перейти на мобильную версию сайта
да
нет

«Восток, Запад и секс»: как связаны колониализм и проституция

На русском выходит книга американского журналиста Ричарда Бернстайна, объясняющая различия в восприятии секса в западной и восточной культурах через историю колонизации. Петр Силаев уличил Бернстайна в том, что он плохо знает предмет исследования.

Книги
«Восток, Запад и секс»: как связаны колониализм и проституция

Когда-то у меня была книжка британского издательства Headpress «Hello Мy Big Big Honey». Это очень занятная книжка — и по-своему глубокая: автор просиживал целые вечера в стрип-баре в Таиланде и коллекционировал письма, которые местные проститутки и иностранные туристы посылали друг другу: «Ко мне подошла одна из девушек и говорит: «Дейв, смотри, мне тут бельгиец прислал письмо из Брюгге, что там написано?». Это выглядит очень трогательно: длинные, по-подростковому романтичные простыни от европейцев и американцев, сердце которых неожиданно сжалось при виде удаляющихся островов, и наивные, короткие ответы их любовниц на детском пиджине без артиклей. Автор умышленно отбирал только «искренние» цепочки — без примитивного вытягивания денег или шантажа. Многие из этих переписок закончились тем, что пары в действительности поженились и иностранец увез свою подругу в Роттердам или Коннектикут. Тонкая социокультурная игра, оригинальный взгляд, серьезные вопросы.

Когда я начал читать книгу Ричарда Бернстайна (китаист, репортер The New York Times среди прочего), то больше всего надеялся увидеть именно такой инсайд, но ошибся. Начинается все интригующе — с рассказов о блогах, в которых западные специалисты хвастаются тем, как легко им удается соблазнить китайских девушек во время командировок (автор, кстати, и сам женат на китаянке). Почему китайские девушки из обеспеченных семей, с хорошим западным образованием, прекрасно говорящие по-английски, все равно предпочитают европейцев и американцев в свои дейтинг-партнеры? Почему сами китайцы, тоже из городской, образованной среды, зачастую считают подобные связи предосудительными? Какие табу ограничивают эти романы, как эти отношения работают в реальной жизни? Я ожидал получить развернутый ответ на эти вопросы из книги и был несколько обманут.

Ричард БернстайнРичард Бернстайн работал корреспондентом в Китае и Гонконге — отсюда и такой интерес к темеФотография: twitter.com/R_BernsteinВторая, третья, четвертая и все последующие главы книги «Восток, Запад и секс» посвящены в основном проституции. Это может быть «гостеприимная», храмовая, колониальная, армейская проституция — в любом случае для раскрытия социопсихологических закономерностей отношений Востока и Запада такая подборка кажется сомнительной. Покуда речь идет об источниках, автор чувствует себя как рыба в воде: хороводом проходят перед нами сцены разрушения Второго Храма, посольства католических миссионеров в Орду, ранние описания гарема турецкого султана. Не менее интересно погружаться в специфическую литературу авантюристов эпохи Великих географических открытий — первых агентов «сравнительной культурологии» Нового времени. Их более поздние коллеги, европейские шпионы всех мастей, проделали огромную работу по систематизации знаний о Востоке — не только относительно экономики и структуры общества, но и сексуальной культуры. Их свидетельства, одновременно отталкивающие и притягательные, положили начало традиции европейского секс-туризма: и здесь уже источников (в том числе созданных писателями первой величины, например, Флобером) — необъятное и красочное множество.

На самом деле, как и подсказывает подзаголовок, эта книга — масштабный исторический обзор. И, ей-богу, лучше бы она им и оставалась. Тяготясь реферативностью, Бернстайн беспрерывно и довольно навязчиво пытается выйти на поле антропологии и культурологии — и наступает на все мины традиционного востоковедения, на какие только возможно наступить. Притом что он сам отлично знает об их существовании и нет конца его заверениям в этом. Что образ «женственного и продажного Востока» — это колонизационный конструкт, что само востоковедение воспринимается сейчас многими как лженаука (ее кузина, религиоведение, смогла получить научную амнистию только к середине XX века), — и все равно каждая попытка хоть сколько-то углубиться в тему возвращает его к позициям, которые не критиковал только ленивый. Это все напоминает попытки подоить недойную корову — сложно прийти к каким-то глубоким культурологическим выводам, если у вас в тексте до сих пор встречаются пассажи вроде «Восток, в широком смысле этого понятия охватывающий большую часть земного шара — от Северной и Восточной Африки до Южной, Юго-Восточной и Восточной Азии…» — и далее по тексту.

