Джозеф Гордон-Левитт: «Когда мой отец смотрел этот фильм, он кричал от страха»
Перед выходом головокружительного (в прямом смысле) фильма «Прогулка» актер, сыгравший канатоходца Филиппа Пети, рассказал о том, как учился ходить по проволоке, почему боялся играть француза и каково ему было работать в декорациях башен Всемирного торгового центра.
- «Прогулка» выходит всего несколько лет спустя после «Человека на проволоке», документального фильма о Филиппе Пети, получившего «Оскар». Вы видели его? Как считаете, нужно ли смотреть фильм тем, кто уже видел документалку?
- Конечно, я видел «Человека на проволоке», мне очень он понравился. Но это все-таки два совсем разных жанра — кино и документалистика. Это как «All Along the Watchtower» в исполнении Боба Дилана и Джими Хендрикса — то есть, по сути, две совсем разные песни, их нельзя сравнивать. «Человек на проволоке» — великий, но и Роберт Земекис тоже великий, он снял даже не один, а несколько лучших фильмов в истории. Ну и в игровой картине глубины больше: можно узнать об отношениях Филиппа с близкими, с его наставником и, в конце концов, сам проход между башнями увидеть, которого, очевидно, в документальном фильме не было и быть не могло, это событие не было никак задокументировано на кинопленке, есть только пара фотографий. Иметь возможность увидеть это событие, воссозданное одним из лучших визионеров нашего времени… Для такого кино и было придумано, в общем-то.
- Получается, только ради спецэффектов стоит смотреть?
- Нет-нет. В смысле да, фильм выглядит невероятно, и там головокружительные кадры есть, но для меня главное — помнить, о чем он. А он о том, как в жизни сталкиваться с препятствиями, которые кажутся непреодолимыми, и пытаться через них пройти, даже если крах видится неизбежным. Понятно, что прогулка на канате между небоскребами — это совсем экстремальный пример, но в целом, мне кажется, каждый сталкивался с чем-то подобным в жизни: нужно что-то сделать, и все вокруг говорят, что это невозможно, но если действительно захотеть и приложить реальные усилия, то все получится.
- У вас, я слышал, был какой-то сложнейший подготовительный процесс к съемкам. Что там было?
- Многое, но в первую очередь мне пришлось действительно научиться ходить по канату. Причем Филипп Пети настаивал, чтобы именно он был моим учителем. Он организовал мне восьмидневный курс, только он и я, и сказал: «К концу восьмого дня ты сможешь ровно пройти по канату», — я тогда подумал, что это чересчур амбициозно, но так и вышло, я действительно смог.
- Нужно, наверное, совсем высоты не бояться, чтобы этим заниматься.
- Ну я же не на стометровой высоте ходил! И внизу маты подложены для страховки.
- У многих даже так все равно голова кружится.
- А, это да, у меня нет головокружения от высоты. Вот у моего отца есть, и, когда я его на показ фильма позвал, он буквально кричал от ужаса. Просто у всех разный порог восприятия. Я начинал вообще с полуметра, а когда научился, мы подняли проволоку на три метра от земли и на такой высоте снимали все мои сцены — мне было так нормально. Хотя это, понятно, ничто по сравнению с тем, что настоящие канатоходцы делают. Но те два с половиной метра разницы имели громадное значение — я уже действительно начинал бояться, все мое тело было напряжено, и я, хоть и знал, что покалечиться не смогу, все равно инстинктивно был весь пронизан страхом. Хотя под конец съемок уже совсем не боялся, привык.
- А что вообще канатоходец ощущает? Ну, помимо страха.
- Пяткам больно. А если серьезно, то это удивительное чувство, потому что, когда находишь правильный баланс, тут же получаешь невероятный прилив сил — вот, вот оно, все правильно сходится. И тогда уже не хочется останавливаться никогда.
- Получается такая наркотическая зависимость от опасности.
- Мне сложно сказать, я на физический риск все-таки стараюсь не идти обычно. Только профессиональный — соглашаюсь на роли, которые могут казаться мне странными или неподходящими. Тогда я выкладываюсь на полную, и все вокруг это могут увидеть и оценить, тут есть, конечно, некоторый адреналин. Могу только в этом смысле соотнести.
- И какой фильм для вас был самым рисковым в жизни?
- Мм… Думаю, не совру, если скажу, что «Прогулка» — это он и есть. С актерской точки зрения. Я же никогда не играл раньше неамериканца. Американцев я могу играть и с Восточного побережья, и с Западного, и со Среднего Запада, и из Техаса, я эти акценты хорошо знаю, но вот кого-то не из Штатов еще не приходилось играть. Я немного говорил по-французски и до съемок, так что учиться пришлось не с нуля, ну и я в целом обожаю французский язык, культуру, кино. Но в то же время у меня в голове постоянно звучал противный голос: «Чувак, ты сильно рискуешь. Тебе могут не поверить, ты же не знаешь, как достоверно француза изобразить. Может, передумаешь?» И приходилось этот голос как-то затыкать.
- Встреча с самим Филиппом Пети как-то повлияла на ваше исполнение?
Есть ли в вашей игре что-то от него самого?
- Думаю, есть — и его там довольно много. Сложно, конечно, передать все аспекты целой личности в одном двухчасовом фильме, но я сделал все возможное.
- А что вы сами думаете о поступке Пети? Он был все-таки великим или больше безумным?
- Думаю, да, Пети был отчасти безумен, вот вы и сами так говорите. Но потому его и было так интересно играть. Невероятно скучно же играть одномерного персонажа, а тут, с одной стороны, великий артист, с другой — человек, который явно теряет рассудок, и нужно между двумя этими гранями его характера балансировать. Именно таких персонажей и хочется всегда играть.
- Всемирный торговый центр сейчас неизбежно у людей не с подвигом Пети ассоциируется, а с другими, совсем печальными событиями. И невозможно от этой ассоциации никуда деться. Как вы с этим в фильме справляетесь?
- Да, разумеется, когда думаешь о Всемирном торговом центре, то думаешь в первую очередь о трагедии. Но тут, как в случае с любой другой трагедией, важно помнить и другие вещи, позитивные. Не давать трагедии их затмить. Помнить о красоте того, что мы потеряли. Именно это фильм и делает.
- Где вы сами были 11 сентября 2001 года?
- В колледже в Нью-Йорке. Это было довольно далеко от центра Манхэттена, но из окон самых высоких зданий кампуса все равно был виден дым. Я был на лекции, когда все произошло, и узнал о том, что случилось, когда она закончилась. К тому моменту башни уже упали.
- Наверное, странные были чувства, когда вы заходили в декорации воссозданных башен на съемках.
- Да, это довольно необычно. Особенно запомнилось лобби одной из башен, которое сделали просто с феноменальной скрупулезностью, один к одному. Я был там в детстве, и, когда впервые оказался на площадке, чувства действительно были очень сильные. Другие коренные ньюйоркцы, участвовавшие в съемках, и вовсе чуть не расплакались, когда впервые туда зашли. Поэтому, повторюсь, и важно, потеряв что-то, помнить не только сам факт потери, но и то, каким это что-то было прекрасным.
- Слушайте, и последний вопрос, совсем не в тему, но жутко интересно: а вы никогда не слышали о Викторе Цое?
- Нет, а что?
- Просто похожи на него сильно, а в «Загадочной коже» — будто вообще один к одному.
- Нет, простите, понятия не имею, кто это.