«20 000 дней на Земле»: Ник Кейв притворяется Ником Кейвом

Ник Кейв продирает глаза, встает с постели, чистит зубы, потом одевается, пьет кофе, садится в «Ягуар», отправляется на студию, а дальше на сеанс к психоаналитику. Кейва, совершающего свой рутинный утренний обряд, сопровождает его внутренний голос, который излагает какие-то банальные мудрости и умеренные остроты (а вовсе не то, что обычно звучит в голове по утрам). Камера при этом и не думает притворяться, что снимает подлинного Кейва, — нам ясно дают понять, что чистку зубов сняли приблизительно с десятого дубля, когда сумели наконец правильно установить свет. К десятой минуте начинаешь понимать, что документальный фильм как бы про обыденную жизнь Ника Кейва — фейк, подстава, что-то типа телепередачи «Один день с Кириллом Набутовым». Или вот еще в журнале «Афиша–Еда» снимают холодильники знаменитостей — владелец холодильника обычно рассказывает на полях, что не мыслит жизни без именно такого сочетания маринованных артишоков и трюфельного масла, но все равно не покидает ощущение, что фотографа полдня держали за порогом, дабы замаскировать чем-нибудь одинокий запылившийся помидор.

В принципе, это логично: авторы фильма известны в артистических кругах именно подобными реконструкциями — правда, не обыденного, а уникального. Иэн Форсайт и Джейн Поллард занимались в 2000-е годы живыми ремейками исторических концертов — вроде последнего шоу Боуи с «Зигги Стардастом» или концерта группы The Cramps в психбольнице Напа, чем заслужили, в частности, отдельную главу в книге Саймона Рейнолдса «Ретромания». В фильме, однако, едва ли не главным реконструктором является сам Кейв — он значится одним из авторов сценария, и он же, как нетрудно догадаться, убедительно исполняет главную роль: где-то к середине диалога с психоаналитиком становится ясно, что это не певец Ник Кейв неловко пытается изобразить самого себя; это Кейв-человек придумывает, как выглядел бы его обычный день, если бы его проживал Кейв-миф, Кейв — культурный герой. Кейв печатает тексты на старой пишущей машинке, Кейв вспоминает, как отец читал ему первую главу «Лолиты», Кейв приходит к неизменному соавтору, скрипачу-бородачу Уоррену Эллису, и тот угощает его черными тальятелле с угрем — все это слишком нарочито и оттого не вполне серьезно. Мир Кейва — это готический нуар с навязчивыми библейскими аллюзиями, в который встроена едва заметная ирония, это драма, на которую сам автор смотрит с лукавым прищуром, здесь сражаются Бог и дьявол, но они на колесиках. Если Кейв чересчур театрально вспоминает о первых встречах с женой или ранних концертах The Birthday Party — это не режиссеры лажают, это герой придумал такие правила игры.

А потом внутри фильма вдруг что-то начинает мерцать, пульсировать. Кейв же среди прочего еще и музыкант, и съемочная группа заезжает на студию, и Кейв начинает наигрывать на рояле «Higgs Boson Blues» — РАЗ. В студию приводят детский хор, чтобы записать бэк-вокал для песни «Push the Sky Away» — ДВА. Музыканты кейвовской группы The Bad Seeds собираются на репетиции и немного лениво, переваливаясь, но все же вкатываются в очередной трек — ТРИ. Музыка становится тем моментом истины, который прожигает все картонные декорации, она сильнее и подлиннее, чем мир кейвовского воображения, не говоря уж о мире кейвовской обыденности, она и есть его Мемориальный музей (о котором он в шутку говорит, разбирая архивы), который уже построен и всегда открыт — здесь и сейчас. И фильм, который притворялся инсценировкой «одного дня из жизни», оказывается трансляцией главного, что есть в этой жизни, — волшебного светящегося зерна, которое и придает ей смысл и силы которого хватает, чтобы пробить человека насквозь — даже на расстоянии, даже через экран. Грандиозный двухчастный финал со съемками живого концерта Кейва в сиднейской опере — это и есть реалити-шоу в самом высшем смысле этого слова, когда от сердца к сердцу, через грохот, крик и слезы приоткрывается какая-то высшая реальность. И если финал, где Кейв на берегу ночного моря в буквальном смысле разговаривает со Вселенной, и выглядит слишком патетическим — ну и ладно, мы только что видели, каким становится этот великий притворщик, когда перестает притворяться, ему можно, он заслужил.

В первый вариант этого текста закралась опечатка — в нем было написано, что Ник Кейв пьет с утра «Ягуар». Ничего такого с ним, конечно, в фильме «20000 дней на Земле» не происходит.