«Танцовщик» Колума МакКэнна: биография Нуреева как вымысел

За свою последнюю книгу — о Нью-Йорке, башнях-близнецах и французском канатоходце, который между ними прошел, — МакКэнн получил Национальную книжную премию США  Фотография: Brendan BourkeОни называются одинаково — «Танцовщик», у них один и тот же автор — Колум МакКэнн. Да и перевод, в сущности, неплох, а кое-где даже и льстит английскому оригиналу. Но на английском и на русском — это две разные книги.

Коротко говоря, когда читаешь на английском, книжка эта почти не бесит. Ну да, еще одна маловысокохудожественная книжка про балет. Что тут раздражаться? Книга о балете и плохая книга о балете — это, как известно, синонимы, и единственные два человека, которые писали худлит о балете так, что не тошнит прямо на страницы, это наша Вера Красовская и датчанин Питер — «Смилла и ее чувство снега» — Хег. Просто потому что побывали по обе стороны зеркала: сначала сами были танцовщиками, а потом рассказали остальным.

Поэтому сначала поговорим о русской книге.

А уж потом — о том, почему вообще о ней стоит говорить и почему она — вопреки всему — событие.

Книга и ее жанр

Это не биография. И даже не роман. Книга открывается трусливым уведомлением, что вся история вымышленная. Но главного героя почему-то зовут Нуреев. Его любовника — Эрик Брун. Его партнершу-балерину — Марго Фонтейн. Нуреев бежит из СССР и становится балетной звездой на Западе. И всю дорогу только и делаешь, что радостно киваешь знакомым: о, вот здесь автор близко к тексту, но своими словами пересказывает мемуары такого-то, а здесь — монографию такой-то.

Ссылка на вымысел понадобилась ему только затем, чтобы поместить свою балетную куколку по имени Нуреев в дикую цветастую Русь, населенную в основном бородатыми мужиками и наполненную в основном водкой. (Ну и чтобы с фондом Нуреева не судиться, конечно.) Все эти странные дикие мужики и бабы делают странные дикие вещи. Но ведь это Россия! Этой России посвящена примерно первая четверть книги, и всю эту первую четверть я автору сочувствовала всем сердцем. А что? Вы вот, небось, не видели, что такое ярмарка литературных агентов. В ангаре стоят рядами маленькие столы с лампочками и номерками. За каждым столом — агент. И у потенциального клиента есть несколько минут, чтобы втюхать плод ума холодных наблюдений и сердца горестных замет. Причем человеку, уже слегка окосевшему от нескольких часов этих свиданий вслепую. В спину дышат конкуренты. Впереди густой стеной стоит отчаяние уже отвергнутых… Словом, беду Колума МакКэнна я, продираясь сквозь нагромождения псевдодостоевских аттракционов, понимала всем сердцем. Я прямо видела, как он говорит агенту: короче, там чудеса, по берегам водочных рек медведи бродят, дичь, нищета и кошмар — и вот из гноя и крови восходит дивная невинная белая лилия «русского балета». И дикий татарский мужик Нуреев везет все это к нам, ну и дальше понятно; столкновение культур, то-се. И тут, воображала я, агент, конечно, косоротится: м-да, э-э-э-э, говорит агент, допустим, но балет… И уже захлопывает папку. И тут МакКэнн, допустим, хватает его за руку: невинная белая лилия, да, но за кулисами — невидимые миру пот, кровь, слезы и секс.

И вот книга вышла.

Книга и ее амбиции

Самое смешное, что автор при этом вломился в амбицию. Он не просто роман писал. А «современный роман». Полифонический. Многоголосный. Повествование от лица Нуреева, от лица опекунши Нуреева, от лица матери Нуреева, от лица сестры Нуреева, от лица любовника Нуреева, от неустановленного третьего лица, от лица коня в пальто и черта в ступе. То в форме дневника. То письмами. То вовсе без заглавных букв в абзаце. То перечислением. Видно, что автор читал много разного современного. Но кто кому дядя теряешься окончательно — да и в общем-то, наплевать: ни один персонаж не вызывает особого сочувствия, — видимо, поэтому автор и меняет инструменты так часто. От его повествования веет нервозным отчаянием пятидесятилетней дамы, которая прочла в женском журнале, как вернуть огонь в супружескую спальню («будьте разной! удивите его»). И то правда: талантом быть интересным автор, увы, не наделен.

При этом старается провоцировать. Я, правда, затрудняюсь сказать, в каком виде вы прочтете эту книгу: в ней, вообще-то, мат-перемат, геи просто так и геи, которые ругаются матом. Не думаю, что российское министерство культуры это легко переживет. И это ставит рецензента в непростую ситуацию. Поди плюнь ядом за то, что в плохой книжке ругаются матом. Тебе скажут: донос пишешь, гадина, режиму пособничаешь. Но, к сожалению, и матом — несмотря на все старания русского переводчика — автор ругается так, что опять воображаешь пятидесятилетнюю даму, от отчаяния надевшую леопардовые трусики.

А себя — ее супругом.

Книга-событие

Хорошие новости: русский балет все еще продается. И Нуреев — все еще имя-пароль. Понятно, впрочем, почему: трудолюбивым муравьям классического балета иной раз выпадают слава и деньги, но — редко когда остается время еще и на колоритную биографию; балет пожирает все. С утра класс. Днем репетиции. Вечером спектакль. А даже если и не спектакль, то сил все равно почти нет. Ваше хобби? «Спать». Если, конечно, вы хотите танцевать хорошо.

Юный Нуреев — танцевал броско. Его харизма прожигает даже зернистые кинозаписи 1960-х. Но танцевал ли он когда-нибудь по-настоящему хорошо? В тот момент, когда кажется, что этот коротконогий пылкий паренек вроде ничего, посмотрите записи его младшего сверстника Барышникова. Или нуреевского возлюбленного, датчанина Эрика Бруна. Сказать о них нечего: можно только восторженно мычать. Мужчины тогда танцевали ослепительно. И подле них Нуреев кажется эдаким кривоватым фавном.

Но время выбрало его. А не совершенного во всех отношениях Бруна.

Время хотело «бунтарей без причины» и рок-звезд, скандальных и распутных, с вечно эрегированным членом и клокочущими в венах наркотиками. Этим коллективным мечтам недоставало хорошего вкуса, ну и что? Зато так было интереснее. А Нуреев к тому же был не просто «беглым русским». Он был «татарином», практически «чингисханом». Не удивительно, что, когда хамоватый выпускник советского ПТУ швырялся тарелками на парижских раутах, всем это нравилось. Удивительно то, что он сам догадался, как из этого можно сделать карьеру. И сделал.

Если вам не нравится книжка МакКэнна «Танцовщик», у вас на это может быть любая из вышеописанных причин. И даже еще несколько не описанных выше. Но вините себя. Хорошая книга о Рудольфе Нурееве, закомплексованном неудачнике, миллионере и невротике, действительно всю жизнь говорившем сплошным матом — но только потому, что русским языком, да и любым другим, он владел плохо, — и трахавшем все подряд — но только потому, что иные отношения между людьми были для него непосильной загадкой, — такая книга давно должна была бы быть написана по-русски. Но она почему-то не написана.

Ешьте, что дают.