«The Sound Book» Тревора Кокса: как звук управляет нами

Туристы ездят туда, где есть что посмотреть. Британский акустик Тревор Кокс предлагает взамен места, где есть что послушать, — и это вовсе не лучшие оперные театры мира. Как насчет туннеля ливневой канализации времен королевы Виктории, где звук закручивается по спирали? А заброшенное нефтехранилище объемом в 25 миллионов литров? Чтобы попасть вовнутрь, придется пройти через кошмар клаустрофоба — долго ползти по тесной трубе диаметром 46 сантиметров. Зато в итоге вы услышите эхо, бьющее по ушам с разных сторон две минуты подряд после каждого произнесенного слова. В Корее или Японии блог Кокса рекомендует заглянуть на «поющие дороги». Система тщательно просчитанных прорезей на асфальте заставляет вибрировать колеса, и весь автомобиль превращается в гигантский резонатор: сидя за рулем, можно ощутить себя внутри контрабаса.

Профессор-акустик Тревор Кокс из британского Университета Солфорда считает, что слушать куда интереснее, чем смотреть.Фотография: seek.salford.ac.ukАвтор уверяет: каждая из точек на карте «звуковых достопримечательностей» — куда больше, чем просто развлечение на выходные. Скажем, Джон Кейдж написал свою композицию-манифест «4’33» после того, как в 1951 году в Гарварде посетил безэховую камеру — лабораторное помещение, где добиваются абсолютной тишины. Посетители внезапно обнаруживают, что представляют собой целый оркестр шумов: сердце стучит, кровь пульсирует. Кстати, «звенящая тишина» — довольно буквальная метафора: мозг не в состоянии справиться со звуковым ничто и подменяет его галлюцинаторной высокой нотой.

Все потому, что качественная тишина — исчезающе редкое ощущение. Ее практически никогда не позволяет себе массовое кино — чтобы держать зрителя в напряжении, нужен постоянный фоновый звук. К примеру, у звукорежиссеров вестернов есть целая картотека стрекота сверчков на разные случаи. Есть, например, сверчки спокойные — для случая, когда ковбой укладывается спать под звездным небом. А есть тревожные — это когда «усталость забыта, колышется чад, и снова копыта, как сердце, стучат». Биологи подсказали киноиндустрии удобный рецепт: у насекомых вида Oecanthus fultoni частота стрекота строго зависит от температуры, и, чтобы записать нужный вариант, достаточно просто вовремя посмотреть на термометр — и выдвигаться в прерию с микрофоном.

Звук определяет сознание — в том числе и коллективное. Когда менялся язык богослужения, следом перестраивали соборы. Немецкие кирхи до Реформации были слишком гулкими — например, в лейпцигской церкви Святого Формы голос священника когда-то затихал долгие восемь секунд. Пока литургия велась на латыни, это мало кого смущало. Но стоило Лютеру заменить латынь понятным немецким, и прихожане тут же пожелали слышать с амвона членораздельную речь — пусть и не такую раскатистую и величественную, как прежде. Пришлось заполнять пространство массивными галереями и другими конструкциями из дерева, которые гасят эффект реверберации.

Ясно, что средневековые соборы — точно не первый случай, когда звук подчиняет своим интересам организацию пространства. В 1980-х профессор университета Париж-Дофин Егор Резников сформулировал гипотезу, что расположение наскальной живописи прямо связано с акустикой пещер. Ревущих быков, лошадей и бизонов изображали в местах с хорошей реверберацией, а тихих кошачьих — там, где звук гасится. То есть картинка — единственная сохранившаяся часть мультимедийного перформанса, где, возможно, главными были рев, ржание и мычание.

В большом современном городе звуков на порядок больше, чем в пещерах. Урбанистов занимает идея «звуковых ландшафтов». Помещения навязывают нам дикцию. В зале с дубовым паркетом речь звучит иначе, чем в пятиэтажке с ковром на полу и ковром на стене — и не исключено, что произношение у людей, выросших в разных пространствах, будет различаться. В той же Британии из года в год составляют карты зашумленности городов. Но шум не всегда бесполезен. Автомобили 2000-х в несколько раз тише автомобилей 1950-х. Электромобили сами по себе не шумят вообще, но производители встраивают имитатор звука мотора, чтобы пешеходы вовремя узнавали об их приближении. А разработчики очередного айфона всерьез думают над тем, как сделать щелчок при разблокировке «естественным» — то есть таким, который наш мозг легко соотнес бы с работой механического гаджета того же размера.

В итоге, предсказывает Кокс, мы окажемся окружены синтетическими звуками, оторванными от прототипов. Если шум мотора у довоенного грузовика был данностью, то будущий звуковой ландшафт невероятно пластичен. Его ничего не стоит радикально поменять. Разумеется, как только все человечество договорится о том, что ему хотелось бы слышать.