«Карточный домик»: в игре наверняка что-то не так

Первый сезон «Карточного домика» — одна из самых громких прошлогодних премьер — стал большим событием по причинам не столько внутренним, сколько внешним. С его помощью видеосервис Netflix собирался вступить на территорию кабельных телеканалов, для чего израсходовал $50 млн, выбрал революционный способ показа (13 серий за раз), позвал Дэвида Финчера в режиссеры и не последних артистов на главные роли. Все это тогда создало вокруг сериала необходимый шум, но несколько отвлекло от его непосредственного содержания.

Второй сезон стартует ровно с той точки, на которой остановился первый: Фрэнк Андервуд, обеспечив себе должность вице-президента, отправляется вместе с женой на вечернюю пробежку. За спиной хладнокровное убийство, впереди — не менее кровопролитный путь к вожделенному президентскому посту. Следующие полчаса приходится потратить на попытки восстановить опорно-двигательную механику сериала — паутину интриг и мотиваций, сплетенной движением главного героя к власти. Вскоре, правда, сериал эффектно избавляет и себя, и нас от этой утомительной заботы одним вопиюще обставленным убийством. В эту же минуту становится понятно, что «Домик» намеревается с еще большей решимостью отказаться от логики и смысла в пользу эффектной драматургической пиротехники.

Проблема была видна еще в прошлом году, но во всеобщей шумихе вокруг сериала сказать о ней мало кто решался. К тому же Финчер всегда умудрялся при помощи холодного прищура и рассеянного освещения снять любую чушь так, что возникало ощущение разговора с умным человеком. Начальная сцена первого сезона, в которой герой напрямую общался со зрителем, попутно сворачивая шею собачке, тоже не была идеалом хорошего вкуса, но все же немалый локомотив «Домика» автор запускал с очевидным достоинством. В этом году Финчер ни разу не присел в режиссерское кресло, авторство почти что всех 13 серий принадлежит постановщику «Гленгарри Глен Росс» Джеймсу Фоули и еще паре режиссеров (в числе которых Робин Райт и Джоди Фостер). Под их руководством в «Домике» вдруг становится отчетливо видна его суть — при всех своих высоких амбициях он все-таки принадлежит к низким жанрам.

Политическое кино и сериалы вообще зачастую оказываются жанром-обманкой, серьезным снаружи, глупым внутри. Случай «Домика» к тому же усугублен материалом в духе Аарона Соркина — эдакое разговорное кино про супергероев. Весь сериал держится на персонаже Спейси — слишком обаятельном и могущественном в своем злодействе, чтобы всерьез выглядеть героем драмы, вместо нее здесь — дым и зеркала. Как политическому триллеру «Домику» банально не хватает ощущения риска. Почти любая проблема здесь решается абсурдным убийством или двумя телефонными звонками. Как и в первом сезоне, под конец герой вновь зависает в шаге от краха, но авторы спохватываются так быстро, что зритель вряд ли успевает занервничать. Финальный победоносный кульбит Андервуда с использованием одноименной печатной машинки, кажется, смутил бы даже авторов «Игры престолов».

Эти условности можно было бы простить, скрывайся за ними сколь-либо серьезное высказывание — например об автоматической победе беспринципности в любой политичеcкой игре. К сожалению, Вашингтон здесь изображает декорации очень дорогие, но слишком картонные, чтобы можно можно было провести хоть какие-либо параллели с реальностью.

Надо признать, что все сенсационные ходы и эффекты достались сериалу в наследство от британского предка. Меж тем оригинальный «Домик», во-первых, был сдобрен большей долей авторской иронии, которая не стремилась полностью слиться с голосом героя; во-вторых, явился своеобразным прощанием со вполне реальным монстром — Маргарет Тэтчер; в-третьих, интонацией походил одновременно на Шекспира и сатирическую телепередачу — то есть по сути был сплавом серьезной театральной постановки и передачи «Куклы». Склонностью то и дело подмигнуть великому драматургу страдает и создатель американского «Домика» Бо Уиллимон — автор «Мартовских ид» и большой любитель свести хитросплетения американского политического ландшафта к остросюжетной трехходовке. Штука в том, что не всякий простой сюжет оказывается вечным.

Формальные признаки американской версии «Домика» автоматически ставят сериал в авангард современной телевизионной драмы. Это шоу, снятое несколькими большими художниками на техническом уровне недешевого голливудского кино и доставленное до зрителя самым современным из возможных способов. При этом внутри у него оказывается простейший механизм, работающий по несколько устаревшим правилам. Все 13 эпизодов, понятно, смотрятся на одном дыхании; к третьему акту-сезону все, дай бог, и вовсе встанет на свои места: учитывая, что сериал довольно прилежно следует основным точкам оригинального сюжета, там он должен окончательно утратить какую-либо связь с реальностью и сцепиться в объятиях с собственной вульгарностью. Пока же все происходящее вызывает стойкое и несколько неловкое ощущение, что несколько очень достойных людей в течение восьми часов занимаются глупостями.