Франсуа Озон: «Извращенец — это я!»
Классическая модель семьи отмирает, беременная женщина имеет право на роман с трансвеститом — Франсуа Озон рассказал Антону Долину, почему он считает свой новый фильм аргументом в пользу гей-браков и тихим гимном нестандартных семей.
- Кажется, с тремя последними картинами — «В доме», «Молода и прекрасна», теперь «Новая подружка» — вы нашли идеальный баланс формы и содержания. Прекратились бесконечные эксперименты с разными жанрами и киноязыками, наступила творческая зрелость?
- Куда мне анализировать мои собственные фильмы! Я их снял, и они ушли в прошлое, покинули мои мысли. Но сейчас вы сказали, и я задумался: в самом деле, здесь жанры смешаны друг с другом уже до полной неузнаваемости. «Новая подружка» — мелодрама, комедия, но еще и сентиментальный триллер, психологический фильм о формировании личности… Да, баланс пришел с годами и с опытом. Я всегда старался адаптировать форму фильма к тому сюжету, который родился у меня в голове. Со временем это получается все лучше. Стиль и тон картины в данном случае полностью соответствуют тому странному персонажу, который в центре интриги.
- А еще каждый из ваших последних фильмов мог быть основан на реальных событиях.
- Да, без труда представляю себе такие заметки в газетах. Но потом возникает форма — и стилизация меняет реальность до неузнаваемости. Ну вот «Молода и прекрасна»: мало ли среди элитных проституток девушек из хороших семей! Мне, однако, было важнее рассказать историю в четырех эпизодах, оставив между ними лакуны, подобрать песни Франсуазы Арди, чтобы подчеркнуть сентиментальный ракурс, постепенно превратить мелодраму во что-то другое…
- Опять сентиментальность. Ее в ваших фильмах все больше. Взять финал «Новой подружки»…
- Ага, там камера взмывает в небо, я снимаю сцену с крана. Это, конечно, чистый Голливуд. Странная пара — беременная женщина и трансвестит — уходит куда-то вдаль. Почему у них не должно быть права на свой голливудский хеппи-энд? Пусть финал будет как в сказке Шарля Перро: они поженились, нарожали много детей, жили долго и счастливо.
- Как обычно рождается замысел для сценария? Из газет? Из реальной жизни? Из литературы?
- «Новая подружка» началась с рассказа, который я прочитал давным-давно, лет двадцать назад. Я все эти годы пытался его переделать и как-то адаптировать для кинематографа, но не мог придумать, как. Собственно, от первоисточника за это время ничего не осталось. Однажды чуть не снял короткометражку, но не нашел ни денег, ни актера. Тогда, чтобы компенсировать это, снял другой короткий метр — «Летнее платье» — и впервые приблизился к теме. Во Франции тогда все говорили о СПИДе, фильм получился едва ли не политическим…
- А сейчас о чем во Франции говорят? У нас здесь консерваторы обсуждают падение нравов в «Гейропе», а либералы превозносят свободу нравов в том же Париже. Судя по вашему фильму, ситуация сложнее.
- Знаете, я писал сценарий в самый разгар манифестаций, направленных против гей-браков. Стоило правительству их разрешить, как на улицах оказались толпы правоконсервативных людей — очень верующих, активных, довольно молодых и агрессивных. Я тут же сказал себе: политики испугались. Либералы приняли закон, но побоялись публично его защищать и отстаивать. Я решил тогда, что сделаю очень мягкий фильм, который сможет стать таким аргументом, которого не хватило политикам. Фильм, который сможет убедить зрителя в самом главном: семья — это сложная штука, непростой организм, который нельзя сводить к стереотипам. Свобода выбора — важнейшее условие гармонии в абсолютно любых отношениях. Классическая модель отмирает, с этим надо смириться. Кстати, именно поэтому «Новая подружка» начинается со смерти одной из героинь! Не будет смерти — не наступит освобождение. Так что мой фильм оказался политическим практически против моей воли. Я ничего такого в виду не имел. К слову, мы с вами разговариваем, а через пару дней в Париже опять будет манифестация против геев и за традиционную семью.
- А в творческой области какие-то ограничения свобод в нынешней Европе существуют?
