«12 лет рабства»: бремя черного человека

В 1841 году чернокожий житель штата Нью-Йорк — семьянин, плотник, скрипач и свободный человек Соломон Нортап (Чиветель Эджофор) — соглашается на мутную подработку в гастролирующем цирке. Перебрав спиртного за ужином с будущими работодателями, наутро он проснется в цепях где-то на задворках Вашингтона и вскоре окажется незаконно продан в рабство. Следующие несколько лет он будет переходить от одного хозяина к другому, пока не осядет на плантации Эдвина Эппса (Майкл Фассбендер) — садиста и насильника, свято верующего, что Библия оправдывает любые изуверства над рабами.

Мемуары Нортапа, написанные им после освобождения, на короткое время стали бестселлером, активно эксплуатировались аболиционистами и явились дополнительным топливом для разгоравшегося конфликта накануне Гражданской войны. Руки кинематографистов добрались до них лишь сейчас, и на это не в последнюю очередь можно списать повсеместное признание фильма шедевром в среде западной критики: целую сотню с лишним лет существования кино говорить о рабстве было принято виновато и сочувственно, но с совершенно другой стороны расовых баррикад. В итоге за всех пришлось отдуваться британцу с корнями в современном искусстве и пунктиком насчет политики тела.

Каким бы специалистом ни был МакКуин в вопросе телесных страстей, «12 лет рабства» для него вынужденная попытка научиться говорить по-новому. Его дебютный, на генном уровне католический «Голод» без купюр показывал, как Фассбендер целенаправленно взбирался на крест, чтобы в итоге превратиться в чистый дух. В разы более громкий (и худший) фильм МакКуина «Стыд», положа руку на сердце, и вовсе с оперным размахом рассказывал о том, что принято называть проблемами белых людей.

Грубо говоря, инструментарий автора в большинстве случаев ограничивался гвоздем и молотком в стилистике известного художника с Красной площади (с меньшим вредом для собственного здоровья). Яркость и чистота формы для МакКуина всегда стояла значительно выше внятности высказывания — все более-менее понимали, о чем он говорит, но вопросы все равно оставались дискуссионными. В «12 лет рабства» автор впервые берется за тему, о которой у вменяемого человека заведомо может быть только одно мнение. Но, столкнувшись с необходимостью проговорить очевидные вещи, МакКуин — формально устоявшийся художник — не находит ничего лучше, как незамедлительно прибить их все тем же молотком.

Тут-то и возникает единственное пространство для дискуссии — так до конца и непонятно, снимает ли МакКуин с себя цепи видеоарта или, наоборот, надевает вериги классического голливудского нарратива. «12 лет рабства» закономерным образом оказываются самым традиционным его фильмом. Вслед за в меру абстрактным, мечущимся между временными точками прологом, простирается ожидаемая хроника страданий — с изрезанными в мясо спинами и душераздирающей мелодрамой под привычное уханье Ханса Циммера на звуковой дорожке.

Единственный авторский трюк — тоже вынужденный. Классический для кино взгляд на рабство со стороны господ тут перевернут с ног на голову. Хороших белых людей здесь примерно двое, один из которых — Брэд Питт со смешной бородой в роли спасителя Нортапа, но он здесь скорее функция, чье пребывание на экране укладывается минут в пять. Остальные (завидный ансамбль из Фассбендера, Камбербатча, Джаматти и Пола Дано) — поданы лишь через свое отношение к рабскому телу: будь то экономическое, сексуальное или попросту садистское. Решение абсолютно логичное и не далекое от исторической правды, но оно-то и переводит фильм в категорию исключительно политического кино. По итогам сказать о нем можно лишь словами германовского Лапшина: «Вещь нужная». А как всякая нужная вещь, он существует в несколько иной плоскости, чем большое искусство.