«Это наш Христос. А это наш Пазолини»
Уиллем Дэфо рассказал Антону Долину в канун показа фильма Абеля Феррары «Пазолини» на ММКФ о том, как и зачем он примерил пиджак гениального итальянского режиссера.
- По-вашему, от актера требуется отвага, чтобы согласиться на роль Пьера Паоло Пазолини?
- Трудно ответить, но сам Пазолини уж точно был человеком отважным. Я сам не знаю, откуда у него была эта смелость, не скрывать никаких аспектов своей жизни, достигать такой откровенности! Наверное, объяснение в том, как многолик он был: поэт, сценарист, режиссер, публицист, — и невозможно было отделить одни стороны его личности от других. И его сексуальность была одной из важнейших сторон.
- Как вы готовились к роли? Ваше внешнее сходство с Пазолини в фильме поражает.
- Я не уверен, что согласился бы сыграть ту же роль у другого режиссера. Но с Абелем Феррарой я работал много раз и ему доверяю всесторонне: в частности, потому, что мы с ним соратники и действительно работаем вместе. Он начал говорить со мной на самых ранних стадиях проекта — работа над сценарием тогда только начиналась, и он был скучно-типовым: флешбэки, психология, биография. Неинтересно. Мы с Абелем сразу решили: байопик — это не для нас. Мы пустились на поиски материала, который позволил бы найти неожиданный ракурс. Сам этот поиск был ужасно увлекательным. После этого мы сделали с Абелем другой фильм вместе — «4:44. Последний день на земле» — и одновременно почувствовали, что это может стать ключом для нашей картины о Пазолини. Последние сутки из жизни, сутки перед концом света. Мы решили, что если наполнить эту идею конкретными правдивыми фактами, может получиться отличный фильм. Это был скелет новой версии сценария.
-
1/4 -
2/4 -
3/4 -
4/4
- Как в картине появились экранизированные незавершенные сценарии Пазолини?
- Уже потом мы решили, что введем в структуру фильма фрагменты из его неосуществленных проектов. Не для того чтобы подменить собой Пазолини — только для того, чтобы пустить зрителя в его мысли, показать те образы, которыми он жил. Это был совместный процесс, мы работали с Феррарой вдвоем. Не хочу преувеличивать свою роль, но ведь даже когда мы читаем книгу, которая нам по-настоящему сильно нравится, то становимся соавторами, не так ли? А эту книгу я читал тщательно, внимательно и с огромным удовольствием, чувствуя, что проникаю в сознание героя. Любые вопросы физического сходства пришли потом. Я не хотел имитировать Пазолини, но уже слишком хорошо изучил его, чтобы совсем этого избежать. Правда, внешне я на типичного итальянца совсем не похож. Что ж, мне покрасили волосы в темный цвет и снабдили линзами. Я бесконечно смотрел видеозаписи и наблюдал, особенно во время его интервью; не копировал, просто наблюдал… Что до результата, то я ведь и по-итальянски почти не говорю! Поэтому мы сделали две версии фильма — итальянскую для Европы и англоязычную для Америки. Конечно, я мечтал бы произнести все диалоги по-итальянски, но вряд ли это бы получилось. Зато я в совершенстве владею итальянским языком жестов. Думаю, это и помогло. Странным образом, думаю, он, как и я, чувствовал себя в Риме немного чужаком — все-таки он был из Болоньи.
- Что-то еще вас объединяет, кроме некоторого внешнего сходства?
- Я не отваживаюсь на такие сравнения. Все-таки я актер, единица не самостоятельная, а он был поэтом, всегда говорившим и творившим от первого лица. Мой материал — это я сам, его материалом были его мысли и взгляды, в том числе политические. Его отношение к фашизму и коммунизму тоже невозможно сымитировать, ведь он прожил это, впитал порами кожи, речь не шла о присоединении к тому или иному клубу, а сегодня мы смотрим на политику именно так. Но при всей разнице, когда я читаю его слова о развитии современного общества, то хочу подписаться под каждой строчкой. Он был невероятно смелым и оригинальным мыслителем, настоящим философом, и я разделяю его философию. Хотя не могу себе представить, чтобы я так же, как он, шел напролом во всем, никого не слушая, будучи уверенным в своих мыслях. А как он любил жизнь! Дай бог каждому. Да, к последним годам жизни он стал пессимистом, все чаще писал и говорил горькие вещи, обличая коррупцию и социальную несправедливость. Но и в этом была колоссальная любовь к жизни.
