«Пойдемте за нами в эту пропасть»: история СССР глазами «Крокодила»

Наверное, надо мне не то чтобы оправдаться, а метафорически описать процесс моих отношений с «Крокодилом». Самой правильной метафорой будет разговор с огненным кустом, есть такой божественный жанр. Я вообще считаю, что история — не архив, не какое-то пыльное прошлое, это то, что повторяется каждый день. Если оно перестает повторяться, то перестает быть историей и превращается в краеведение. И есть в этом историческом дискурсе и ракурсе такой классический сюжет, который называется «Разговор человека с огненным кустом». В принципе, любой человек может говорить с огненным кустом, но тут важно несколько вещей: во-первых, чтобы куст тебя вызвал и горел перед тобой, во-вторых, нужно не умереть от ужаса и слушать, что куст хочет сказать, и в-третьих, когда куст погаснет и отпустит тебя, необходимо рассказать о случившемся по мере возможности и сил.

И в этом смысле «Крокодил» — это мой огненный куст. Когда-то давно мне позвонили люди и сказали: «Есть такой журнал «Крокодил», не хочешь ли ты быть его главным редактором?» Это были лихие годы, конец 1990-х, журнал уже тогда находился совсем в плохом состоянии, а мне было не до того, я работал в «Эксперте» заместителем главного редактора. Я воспринял это как острую сатиру на себя самого, немедленно отказался и забыл как страшный сон. Но оказалось, что это не случайные вещи, «Крокодил» разговаривает со мной как огненный куст, и поэтому есть не просто потребность, а необходимость передавать суть этой беседы. В свое время я его все-таки редактировал три года (с 2005-го по 2008-й), когда он драматически закрылся из-за отсутствия денег, я был в отчаянии. И даже какие-то знакомые астрологи принимали участие, прости, господи, в этом моем отчаянии, и мне было сказано: «Сережа, никак не получается у вас отделаться от этого животного».

Видимо, так и есть — поэтому возник этот проект. Он заключается в том, чтобы поглубже заглянуть в «Крокодил» и обнаружить оставленные там для нас горения, послания и попытаться их прочесть (кстати сказать, это не всегда легко, потому что там диковинный язык, совсем не такой, каким сейчас пользуются). Заново посмотреть на вещи, которых просто физически никто не видел, совершить какие-то открытия и этими открытиями поделиться, чтобы все испытали по этому поводу свои ощущения: оторопь, ужас, кошмар или радость — не важно. Идея очень простая и незатейливая: не обосраться и передать услышанное, тщательно его отобрав.

Мы берем четыре периода, существенные куски ХХ столетия. От 1922 года — момента возникновения Советского Союза, советской цивилизации — до 1937 года, это мистическая цифра. Потом с 1938-го по 1956-й, по ХХ съезд партии, когда был разоблачен и вообще поименован культ личности; целый кусок жизни, когда была война, и победа в этой войне, какое-то такое время победителей. Затем, с 1957-го по 1978-й, окончание строительства БАМа, когда была реализована последняя мечта и время мечты закончилось. Все они были реализованы: ВДНХ построили, в космос полетели, — все, о чем мечталось, все, к сожалению, сбылось. И это тоже интересный кусок жизни, на него приходится второй расцвет всех искусств, 50-е — мини-ренессанс в рисовании, в литературе. Для советской цивилизации это эпоха Просвещения. И последний кусок — это конец света, с 1979-го по 1992-й, когда все становится отвратительным. На карикатурах того времени у мужчин вырастают рога и красные носы, они вынуждены раньше времени возвращаться из командировок, в шкафах сидят любовники. Появляется образ правосудия — женщина с завязанными глазами; никто ее так часто не использовал, как карикатуристы в моменты отчаяния. Чудовищная полиграфия, злые шаржи, пошлость, сальность — эстетика безобразного, одним словом. Тещи, пивные кружки с желтой пеной, прилипшие ножки от креветок, веселые кроссворды, псевдозагадки — вот это все отвратительные душные 1880-е, за которыми последовал хаос.

Так что мы — люди, живущие в конце времен, — это постапокалипсис, а у всей страны посткоитальный синдром. Как написано в книжке «Популярная сексология», которую мы за 20 рублей купили у бабушки на палаточном рынке в Рязани, есть период, когда после введения полового члена диапазон слов и поступков необычайно расширяется. Но там ничего не написано о том, что происходит потом, в посткоитальный период. Видимо, все, наоборот, сужается, а слова и поступки теряют какой-либо смысл.

Вот такая полная, цельная история советского человечества, вся упакованная в разговор с огненным кустом. Это и есть круг жизни, который мы хотим пройти. Наверное, мы в начале пути, наверное, мы испытаем какой-то оргазм мысли, потом будет опустошение, раздражение, но мы не страшимся этого и готовы на это пойти. А потом и повести за собой ни в чем не повинных людей. Что можем быть лучше, чем повести за собой в пропасть ни в чем не повинных и ничего не подозревающих людей! Это же и есть главная задача мироздания. Пойдемте за нами в эту пропасть. Потому что идти, собственно, больше некуда. Такая фигня.

