Венеция-2015 Львы бегут из Европы: почему Сокуров не выиграл

Сокурова не наградили! Вполне понятная тревога за национальных участников (хотя сокуровская «Франкофония» была сделана без копейки российских денег) — не только наша участь. Этот комплекс свойственен многим, начиная с самих хозяев Венецианского фестиваля. Хотя у итальянцев есть все-таки два утешения — их фаворит и классик Марко Беллоккьо получил за причудливую «Кровь моей крови» престижный приз жюри критики ФИПРЕССИ, а красавица Валерия Голино удостоилась Кубка Вольпи как лучшая актриса за странную неаполитанскую музыкальную мелодраму «За вашу любовь», сделанную с заявкой и на народность, и на некоторую экспериментальность. Второй кубок, за мужскую роль, достался превосходному французскому актеру с итальянскими корнями Фабрису Лукини за роль влюбленного сухаря-судьи из разговорной трагикомедии Кристиана Венсана «Горностай». Этой же картине — очевидно, за неожиданное сочетание истории любви с судебной драмой — достался сценарный приз.

Другими словами, международное жюри, которое возглавлял мексиканец Альфонсо Куарон, недвусмысленно заявило: у вас в Европе прекрасные женщины и благородные мужчины и других достоинств хватает, но лучшее кино сегодня снимается за океаном — далеко от вас. Так и называется фильм, получивший «Золотого льва», венесуэльская драма дебютанта Лоренцо Вигаса, — «Издалека». «Серебряный лев» за режиссуру достался аргентинцу Пабло Траперо за криминальный триллер «Клан». Наконец, чуть уступающий им в венецианской иерархии Гран-при отошел нежной анимационной драме Чарли Кауфмана и Дюка Джонсона «Аномализа». Три важнейшие награды уехали в Америку, откуда родом и сам президент жюри.

Здесь открывается богатейшее пространство для интерпретаций и спекуляций, поскольку любой вердикт фестивального жюри, даже будучи плодом компромисса, всегда по факту оказывается концептуальным. Начнем с патриотического вопроса. Почему совсем ничего не дали «Франкофонии» Сокурова, которая на протяжении двенадцати дней фестиваля была абсолютным лидером зрительских и критических симпатий? Неужели антироссийские настроения виноваты (хотя фильм, повторим, стопроцентно европейский)? Или скандальные заявления Сокурова о сирийских беженцах и мусульманском мире? Наконец, профессиональная зависть к мастерству и популярности коллеги-виртуоза?

Каждый из этих факторов мог сыграть свою роль, но прежде всего нелишне помнить, что кинематографисты смотрят кино совершенно иначе, чем зрители, будь то критики или обычная публика: у них другие критерии и вкусы. Мексиканец Куарон, тайванец Хоу Сяосянь и даже турок Нури Бильге Джейлан — как кажется со стороны, самые сильные члены жюри — кроме прочего, вряд ли так уж сильно погружены в вопросы немецкой оккупации Парижа и сохранности коллекции Лувра в 1940-х. Не исключено, что более актуальные проблемы, затронутые в награжденных латиноамериканских картинах, им элементарно ближе.

Важен и поколенческий фактор. Никто из признанных во всем мире режиссеров-классиков не получил призов, невзирая на благосклонную оценку со стороны зрителей. Марко Беллоккьо и Ежи Сколимовский тоже уехали из Венеции ни с чем, в то время как спорная параноидальная драма «Блокада» турка Эмина Алпера удостоилась специального приза жюри. Возможно, потому, что автор молод и ему награда нужнее. Да, в Венеции в этом году хватало картин молодых режиссеров, поражавших бессодержательностью и претенциозностью, — но жюри безошибочно выбрало лучших представителей нового поколения, дав понять, что завтрашний день им интереснее вчерашнего. Траперо, Вигас, Алпер и Кауфман («Аномализа»Альфо — всего второй его режиссерский фильм) — те редкие начинающие авторы, за которыми будущее.

Наконец, обратимся к фактору эстетическому. В Венеции показали сразу несколько картин, новаторски подошедших к жанру и форме, при этом пренебрегая сюжетом. Так устроена «Франкофония», где документальное, игровое и архивное переплетается вплоть до полного исчезновения швов. Схожим образом организовано безбюджетное авторское киноэссе Лори Андерсон «Собачье сердце». Наконец, в последний день в конкурсе был представлен фильм китайского режиссера Чжао Ляна «Бегемот», впечатляющий, хотя пустоватый эпос, снятый во Внутренней Монголии. Чего там только нет! Вариации на тему «Божественной комедии», социальные проблемы рабочих нелегальных угольных шахт, живые овцы и скульптуры овец, совершенно марсианские пейзажи, аллюзии на Библию… Казалось, этот фильм идеально подходит для Венецианского фестиваля — его будто вывезли с арт-биеннале, чтобы окончательно размыть границы разных форм искусства. Однако жюри кинематографистов не проявило ни малейшего интереса к гибридным формам кинематографа.