- Были ли у вас в фильме сцены, в которых вы импровизировали?
- Мы ступали по зыбкой почве. Эпизод, в котором Пазолини ужинает с мальчиком, который потом станет одним из его убийц, кажется спонтанным…
- …именно так он и выглядит!
- Но по факту там прописана каждая запятая! Мы не знали, как в реальности проходила эта встреча, все наши источники ненадежны, и потому было особенно важно выстроить четкий сценарий и его во всем придерживаться. Мы с Абелем изучили материалы процесса по делу об убийстве Пазолини, это было поучительно, но в практическом смысле почти бесполезно. Тогда мы начали фантазировать, о чем они могли разговаривать… Но не экспериментировать, нет.
- А место, где они ужинают, настоящее?
- Все места, которые мы снимали в фильме, настоящие. И с владельцем ресторана мы говорили. Он до сих пор жив и рассказывал нам в деталях, как вел себя Пазолини в тот последний вечер.
-
1/4 -
2/4 -
3/4 -
4/4
- Что касается сцены с убийством Пазолини, вы здесь не оригинальничали. Хотя многие пойдут на фильм, желая узнать, «как он погиб на самом деле».
- И разочаруются. Что попишешь. Мы не хотели спекулировать на этом и делать вид, что знаем больше, чем знаем на самом деле. Что нам известно наверняка? Прежде всего, что убийц было несколько. В нашем фильме даже неясно, было ли это убийство из ненависти или ограбление. Но я считаю, что это неважно. Важно, что он был убит, и это была страшная, мучительная смерть. Кто-то захочет сделать картину об убийстве Пазолини? Ради бога, только это будет другой фильм. Не наш.
- Насколько вам помогло то, что семья Пазолини дала для съемок какие-то принадлежавшие ему самому предметы — и особенно одежду, которую вы носите в фильме, в частности пиджак?
- Очень помогло! С практической точки зрения нет ничего более полезного для восстановления связи с прототипом. Да, в сцене интервью на мне подлинный пиджак Пазолини… была еще пара джинсов, которые мне трудновато было натянуть. И кулон, который ему подарила Мария Каллас. Но гораздо важнее был другой артефакт: его записная книжка. Вы видите ее в фильме. Понятно, что она была необходима Ферраре, чтобы воссоздать последние сутки в жизни нашего героя — уже дальше мы начали выстраивать на этой основе свои фантазии. Но меня завораживает другое: записи на будущее. Когда ты понимаешь, что он не собирался умирать, что он твердо знал, как проведет следующую неделю, которая так и не наступила. На меня его ежедневник произвел огромное впечатление.
- Последним фильмом Пазолини стал «Сало, или 120 дней Содома», хотя он не планировал сделать его своим завещанием.
- Да, это сильный фильм, не на любой вкус. Судя по последним свидетельствам, в этот период жизни Пазолини чувствовал серьезный стресс и давление, это ощущается не только в «Сало», но и в его публицистике того времени, и в интервью. Возможно, он даже считал, что зашел слишком далеко в этой картине. Однако если бы он прожил чуть дольше, завещание было бы другим! Известно, что Пазолини не успел закончить еще несколько проектов. Из них мой любимый — то, что он собирался снимать в Детройте. Очень необычная история, вдохновленная жизнью святого Павла.
- К разговору о святых: ведь вы успели много кого сыграть до Пазолини… в том числе Христа. В этом случае, наверное, психологическое давление было сопоставимым?
- О да. Но я пытался облегчить его, говоря себе и остальным: «Я не пытаюсь сыграть настоящего Пазолини или Христа, это всего лишь фильм. Это наш Христос. А это наш Пазолини». И эта мысль, как ни странно, возвращала мне комфорт. Хотя вокруг меня постоянно были подлинные друзья и близкие Пазолини, и это изрядно нервировало меня.