Берлинале-2015 День восьмой: Сергей Эйзенштейн и секс

Плетки, наручники, сладкая боль — помилуйте, кого таким репертуаром удивишь в Берлине, который многие считают европейской столицей БДСМ? Разумеется, мировая премьера «Пятидесяти оттенков серого» прошла на Берлинале с приличествующим шиком: несколько сотен домохозяек и секретарш все-таки прорвались к красной дорожке, чтобы поглазеть на актеров и постановщицу, самым счастливым удалось оказаться и в зрительном зале (хотя со следующего же утра фильм уже начали крутить во всех мультиплексах Германии и прочих стран). Ну хоть на актеров поглазели. Симпатичные!

Однако для фестиваля, когда-то не побоявшегося — в отличие от Канн — показать «Империю чувств» Нагисы Осимы, а в начале XXI века премировавшего «Золотым медведем» порнореалистическую драму Патриса Шеро «Интим», несмелые голливудские оттенки — что комариные укусы. А вот обычно чопорный британец Питер Гринуэй, которого многие легкомысленно считают сухарем и формалистом, своей новой картиной зрителей буквально оглушил, будто пыльным мешком. Его «Эйзенштейн в Гуанахуато» неожиданно для всех оказался не тоскливой экспериментальной биографией, а хулиганским и темпераментным манифестом однополой любви.

Надо отдать должное чутью чиновников из российского Минкульта и руководства Госфильмофонда, раньше всех заподозривших неладное и попытавшихся отозвать уже обещанные Гринуэю деньги и архивные материалы. Но тот не лыком шит: поддержку от России он запрашивал уже для следующего фильма, работа над которым ведется как раз сейчас. Он тоже об Эйзенштейне, но его действие разворачивается перед мексиканской эпопеей — то есть до, так сказать, гомосексуальной дефлорации великого режиссера. Здесь же продюсеры собраны со всех концов света — и Финляндия, и Бельгия, и Нидерланды, кого только нет… а, вот как раз нас-то в списке и нет. Взятки гладки.

Гринуэй нанес удар в самое больное место, прямиком по духовным скрепам. Согласно выдвинутой им версии, в Мексике Эйзенштейн встретил мужчину, который лишил его невинности и стал любовью его жизни, гида и переводчика Паломино Каньедо (красавчик Луис Альберти). Согласно мало чем подтвержденной — но и не опровергнутой же! — версии автора, советский режиссер, в исполнении молодого актера Элмера Бяка так похожий на трагического клоуна, стыдился своей невысказанной сексуальности и стеснялся собственного тела. Мексика его раскрепостила, научив приятию телесной любви и неразрывно с ней связанной смерти — то есть Эросу и Танатосу, которыми, по Гринуэю, во все времена ограничивалось человеческое бытие. Это все, впрочем, звучит чересчур теоретически, как и другие диалоги из фильма; многочисленные сцены за столом с участием, например, Аптона Синклера или Диего Риверы выглядят здесь неуместно, как разговорные эпизоды в старых порнографических фильмах. Зато собственно фривольная часть — она же важнейшая и центральная — исполнена с неожиданным блеском. Чего стоит кража оливкового масла со стола для любовных утех, назначенных на годовщину Октябрьской революции, или красный флажок, уже после секса торжественно воткнутый догадайтесь сами куда. Куда уж там «Пятидесяти оттенкам серого».

«Эйзенштейн в Гуанахуато», несмотря на привлечение документального материала, анимированных эротических рисунков Эйзенштейна и мультиэкрана, едва ли не самый мейнстримный и доходчивый из фильмов Гринуэя. Зал смеялся и аплодировал, витальность мексиканской народной культуры благополучно заразила зрителей. Немного жаль, что на просмотре не оказалось российских чиновников — интересно было бы посмотреть на их лица в тот момент, когда Гейропа нанесла ответный удар.

Гринуэй не в состоянии побороть свои просветительские амбиции, находит в фильме место и для рассуждений о специфической либеральной природе латиноамериканского католицизма. Этот тезис оспаривает другой исключительно успешный конкурсный фильм — «Клуб» чилийца Пабло Ларраина («Тони Манеро», «Нет»), также в немалой степени посвященный таинствам однополой любви, но в более драматическом и даже криминальном ее ракурсе. Герои этой ленты — четверо отставных священников и одна бывшая монахиня, живущие в странном доме отдыха на берегу моря, в крохотной деревушке вдали от столицы. Как выясняется вскоре, все четверо повинны в тягчайших грехах — в основном в педофилии — и помещены в комфортабельный скит не столько для покаяния, сколько для того, чтобы не испортить репутацию католической церкви. Ситуация резко меняется, когда священник-новичок, обвиненный в изнасиловании юноши, кончает с собой. Это влечет за собой расследование: к ним в гости прибывает молодой и энергичный карьерист из Ватикана.

В отличие от колоритного и витального фильма Гринуэя, «Клуб» — виртуозно-строгий этюд в сумрачных тонах. Вся жизнь священников-отщепенцев происходит будто на закате. Они тренируют любимого питомца — гончую — для участия в собачьих бегах, судачат о вечернем меню, вместе поют псалмы; самый старший из них уже и позабыл, за что его наказали. Но в полном соответствии с логикой нравоучительной проповеди в деревенской церкви все тайное непременно становится явным. Появившийся в окрестностях бродяга-бородач, выпив для храбрости, вспоминает о своем совратителе и первом любовнике, тоже носившем рясу. Он не соглашается прикусить язык в ответ на сперва мягкие, а затем все более настойчивые увещевания, уже похожие на угрозы. Теперь все в округе узнают, кто и почему населяет эту смиренную обитель: неизбежно близится трагикомическая развязка.   

Мораль очевидна, стара как мир, но от этого не менее верна: подавление сексуальных желаний репрессивными институтами — религиозными в первую очередь — делает из людей чудовищ, а раскрепощение оных (в основном при помощи искусства) дает хотя бы иллюзию счастья, которая тоже дорогого стоит. В этом отношении разница между гламурной студенткой из модного дамского романа и гениальным кинорежиссером-авангардистом ничтожно мала.