Шарж на Сталина, зарождение русского гламура и курящие груднички: что нашли в архивах «Крокодила»

На примере десяти иллюстраций из архивов журнала главный редактор серии Сергей Мостовщиков и шеф-редактор Алексей Яблоков попытались описать, как был устроен мир советской карикатуры.

«Звери на службе» (2014)

Мостовщиков: Это не архивная картинка, а иллюстрация из книги, сделанная руками человека, который является нашим главным открытием — Света полностью соответствует масштабу разговора с огненным кустом.

Яблоков: И с ней куст говорит чаще, чем с нами, просто географически — она живет в Израиле.

Мостовщиков: Она вносит элемент Торы, показывает наш подход к «Крокодилу» как к скрижали.

«Курящие и пьющие дети» (1929)

Репродукция из «Крокодила», 1929, №9Мостовщиков: Вот это моя любимая картинка: дети в пеленках пьют, курят, играют в карты. То есть делают три основные вещи, которые должны делать дети, не стесняясь и не боясь. Во всех изданиях, где я работал, всегда был канон в подборе изображений: Бэмби, ежик и курящий ребенок, потому что они — составляющие мироздания, иллюстрирующие полное отсутствие страха. Мы очень долго обсуждали эту картинку с издателем: разрешат ли в книге о «Крокодиле» печатать такую иллюстрацию из «Крокодила». Потому что для нынешнего времени, где много страхов, это страшная картинка. Но на самом деле ничего страшного в ней нет.

Яблоков: Издатель решил эту проблему — поставил ограничение «12+». 

«Вековые враги» (1929)

Репродукция из «Крокодила», 1929, №26Мостовщиков: Еще одна моя любимая картинка. Вздыбленная кошка в ужасе от колбасы и подпись: «Извечные враги — кошка и собака». Абсолютно фрейдистская вещь, такое умели делать карикатуристы прошлого. Восхитительная подмена, потому что, если написано «кошка и собака», а нарисована кошка и колбаса, мозг взламывается немедленно, приходит в состояние беспокойства.

Яблоков: Мозг заставляют думать, чего нынешние карикатуристы не делают.

Мостовщиков: Да, вещь совершенно невозможная в современном мире, потому что сейчас лучшая сатира — это реализм. Для меня открытие было в том, что люди умели так сделать, не было страха совершить подмену.

«Вылет» (1927)

Репродукция из «Крокодила», 1927, №42Яблоков: Мне очень нравятся картинки, в которых художники превращают людей в предметы, птиц, зверей, в явления природы. Я никогда не видел среди сегодняшних, на мой взгляд, довольно убогих карикатур, чтобы Путин или Саакашвили превращались в дождь. Или чтобы какой-нибудь Михаил Фрадков был нарисован в виде попугая. Современному художнику это вообще не придет в голову. В этом смысле замечательна карикатура из большого материала про Троцкого. Троцкий, Зиновьев и Каменев лежат в гнезде, они изображены в виде птиц, у них какая-то птичья жизнь. Своя парадигма птичья.

Мостовщиков: Они гадят, естественно.

Яблоков: Да, но при этом там существует зеленый фон, заботливо прорисованы листья, почки, гнездо. Видно, что человек работал над карикатурой.

«Не той дорогой» (1927)

Яблоков: Еще из материала о Троцком. Хорошая иллюстрация, где представители троцкистско-бухаринской фракции вязнут в болоте. Они не могут найти дорогу и спрашивают у рабочего, а тот им отвечает: «Вы идете не той дорогой». Ну понятно, мораль. Но как все прорисовано: Каменев с краю где-то (он уже в это время отходит от дел), Троцкий, разумеется, правит. Лошадь художнику, очевидно, милее всех — так тщательно она прорисована. Видно, какую бешеную работу проводили карикатуристы.

«Трудный путь» (1925)

Репродукция из «Крокодила», 1925, №20Мостовщиков: Человек идет с работы по переулку, в котором все надписи и заведения — это пивные. И из каждой пивной, как в фильме «Чужой» (странно, что это не Сигурни Уивер идет), ракообразные, нынче запрещенные, тянут к нему клешни. Картина называется «Трудный путь». Вообще надо сказать, что способ создания реальности, которым пользуется «Крокодил», удивителен, это такой фирменный прием. Ведь в какой-то момент это был журнал для парикмахерских.

Яблоков: Такой русский «Татлер».

Мостовщиков: Да, ты сидел и ждал, пока тебя побреют, а там всегда лежал «Крокодил». И ты разглядывал карикатуры, думал, это было мощнейшее оружие пропаганды. Например, когда рисовали заграницу, то все названия были на русском языке: названия магазинов, гостиниц, фильмов — чтобы было максимально понятно. Создавался особый потрясающий мир, такой японский подход, как в фильмах Миядзаки. Непонятно, где это, непонятно, что это, но предельно ясно, как там. Это уникальный подход, способный создавать другие миры.