Не прельстила их и открытая публицистичность. Ведь можно было, по примеру Канн и Берлина, превратить фестиваль своим вердиктом в политическую манифестацию. Повод к тому давал самый яркий и увлекательный фильм израильтянина Амоса Гитая за всю его богатую карьеру. «Рабин, последний день» — подробнейшая летопись трагического события, убийства премьер-министра Израиля в 1995 году, которое, по мнению многих, буквально вынудило государство стать с тех пор на тропу войны и так с нее не сворачивать. Кстати, Гитай тоже экспериментирует с формой, соединяя игровые элементы с документальными съемками двадцатилетней давности и свежими интервью израильских политиков. Награждение такого фильма было бы расценено как сильное высказывание, но Куарон и его товарищи также прошли мимо. Им было нужно другое: четкая и внятная история, неповторимые персонажи, возможность искреннего сопереживания. Об этом и свидетельствуют два фильма из Латинской Америки, получившие венецианское золото и серебро.

«Клан» Пабло Траперо — умопомрачительная история из реальной жизни, рассказанная современно и жестко. На родине автора фильм уже вышел в прокат, собрав рекордную аудиторию и кассу. Действие происходит на рубеже 1970–80-х, когда в Аргентине сменилась власть и от диктатуры государство перешло к демократии. В центре внимания — обычная большая семья: один из сыновей живет за границей, другой — популярный спортсмен, респектабельный отец семейства и любвеобильная повариха-мать регулярно собирают потомков за одним столом. Однако все это лишь фасад. На самом деле семья промышляет похищением людей, которых они пытают, морят голодом, а потом, получив от родственников выкуп, исправно убивают. Эта технически безупречная и леденящая картина поднимает серьезную проблему, над которой стоило бы задуматься и россиянам. Именно на стыке тоталитаризма и свободного рынка возникают подобные казусы — отсутствие морали и привычка к организованному насилию подпитываются капиталистическим инстинктом, порождая уродливых мутантов: в своем роде герои «Клана» не менее колоритны, чем семейка маньяков из «Техасской резни бензопилой».  

На ту же тему когда-то рассуждал другой молодой режиссер из Латинской Америки, чилиец Пабло Ларраин в нашумевших лентах «Тони Манеро» и «Посмертно». Там был открыт миру один из самых интересных сегодняшних киноартистов — Альфредо Кастро, человек с потрясающим диапазоном ролей и возможностей. Неудивительно, что венесуэлец Вигас пригласил его в свой фильм «Издалека» на главную роль (тем более что некоторая отчужденность героя-одиночки от окружающей среды вписана в сценарий). А с продюсерской стороны к дебютному проекту бывшего молекулярного биолога, учившегося в Нью-Йорке, подключились мексиканцы Габриель Рипстайн, Майкл Франко и Гильермо Арриага. То есть «Издалека» — латиноамериканский фильм par excellence.

Холодная и внимательная камера еще одного чилийца — оператора-виртуоза Серхио Армстронга («Post Mortem», «Нет») — то ловит, то отпускает, будто бы на время теряет одного из двух центральных персонажей фильма, немолодого зубного техника. Издалека, как и сказано в заголовке, он наблюдает за молодыми бездельниками на улицах бедных районов Каракаса, а потом предлагает деньги и уводит к себе домой. Щедрый гонорар он платит за то, чтобы смотреть — и больше ничего. Так продолжается до тех пор, пока ему не встречается жестокий, грубоватый парень, после нескольких сеансов привязывающийся к молчаливому незнакомцу. Они начинают проводить все больше времени вместе, и дистанция внезапно — у обоих впервые в жизни — сокращается. Что, разумеется, не может не привести к трагическим последствиям: обреченностью дышит каждый кадр картины.

«Издалека» — нечто значительно большее, чем тематическая гей-драма, хотя тема гомофобии здесь раскрыта весьма красочно. Если в фильме и идет речь о страсти двух мужчин друг к другу, то роковой ее можно назвать в древнегреческом смысле. Вигас переосмысляет стародавний миф об Эдипе, и инцестуальный мотив в его фильме тоже сквозит — хоть и по касательной. Каждый из героев сражается не столько с социумом или партнером, сколько с фатумом. Оба преодолевают травму, поскольку выросли без отцов; для того чтобы добиться предполагаемой гармонии, отца необходимо уничтожить. Короткий фильм о любви плавно переходит в короткий фильм об убийстве — и предательстве, как без этого. Просмотр этой ленты, конечно, рождает в зрителе определенный дискомфорт сродни неприятному чувству от звуков шлифовки зубных протезов главным героем. Но и остаться равнодушным к этому зрелищу сложно.

Отсутствующий отец в картине «Издалека» — будто непрошеный ответ на издевательский образ патриарха-садиста из «Клана». Все-таки две эти картины в призовом раскладе объединились не случайно. Вывод напрашивается. Наградив начинающих режиссеров молодых кинематографий, жюри Венеции выразило свой протест против любых форм «папиного кино». Искусство не может и не должно развиваться под гнетом отцов, в череду которых сегодня вписываются и Сокуров, и Беллоккьо, и Сколимовский, и даже культовая звезда 1980-х Лори Андерсон. Уж лучше открыть никому не известное имя и отметить первую несовершенную попытку, в которой нашлось место амбиции, изобретательности и своеобразию, чем топтаться на осточертевшем Олимпе, вновь и вновь вглядываясь в давно знакомые лица классиков. У них, вне зависимости от «Львов», «Медведей» и «Пальм», есть своя аудитория, она их не бросит. А кинематографу пора двигаться дальше. Почему бы не в Латинскую Америку.