Зимнее чтение-2013

«Теллурия» Владимира Сорокина

Главный русский роман года — и первое крупное высказывание Сорокина за несколько лет. Впрочем, словом «роман» его можно назвать с натяжкой: множество глав, сплошь эпизодичные и схематичные персонажи, отсутствие главной сюжетной линии — лишь огромная панорама средневекового будущего России и Европы. Средневековья, в котором Бога заменяет наркотическое вещество теллур, а от цельного человека осталась лишь способность к речи. К концу текста оказывается, что речь идет не просто о панораме вымышленного сатирического будущего, но о панораме всей современной литературы и — больше — русского языка.

«Полиция» Ю Несбё

Новая, лучшая и вроде бы последняя серия грандиозного норвежского детектива, которую можно рекомендовать далеко не только адептам мрачных скандинавских криминальных сюжетов. В «Полиции» Несбё снова демонстрирует умение трансформировать привычные правила жанра: очередной роман из цикла о полицейском Харри Холе поначалу обходится без самого Холе, которого в прошлой книге, как известно, убили. Впрочем, быстро выясняется, что все не так просто — а главное, в «Полиции» Несбё сохраняет баланс между сложностью интриги и возможностью уложить ее в голове, которым в какой-то момент ­писатель стал пренебрегать. Кроме прочего, как часто бывает с данным автором, многие реалии предельно знакомы — от коррумпированных чиновников до карьеризма как единственной добродетели.

«11/22/63» Стивена Кинга

Один из лучших романов короля ужасов — в том числе и потому, что это не совсем типичная для него вещь: не ужасы, не триллер, но альтернативная история. Учитель средней школы Джейк Эппинг отправляется в прошлое с целью предот­вратить убийство Кеннеди — впрочем, и в таком сюжете Кинг умеет максимально эффективным образом использовать свои классические приемы и заставить мурашки бежать по коже: писательские техники у него отработаны на самом высоком уровне. Кроме прочего, это еще и любопытное размышление об Америке и ее истории — характерно, что действие романа разворачивается тог­да же, когда и сюжет сериала «Безумцы».

«Антихрупкость» Нассима Талеба

Самая свободолюбивая книга года. Нассим Талеб учит людей, как выжить в мире нестабильности и приспособиться к «черным лебедям» — непредсказуемым событиям. Все люди и системы, ими созданные — государственные ли, социальные ли, экономические ли, — должны развить в себе одну способность, особое свойство, которое Талеб назвал антихрупкостью. По Талебу, это что-то вроде умения развиваться в постоянном стрессе в мире, где каждый день взрываются атомные реакторы, но главное — умение быть в этом мире свободным. А свобода, если уж следовать авторской логике, это как раз и есть способность вырваться из-под давления дурной бесконечности просчетов и стабильности и броситься в море случайности — залога антихрупкости.

«Умные растения» Фолькера Арцта

Боевик от естественнонаучного нон-фикш­на. Немецкий журналист, специализирующийся на создании фильмов о животных и природе, колесит по планете с парочкой угрюмых опера­торов, снимая документальный фильм про девиантное (в наших глазах) поведение растений. Кувшинка сжирает тысячу термитов за десять ­минут; ­акация дает приют муравьям, которые, в свою очередь, обороняют ее от посягательств млеко­питающих; южноафриканские деревья убивают ­пасущихся возле них куду; подобных при­ме­ров — десятки. Крайне бодрая, интересная ­книга, которая рассказывает не только о невероят­ных умениях и сверхспособностях растений, но и о том, как делаются природоведческие ­фильмы Discovery Channel.

«Берлин и окрестности» Йозефа Рота

Зарисовки Берлина в разгар Веймарской республики, которые австрийский модернист Йозеф Рот писал для немецких газет двадцатых — при жизни, как справедливо замечает переводчик, он был более известен как журналист, чем романист. Рот в блистательном стиле фиксирует Берлин в самый лихой период его истории — модные кафе, городские электрички, парикмахерские, дома престарелых — и в своих колонках описывает городскую жизнь и ее типажи так, как никто уже давно не пишет, и снимок города у него выходит совершенно незабываемый.

«Внутренняя колонизация» Александра Эткинда

Несколько сумбурная, но страшно увлекательная история российской колонизации — больше внутренней, нежели внешней. Автор, российский историк культуры и филолог, с помощью разрозненных глав рассматривает опыт имперской России через западное понятие колонизации. На выходе у него получаются неожиданные сюжеты — глобальные (русские на протяжении своей истории эксплуатировали русских, а не захваченные в ходе присоединения новых территорий народы) и не очень: петровское бритье бород — это визуализация разделения страны на сословия, а зависимость Новгорода от моноресурса, пушнины, мало чем отличается от положения дел в постсоветской России.

«Цвингер» Елены Костюкович

Елена Костюкович, главный русский переводчик Умберто Эко, выступает в роли молодого писателя со своим первым романом «Цвингер». Как дебютантка, бывшая некогда хорошей и восприимчивой ученицей, Костюкович пока еще не очень ловко, но с показным знанием дела предлагает читателю выстроенный по канонам жанра приключенческий роман на историческую тему, с детективной подоплекой и тайнами европейских произведений искусства. Местами начинает казаться, что среди учителей переводчика был не только Умберто Эко, но и Дэн Браун.

«Гумилев, сын Гумилева» Сергея Белякова

Уже из названия понятно, что факт наличия таких родителей — а особенно для Льва Николаевича была важна связь с отцом — определил и жизненный путь Гумилева-младшего, и его теоритические поиски. Беляков, однако, на этом сюжете не зацикливается; он хорош не только тем, что блестяще знает историю жизни и работы Гумилева, а тем, что создал идеальный образец, практически эйдос жанра биографии. Степень авторской отстраненности от явно горячо им любимого персонажа поражает; с другой стороны, к концу книги понимаешь, что без этого нет и той остроты, что захватывает в повествовании.

«Маус» Арта Шпигельмана

То, что один из самых легендарных комиксов переводился на русский язык столько десятилетий, какое-то злостное недоразумение; то, что это наконец произошло, — одно из важнейших книжных событий года. «Маус» Арта Шпигельмана — то произведение, которое официально закрепило литературный и высокохудожественный статус комиксов. Официально — потому что получило Пулицера. Но главное — заговорило о том, о чем в мире на тот момент почти не говорила массовая культура: о холокосте. И то, что он произошел в мире кошек-мышек, в мире, где не осталось места человеческому лику, продолжило традицию художников и аниматоров изображать главное зло ХХ века в образе нелюдей и заложило основы определенной художественной нагрузки на многие последующие попытки массовой культуры говорить на тему холокоста.