«Сострадание» (1926)

Репродукция из «Крокодила», 1926, №8 (дама с собачкой)Мостовщиков: Очень современная картинка. Хороший образ собачки — смесь зубной щетки, обезьянки.

Яблоков: И какого-то мелкого политического деятеля.

Мостовщиков: Отличная собачка с человеческим лицом, таких сейчас полно — никчемный сирота, шикарная машина и очень красивые женщины. Это стилистика гламурной фотосессии.

Яблоков: Как сейчас пишут: «На Алене кашемир», «На Масе бант».

Мостовщиков: Да, зарождение беспощадного русского гламура. Это каноническое изображение, потому что есть все необходимые элементы.

Дружеский шарж на Сталина (1923)

Репродукция из «Крокодила», 1923, №40 (шарж на Сталина)Мостовщиков: Тут очень важная штука, которая потом пропала. Когда-то существовало искусство не злого шаржа, а дружеского. Не попытка изобразить человека подонком и мразью, во что позже (ближе к концу света) выродился советский шарж. А тут на Сталина нарисован дружеский шарж — карикатура, но не злобная, не очернительская. И это только в плюс рисунку, для этого нужен большой талант. Я помню, что в своей редакторской практике долго не мог добиться от художников этого эффекта — когда вы рисуете на человека шарж, но не хотите назвать его идиотом или высмеять.

Яблоков: А в чем тогда смысл шаржа? Это же намеренное искажение человеческих черт.

Мостовщиков: Нет, неправда, я считаю не так. Это все к разговору о так называемой критике. Например, у нас кинокритика считается или процессом охаивания, или процессом хваления, тогда как нормальная критика — это, по-моему, пересказ своими словами. И магия заключается в том, что, если критик талантлив, мы можем вместе с ним немного иначе взглянуть на то, что мы видим. И хороший шарж — это попытка взглянуть на человека другими глазами, выделить какие-то черты, в данном случае усы, пускай утрированные. Это то, что подмечено внимательным, но не критическим взглядом. Тогда это умели, а сейчас этого добиться невозможно.

«Под сенью Лиги Наций» (1925)

Репродукция из «Крокодила», 1925, №38Яблоков: Тут используется классический прием, которого уже лет тридцать как нету, когда художники показывают недружественных участников процесса в виде предметов. Это та самая подмена, о которой мы говорили: здесь страны нарисованы в виде животных. Ильф и Петров описывали такой случай: художник изобразил Англию в виде собаки, и к ней нужно было прицепить какого-то союзника, а места не хватало, но он был человеком находчивым и нарисовал кусок мяса, к нему веревочку и бумажку с надписью «Франция». Это чисто исторически очень интересный прием. Вот стоит Вандервельде, на дереве коты, наверху вороны, которые подписаны «Балтийский союз». Такая новая зоология.

«Спалила село» (1925)

Репродукция из «Крокодила», 1925, №2Яблоков: Здесь интересен масштаб. Стоит женщина, которая разрушила село, вредительница. Так это же прямо Годзилла.

Мостовщиков: Новая русская женщина Годзилла.

Яблоков: Добрая Годзилла, она в бюстгальтере 28-го размера, у нее в руках плеть, щеки как у проститутки накрашенные. Коня на скаку она уже остановила, избу спалила, зайдя туда предварительно.

Мостовщиков: Да, видна сила страны. Потом ведь про этих добрых женщин говорили, что они спасли Россию. Эти носительницы мохеровых шарфов шли, оставляли за собой спаленные села, но при этом спасли Россию. Любое спасение в России — всегда разрушение. 

«Увертюра для гадов» (1936)

Репродукция из «Крокодила», 1936, №25Яблоков: Прекрасная картинка, замечательная просто, как из ящика со свастикой вылезают гады и Троцкий с ними. Это карикатура 1936 года, и видно, что Троцкий смотрит в другую сторону, и неизвестно, что это значит: то ли он еще не окончательно примкнул к фашистам, то ли, наоборот, его так повернули, чтобы точно было видно, что он с ними. 

Мостовщиков: Тут я бы еще добавил, что в «Крокодиле» есть проработанный образ фашиста. Если он изображен не в виде свиньи с кровавыми клыками, то фашист всегда в форме, у него есть фуражка, лампасы. И сейчас, как мне кажется, особенно хорошо смотреть на эти картинки, когда мы ищем фашистов на Украине, чтобы понимать, что никак украинцы не вписываются в этот формат, в стереотип, который есть в голове, вогнать их невозможно. Ну какая у украинского фашиста форма, лампасы? Не стал бы он никогда выдувать змей из ящика — ему просто лень было бы. Поэтому мораль такая: именно сейчас надо смотреть на карикатуры «Крокодила», где нарисованы настоящие фашисты, чтобы выбивать из головы дурь. Клин клином вышибать.

Первый выпуск «Истории глазами «Крокодила». ХХ век. 1922–1937» в трех томах («Люди», «События», «Слова») выйдет в ноябре и будет представлен на ярмарке non/fiction 26–30 ноября. Остальные три выпуска появятся в феврале, мае и сентябре 2015 года, всего запланировано 12 томов. Поддержать проект можно тут.