Хорошо, мы допускаем, что существует какая-то разница между восприятием секса на Западе и на Востоке — но, к сожалению, подавляющее большинство примеров, которые мы видим в книге, — голландские купцы в Нагасаки, любвеобильный Флобер, американские солдаты в последних главах — все эти примеры в основном касаются проституции или феномена «временных жен». Разница между отношением к жене, любовнице и проститутке в сознании западного человека — это уже предмет какого-то совсем другого исследования. «Нет, — возражает Бернстайн, — все-таки восточные проститутки какие-то другие, не такие же, как в Европе. Они моложе, например…» И беднее, сразу же можно ему ответить.

Работая в Таиланде, Бернстайн дивился на стеклянные амфитеатры, в которых девушки с номерками сидят перед покупателями, как карпы в аквариуме, — это ли не самоочевидный пример утилитарного отношения к сексу на Востоке? Тем не менее один из самых больших борделей в мире находится, к вашему сведению, в Кельне, Германия. «Паша-отель» — это гигантская многоэтажка советского типа, в ней могут получать обслуживание более 1000 мужчин одновременно, в самом центре Европы. «Зато на Востоке платный секс доступен каждому — девушка стоит гроши, всего 50–70 долларов за сеанс». Пфух, американец просто демонстрирует свою неосведомленность — средняя такса по Европе гораздо ниже. Строго говоря, в погоне за восточными красавицами ни в какой Таиланд вообще ехать не надо.

Проституция во многих бедных, коррумпированных странах принимает колоссальный размах. В других, как, например, Южная Корея, она напрямую связана с многолетним присутствием оккупационных (или дружественных) войск. В центре Сеула до сих пор располагается два рынка сексуальных услуг, размером с бывший Черкизовский, — и это в стране, где порнография находится в полулегальном статусе. В Японии власти после войны открыли целую сеть публичных домов специально для американских военных — этот факт в книге преподносится как еще одно неоспоримое доказательство разницы менталитета. «Германия, — пишет Бернстайн, — несмотря на отчаяние, разруху и нищету, охватившие ее после военного поражения, не вербовала своих женщин для оказания сексуальных услуг иностранным солдатам-оккупантам. Такой шаг с ее стороны кажется попросту невообразимым с точки зрения местной культуры. Японская реакция на оккупацию силами США восходила к многовековой сексуальной культуре, всегда отличавшейся от западной».

Я даже не буду комментировать это утверждение — ни с исторических, ни с культурологических позиций. Если какие-то из европейских режимов ХХ века были уродливыми и бесчеловечными, это вовсе не делает их менее европейскими. В самой же Японии окончательный запрет проституции совпал с экономическим подъемом 1970-х, а вовсе не с выводом американских войск.

Согласно социологическим данным, число жителей Финляндии, вступающих в браки с девушками из Юго-Восточной Азии, за последнее десятилетие увеличилось втрое — точно так же, как и число финских женщин, выходящих замуж за мигрантов из Азии (зачастую за беженцев). Бернстайн обращается и к этой теме, но снова как-то аляповато. Историческое повествование книги прерывается короткими вставками личных историй: американский пенсионер, корейская художница, секретарша из Тайбэя. Эти истории трогательны и в то же время довольно банальны: в той или иной версии это все та же знакомая нам всем бытовуха, никаких восточных загадок. Точно такими же рассуждениями наполнены форумы, посвященные поиску «русских жен» или, допустим, болгарских. Нашему читателю, возможно, будет интересно прочитать эту книгу еще и из-за постоянно приходящих на ум параллелей. 

У меня в памяти сразу всплыл «Английский клуб» в Москве. Друг притащил меня туда, на первый этаж Библиотеки им. Чехова — по замыслу это должна была быть площадка для свободной практики в языке с участием носителей. На деле это оказался самый интенсивный пик-ап-спот, который я вообще видел в этом городе. Австралийские офисные служки были попросту облеплены разновозрастными дамами в яркой помаде и с искусственными цветами в волосах. Все они выглядели так, будто сбежали из конца 80-х, — я могу только представлять, как это действо выглядело бы в сами 80-е.

Говорит этот феномен что-нибудь о России? А о китайской жене Цукерберга? Мне кажется, что нет, и в будущем я хотел бы прочитать какую-то другую книжку на этот счет. Что касается тайн «Тысячи и одной ночи» — у этого вопроса, как и у традиционной паранджи, гораздо больше измерений, чем может показаться. Один мой приятель был поражен открытием, когда путешествовал по Саудовской Аравии и, выходя из магазина, приметил, как у какой-то женщины, залезавшей с покупками в дорогой внедорожник, задрался нижний край бурки. Он ожидал узреть под ним сады Джанната или еще бог знает что, а обнаружил всего лишь сапоги со стразами и кожаные штаны от Gucci.

  • Издательство Corpus, Москва, 2014, перевод Т.Азаркович
Ошибка в тексте
Отправить