли кучу хороших добрых фильмов про хоккеистов и вратарей, про елки там и про мам. Понастроили церквей и спортплощадок. Так что нужно уничтожить корень зла, его источник. И тут они принимают отчаянные законы, которые в первую очередь направлены против них (ведь они любят мат, курить и прочее). Они идут туда, где они никогда не были: в интернет, где до этого узнавали только результаты футбольных матчей, в артхаусные кинотеатры, где крутят три с половиной фильма с матом, в подвальные театры и клубы, где рэперы исполняют матерные куплеты. По факту они уже приходят к нам домой на кухню и начинают брать разные штрафы.

Они не понимают, что происходит. Их посадили в кабину «Сапсана», выдали вожжи и плетку и сказали: рулите. «Сапсан» несется сам по себе как сумасшедший, а они ходят по вагонам и лупят пассажиров плетками, чтобы затормозить состав, а пассажиры уткнулись в айфоны и не понимают, что от них хотят. Безвыходная шизоидная петля.

Можно, конечно, еще подождать, когда они окончательно перегреются и скажут: все, извините, мы расходимся, дальше давайте сами. Но это будет не очень гуманно. Поэтому я призываю всех людей творческих и других профессий отнестись к депутатам с пониманием и нежностью и по возможности как можно скорее выйти на митинг за роспуск Государственной думы».