Канны-2014 День восьмой: евангелие от Дарденнов

Когда, всхлипывая и пытаясь собрать чувства в кулак, я вышел на свет с первого сеанса «Двух дней, одной ночи», нового фильма братьев Дарденн, на улице мне встретился коллега-американец, бежавший с другого сеанса. «Как Дарденны? — спросил он. — Продолжают снимать один и тот же фильм?» — «Понимаешь, — ответил я, — упрекать их в этом — все равно что удивляться, зачем человечеству нужны сразу четыре Евангелия, если в них рассказан один и тот же сюжет». Коллега спорить не стал, понимающе кивнул.

Безусловно, их стиль меняется с годами. Или это мы эволюционируем? 15 лет назад, когда скромные бельгийцы Люк и Жан-Пьер Дарденны впервые участвовали в каннском конкурсе, их «Розетта» казалась едва ли не пощечиной общественному вкусу, особенно на фоне модных в те годы Альмодовара, Джармуша, Гринуэя или Линча. Живая камера, актеры-непрофессионалы, уродливые индустриальные пейзажи, сухая и жесткая манера — как же зал свистел, урчал и топал (но и аплодировал тоже), когда президент жюри Дэвид Кроненберг присудил братьям «Золотую пальмовую ветвь», оставив с носом предполагаемых фаворитов! Сегодня, пять фильмов спустя, увидеть в братьях возмутителей спокойствия решительно невозможно. Они — новые классики, главные европейские режиссеры XXI столетия. Они — золотое сечение, образец стиля, вкуса, здравого смысла. А посмотришь подряд ту же «Розетту» и «Два дня, одну ночь» — и в самом деле, будто один и тот же фильм с продолжением. И о том же самом, про работу и безработицу. Ну да, там в главной роли была дебютантка Эмили Декенн, здесь — обладательница «Оскара» Марион Котийяр, но Декенн с тех пор успела стать локальной звездой, а Котийяр ради Дарденнов избавилась от малейших примет актерской звездности. В мире братьев само это понятие лишено смысла. Кто бы ни заступил на их территорию, он обязан принять одно условие: быть наедине с камерой просто человеком. Не больше, не меньше. 

Да, Дарденны гуманисты. Да, они реалисты. Да, этика для них — главная задача эстетики, никогда не самоценной и не самодостаточной. Однако все слова о человечности были бы пустыми, если бы не умение применять ее, так сказать, на практике: строить сюжеты, напряженности и увлекательности которых позавидовал бы сам Хичкок. Как гениальные скульпторы, Дарденны отсекают от каждой своей истории лишнее, пока не достигнут приемлемого результата — фильма, который кажется скроенным из кусков подлинной жизни, но при этом не содержит ни одного необязательного или случайного кадра, диалога или эпизода. В случае «Двух дней, одной ночи» этот процесс занял больше десяти лет: в самом начале 2000-х в дневниках Люка Дарденна впервые появляется набросок сюжета о «козле отпущения», женщине, уволенной с работы ради того, чтобы ее коллеги не лишились годовых бонусов.

Об увольнении Сандре сообщили по телефону. В конце рабочей недели сотрудники предприятия, где она работает, проголосовали — и лишь двое из шестнадцати отдали свои голоса ей; остальные выбрали деньги, по тысяче евро на каждого. Сумма скромная, но многим необходимая. У одних кредиты, у других поступают дети, третьим даже за электричество нечем платить. Но и у Сандры, только что вышедшей из депрессии, дела ничем не лучше: двое детей, автомобиль, счета. Муж работает в ресторане быстрого питания и зарабатывает недостаточно. После того как начальник Сандры соглашается провести еще одно голосование утром в понедельник, муж предлагает потратить выходные на встречи с коллегами. Вдруг передумают. Из этих двух дней и одной ночи между ними и состоит фильм, который смотришь не отрываясь, приклеившись к экрану, плача и смеясь, не представляя себе до последнего кадра, чем все может закончиться. 

Тем, кто любит рассуждать о гримасах европейской толерантности, этот фильм будет особенно интересен. В самом деле, где те райские кущи? Убогий быт, скудная пища, постоянная боязнь потерять рабочее место. А вот и демократия в действии: не начальник увольняет Сандру, но сами ее коллеги, путем прямого честного голосования. Деньги им дороже. Может, перед нами — социалистическая агитка, перчатка, брошенная в жирную харю мирового капитала? Или вообще что? Милость к падшим? Жалость к униженным и оскорбленным? «Шинель», «Станционный смотритель», «Бедные люди»? 

Ничего подобного. Прежде всего, социальность вообще не интересует Дарденнов — разве что как знакомый материал: они сами из простой семьи, а были бы аристократами, снимали бы про них. В отличие от какого-нибудь Кена Лоуча, у которого богачи всегда мерзавцы, а бедняки славные малые, Дарденны не приписывают своих героев ни к какой определенной группе. А было бы проще, не правда ли? Как с закадровым голосованием, случившимся еще до начала фильма: если все — за бонусы и за увольнение коллеги, то не стыдно присоединиться. Но Дарденны не случайно снимают своих героев в выходные, и нам не суждено будет узнать, чем именно занимаются в компании SolWal. Режиссерам интересен не коллектив, но индивидуальная встреча каждого с Сандрой, то есть — с собственной совестью; недаром эти беседы сняты единым планом, не позволяющим актеру сфальшивить, а режиссерам — обмануть зрителя, надавив на слезные железы. Жалость — то, чего Сандра боится больше всего: ей дорого достоинство. И здесь второе, еще более важное отличие Дарденнов от «социальных» режиссеров. Согласно их философии, маленьких или бедных людей на свете не существует. Это все уловки, штампы, перекладывание ответственности. Великий дар свободы — в необходимости совершать выбор и в ответственности за него. 

Это и есть наивысшая европейская ценность, за которую стоит сражаться и, возможно, отдать жизнь (важнейшие вопросы — жизни и смерти, любви и предательства, — ставятся в этой бытовой драме так же остро, как в других, внешне неброских, фильмах Дарденнов). Выходит, мера этой ценности действительно находится в Бельгии, ничем не примечательной стране, где, по странному совпадению, базируются штабы важнейших организаций ЕС — но не в брюссельских кабинетах, а на малой родине братьев, в некрасивом городке Серен. Достоинство и возможность осознанного выбора — то, что отличает Европу от, например, России, страны, где традиционно принято валить любые беды на кого-то чужого, постороннего: жидомасонов, правительство, Америку или Украину. Фильмы Дарденнов — о том, как при встрече с этим чужаком, с пресловутым посторонним, проверяется твоя способность остаться человеком и взглянуть в зеркало, не отводя глаз. И странное дело: когда в зеркало смотрится знаменитая Марион Котийяр, в ответ на нее смотрит не кто иной, как замученная изнурительным бытом, раздавленная несправедливостью, но не сдавшаяся Сандра в тертых джинсах и розовой майке.

Слово «ценность», которое я употребил несколько раз, конечно, лишнее и ложное, столь же иллюзорное, как бонус в тысячу евро. Эфемерны и попытки тех же Канн вознаградить братьев Дарденн за их бесценные фильмы: одна «Золотая пальмовая ветвь», потом вторая, Гран-при, приз за сценарий, награда для актрисы, награда для актера… И все это — за каких-то полтора десятилетия. Что будет сейчас (беспрецедентная третья «Пальма»? вовсе ничего? что-то почетное и условное?), еще предстоит выяснить. Хотя по большому счету ответ совершенно неважен. Именно об этом Дарденны и сняли свой фильм.