- Цензуры нет. Только возрастные ограничения — «12+» или «16+». Забавно, что в России «Новая подружка» пошла с ограничением «18+». Я спросил, почему, и мне объяснили: раз мужчина переодевается в женское платье — значит, для несовершеннолетних это зрелище будет запрещено. А у нас во Франции пойдет вообще без ограничений. Только с предупреждением родителям, что некоторые сцены могут впечатлить детей. А там уж пусть сами решают. Но вообще мне повезло: я довольно известен и имею право выбирать любые сюжеты, какие пожелаю. С другой стороны, не испытываю ни малейшего желания снимать нишевое элитистское кино для тридцати зрителей, которые и без того во всем со мной согласны. Я обращаюсь не к посетителям синематек, не к интеллектуалам, а к широкой публике — и очень бы хотел, чтобы на мои фильмы приходили именно те, кто выходит на улицу с протестом против гей-браков. Мои темы могут быть сложными, но форму я стараюсь сделать доступной.
- Для достижения этой цели, конечно, важен актерский состав. Трудно было убедить Ромена Дюриса сняться у вас в роли трансвестита?
- Уверен, что Ромен согласился бы сыграть эту роль и бесплатно. Он так мечтал сыграть женщину! Сама идея казалась ему невероятно привлекательной. Мне это идеально подходило: для французов он национальный секс-символ, типичный парижанин, в которого влюблены все девушки. Мачо! Мне и был нужен мачо.
- Он был здесь для вас главным героем, не так ли?
- Разумеется, драматургия строилась вокруг его персонажа. Анаис Демустье — молодая актриса, это всего вторая ее работа, и в ней важнее всего мне была ее способность наблюдать и слушать. Уверен, из нее вырастет выдающаяся актриса.
- Расскажите, а как вы сами оказались в числе актеров? Пусть роль извращенца в кинотеатре маленькая и без слов, но яркая.
- Так вы меня узнали? Черт! Это не я! Что, похож? Ну ладно, признаюсь. Я. Роль забавная, не правда ли? У меня в «Отчаянной домохозяйке» так снимался Сержи Лопес — на две минуты возник в кадре в роли водителя автомобиля. Здесь я решил снять кого-нибудь еще. А потом сказал себе: «Стоп, это же извращенец, а кто у нас извращенец? Извращенец — это же я!» Но я только имитирую брутальность. На самом деле я жутко боялся. Я же не актер. Я даже позвал кое-кого еще на эту роль и снял эпизод дважды — с ним и с собой. Только на стадии монтажа я осознал, что Ромен лучше сыграл эпизод со мной, чем с другим актером. Мы оставили мой дубль. Хотя выгляжу я там чудовищно — потный, небритый… Я даже спросил потом Ромена, почему со мной он сыграл дубль лучше. Тот ответил: «Потому что ты действительно щупал мою ногу! А другой не отважился».
- Бергман боготворил Тарковского за способность пересекать границу между реальностью и сном. У вас тоже неплохо получается — сны весьма убедительны.
- А я боготворю Бунюэля, который учил снимать сон как реальность, а реальность — как сон. Я часто играю с этим неразличением: помните «Под песком», героиня которого жила с призраком своего мужа? Она общалась с ним так, как будто он абсолютно реален, и мы видели его ее глазами. Сон — очень важный фильтр, через который мы точнее видим, как устроена наша жизнь.
- И фантастика как таковая для этого уже не нужна.
- Да, можно обойтись.
- А есть у вас собственные фантазии? Не знаю, какой-нибудь дико дорогой проект?
- Знаете, почему я снимаю по фильму в год? Именно потому, что у меня нет чрезмерных амбиций – мне не нужно сто миллионов, я обхожусь без пятидесяти актеров в главных ролях. В итоге именно эта модель позволяет мне быть свободным. То есть снимать личные фильмы, которые приносят деньги. Даже в России, между прочим! Кто бы мог подумать. Сам удивляюсь.
- Да и фильм ваш именно об этом — о свободе.
- Разумеется. О свободе самовыражения, о свободе быть собой. О семейной свободе тоже. Это получается само собой. Персонажи у меня разные, но все они нарушают норму для того, чтобы обрести ту или иную форму свободы. Даже если остальным она кажется безумием.
Текст