Канны-2015 День девятый: если бы старость могла

На первом показе «Молодости» — нового фильма одного из лидеров современного итальянского кино Паоло Соррентино — горячечные аплодисменты смешались со свистом и возмущенными криками «бу-у-у». Такой прием в Каннах — знак высшего признания: одних фильмы Соррентино в себя влюбляют, других чудовищно бесят. Никто уже не скажет, что перед нами вторичный режиссер, эпигон (скажем) Феллини. После «Оскара» и охапки других призов за «Великую красоту» всем известно, что такое почерк Соррентино, его манера, стиль и язык. Он узнаваем, обожаем, ненавидим, уважаем. Если Шон Пенн сыграл в первой англоязычной ленте режиссера «Где бы ты ни был» главную роль в качестве эксцентричного жеста — мало кем оцененного, — то Майкл Кейн, Харви Кейтель и Джейн Фонда в «Молодости» возникли отнюдь не случайно. Продюсеры понимают, что Соррентино — из тех авторов, на которых сейчас самое время делать ставку. Теперь он и за мини-сериал для HBO взялся, с Джудом Лоу. То ли еще будет.

Материал «Молодости» — тот же, что и в предыдущем фильме Соррентино: великая красота. Только красота не умирающей европейской цивилизации, а человеческого тела и окружающей его природы, которую проще всего оценить именно в предложенных декорациях неправдоподобно шикарного спа-отеля в Швейцарских Альпах. Умиротворяющими видами любуются главные герои, два закадычных друга, давние постояльцы гостиницы — композитор Фред (Кейн) и кинорежиссер Мик (Кейтель). Молодость, собственно, то единственное, чего они лишены. Обоим под восемьдесят, оба знамениты на весь мир и успешны. Фред ушел на пенсию и теперь отказывается принять самое почетное предложение на свете — продирижировать своим знаменитым сочинением «Простые песни» перед королевой Великобритании. Мик, напротив, напряженно работает: в компании пятерых безалаберных сценаристов он дописывает свой прощальный шедевр — фильм, где сыграет лучшая актриса из тех, с кем ему доводилось работать (на эту маленькую, но запоминающуюся роль и приглашена Джейн Фонда). По совести, Фреда и Мика гораздо больше волнуют не творческие проблемы, а состояние простаты. Ну и конечно, прошлое, систематически ускользающее от обоих. Память стала совсем никакая.

Британская сдержанность и шарм Кейна, герой которого жалуется на свою апатичность, находят зеркальное отражение в усталой экспрессии Кейтеля, вместе они составляют дуэт, близкий к идеальному. Однако «Молодость», как ни странно, нечто значительно большее, чем бенефис двух звездных стариков. Фред и Майк — связующие звенья в цепи незначительных событий и бессюжетных зарисовок, из которых сплетена тонкая ткань фильма. Рядом с ними, пусть и не вполне наравне, другие персонажи. Дочь Фреда, только что брошенная мужем Лена (Рейчел Вайс), вдруг находящая утешение в меланхоличном длиннобородом альпинисте. Известный всему миру по роли робота голливудский актер (Пол Дано), приехавший в отель для работы над новым проектом. Мисс мира (Мадалина Диана Геня), которой подарили неделю в гостинице после победы в конкурсе. Бывший спортсмен (вылитый Марадона, но все-таки не он) с вытатуированным во всю спину портретом Карла Маркса; за ним повсюду ходит женщина с кислородным баллоном. И многие, многие другие.

Серия статичных зарисовок, участники которых двигаются медленно, как во сне: камера постоянного оператора Соррентино Луки Бигацци вновь творит чудеса — складывается во фреску своеобразного чистилища, показанного с юмором и состраданием. Режиссеру пеняют на красивости, считая их верным признаком внутренней пустоты, но какими бы самоценными ни выглядели со стороны эти живые картины (или даже открытки), все-таки перед нами цельный фильм, значение которого не равно отдельным составляющим. Элегический глянец кинематографа Соррентино скрывает за собой трагедию; так сдержанный бухгалтер в его же ранних «Последствиях любви» вдруг оказывался способным на бесстрашное самопожертвование. Скрытая энергия фильма свидетельствует о главном: эта история старения рассказана молодым человеком.  

Да, «Молодость» — картина из жизни обеспеченных. Люди, которым не к чему стремиться, оказываются здесь в ситуации перманентного перерыва, остановки, ожидания какого-то чуда. В реальности на его осуществление способен лишь один постоялец, молчаливый буддистский монах, который надеется достичь просветления и научиться левитации. Фильм Соррентино снят именно об этом: о невозможном. Своя затаенная и неосуществленная мечта есть даже у самых могущественных и состоявшихся людей — успех которых, впрочем, прямо пропорционален их одиночеству. В медитативном любовании красотой, невзирая на звучащий с экрана английский язык, есть что-то чисто итальянское, безошибочно узнаваемое. Тоска древних римлян по совершенству Греции, людей Возрождения — по сгинувшему Риму, гуманистов барокко — по гармонии Ренессанса, а наших современников — по великому итальянскому кино (последний титр фильма — посвящение ушедшему из жизни в минувшем январе Франческо Рози): что это, как не вечное оплакивание молодости?

Возможно, перед нами и не чистилище — невзирая на многочисленные очищающие процедуры и постоянное присутствие воды, — а рай, в самом буржуазном смысле слова. Покой, здоровая пища, развлекательная программа по вечерам, горы, луга, коровы с колокольчиками, тихий звон которых напоминает о парадизе. Бой часов с кукушкой, в которых не кончается завод, и потому нет смысла тревожно считать, сколько лет осталось жить: здесь можно остаться навечно, времени не существует. Волшебная гора, да и только. Фильм, между прочим, снимался именно в Давосе, в том самом отеле, который послужил прототипом для санатория из романа Томаса Манна. Именно в таких местах недостижимость счастья предстает особенно очевидной.

Канны в этом году во всей красе показали силу современного итальянского кино, его визуальный и интеллектуальный потенциал. К мощным и неординарным картинам Гарроне и Соррентино добавим «Мою мать» Нанни Моретти, лауреата «Золотой пальмовой ветви» 2001-го. Эта буржуазная и консервативная мелодрама о женщине-режиссере, у которой во время съемок очередной картины в больнице умирает старушка-мать, бывшая преподавательница латыни, удовлетворила тех традиционалистов, которым эксперименты более молодых режиссеров кажутся китчевыми и безвкусными. Так или иначе, возвращение итальянцев на кинематографическую карту мира — событие, безусловно, радостное, особенно на фоне блеклых и маловыразительных французских картин, представленных на фестивале его хозяевами.