перейти на мобильную версию сайта
да
нет

«Снежная королева» Майкла Каннингема: роман как оптический эффект

Варвара Бабицкая — о новой книге большого американского прозаика, хитросплетенной сказке о кризисе среднего возраста и Нью-Йорке.

Книги

Фотография: Getty Images/Fotobank

Волшебная сказка о кризисе среднего возраста — так эта история начинается.

Баррет, один из главных героев, возвращался домой от дантиста, когда в Центральном парке он узрел чудесное знамение: сияющую зеленовато-голубую вуаль, висящую в небе пониже звезд, вроде северного сияния, но, в отличие от безучастного явления природы, ощутимо наблюдающую за ним. Герой, либерал, интеллектуал и агностик, тем не менее не сомневается, что ему было явлено чудо. Возможно, отчасти потому, что божественное вмешательство пришлось бы как нельзя кстати: дела обстоят скверно.

подписьМайкл Каннингем — один из тех немногих американских современников, которых сильно полюбили в России
Фотография: пресс-материалы
Когда-то Баррет был вундеркиндом, блестящим выпускником Йеля, но теперь ему 38, за плечами у него незаконченная аспирантура, провалившийся интернет-проект, неудачная попытка держать кафе; он работает продавцом в хипстерском магазинчике «японских джинсов, умышленно криворуко связанных шарфиков и футболок с Мадонной, выпущенных к туру «Like a Virgin», на днях его оскорбительно и непонятно бросил очередной любовник, к тому же он потерял съемную квартиру и был вынужден перебраться к старшему брату, Тайлеру. Тайлер, 43-летний музыкант, играет по барам, чтобы оплачивать нищенскую квартиру в депрессивном районе, проклинает Джорджа Буша-младшего, которого вот-вот неизбежно переизберут (действие начинается в ноябре 2004 года), и, несмотря на бодрящие понюшки кокаина, никак не может написать свой шедевр — песню для Бет, его невесты, умирающей от рака.

В общем, мир вокруг братьев катится в тартарары, и, как обычно бывает в таких случаях, трудно понять: мир ли это или их собственная жизнь под гнетом возраста и разочарований.

Излагать сюжет последовательно — значило бы обокрасть читателя, но отдельные спойлеры почти не имеют значения. В романе много развилок, и перед любой из них дальнейшее развитие событий кажется совершенно ясным — как говорит одна из героинь: «Я просто обычно предполагаю худшее, и это иногда выглядит так, будто я все знаю». Но эта ясность — просто оптический эффект. Ключ к «Снежной королеве» — в заглавной андерсеновской метафоре: с каждым новым поворотом калейдоскопа осколки троллиного зеркала складываются немного иначе, меняя и начало, и конец. Как будто вся книжка состоит из эпилогов, но за каждым, к облегчению читателя, начинается новая глава. Из этого можно заключить, что в романе куча драматических событий, — это и так, и не так.

В какой-то момент Баррет, перекладывая джинсы на прилавке, читает поочередно газетные новости и «Мадам Бовари» и составляет из них некий мысленный коллаж (свою головоломку со словом «Вечность»), где Эмма — это он. В том смысле что Эмма Бовари все время ждет какого-то события: счастливого, трагического — любого, лишь бы только за постылым сегодня наступило какое-нибудь завтра. Так вот, с этим самым завтра Каннингем проделывает такой фокус: оно не то что никогда не наступает (это было бы слишком избито), оно всегда уже наступило вчера.

Автор описывает трагический период в жизни своих героев, умудряясь при этом почти демонстративно оставлять абсолютно все события за кадром. Даже судьбоносное расставание, после которого Баррет узрел небесный свет, произошло через СМС. И так же между делом, задним числом Барретт встретит настоящую любовь у холодильника с кока-колой, а песня Тайлера соберет 300 000 просмотров в ютьюбе. Нужно быть очень хорошим писателем, чтобы позволить себе такую роскошь — не воспользоваться ни одним сюжетным поворотом, который автоматически обеспечивает занимательность. Но в этом и состоит главный принцип «Снежной королевы»: Каннингем исследует как раз тот зазор между строк, который в прежних романах обозначали фразой «прошло два года».

Используя онкологическую метафору, можно сказать, что мы всякий раз встречаем героев уже на стадии принятия неизбежного. Последнее, как часто выясняется в перспективе, было не так уж неизбежно, но важно другое: происходящая между тем временная, промежуточная жизнь, жизнь в ожидании чуда или катастрофы, как раз и оказывается главной. Бет «умирала так долго, что успела обучиться этому делу и неплохо с ним справлялась». Баррет, никогда не стремившийся к успеху, перестает считать себя неудачником и приходит к выводу, что его работа — «наблюдать и копить наблюдения» и она ничем не хуже других: ведь и за ним в его незаметности наблюдает небесный свет. Тайлер, погруженный в заботы о жене, неожиданно находит в этом смысл и цель и отвлекается от своего творческого провала. И все они на самом деле понимают, что когда-нибудь это сидение на чемоданах, набитых надеждой или отчаянием, представится им потерянным вишневым садом, а чудо, обещанное небесным знамением, окажется «каким-то паршивеньким».

На долгой дистанции трагедия часто оказывается носибельней надежды, «предполагай худшее, и будешь выглядеть так, как будто все знаешь». Особенно безотказно этот фокус работает с политикой — нам в этом смысле нетрудно понять чувства Тайлера, который постоянно пророчит катастрофу, воображая себя и своих близких в очереди не то за бесплатным супом, не то на расстрел под руководством Сары Пейлин. История, состоящая из эпилогов, закономерно обрывается у развилки — накануне выборов 2008 года. Дальнейшее развитие событий совершенно ясно, но это же только со стороны видно — читателю, который уже знает, что победил Обама, или там сияющей зеленоватой вуали.

  • Издательство Corpus, Москва, 2014, перевод Д.Карельского
Ошибка в тексте
Отправить