Новый роман Милана Кундеры: тяжелый как перышко

Однажды Сталин охотился в лесу и набрел на куропаток: на ветке сидели ровно 24 птицы, а патронов у генералиссимуса было только 12. Он ни разу не промахнулся, убив половину куропаток, а потом вернулся в город, взял еще патронов, снова нашел то дерево и застрелил оставшихся. Этот случай Сталин рассказывал ближнему кругу, в котором никто не решился возразить вождю или подвергнуть сомнению рассказанную им байку. Лишь один Хрущев осмелился усомниться вслух, и это стало началом новой эпохи. Свободомыслия, гуманизма, десталинизации? Нет-нет, всего лишь той, где чувство юмора потеряло смысл. Ведь никто, включая Хрущева, не услышал в словах Сталина шутки.

Звезда Пражской весны, жертва советской цензуры, политэмигрант, многократный кандидат на литературную Нобелевку, удостоенный чести прижизненного ПСС в «Плеяде» (это как если бы Сорокина издали в «Литературных памятниках»). Все это — только что отметивший 85-летие французско-чешский классик Милан Кундера, не только автор нескольких потрясающих романов, но и создатель собственной теории романа как высшего проявления европейской мысли и духа, от Сервантеса и Рабле до Музиля и Рушди. Забавно, что этот адепт крупных форм достиг высшей виртуозности в самой миниатюрной: Кундера — гений анекдота. На нем и строятся буквально все его книги, начиная с «Шутки» и заканчивая новейшим романом (точнее, мини-романом, 140 страниц крупным шрифтом) «Праздник незначительности», только что вышедшим во Франции. Его героями стали четверо современных парижан, а также Сталин, Хрущев и Калинин. Одни — рассказчики анекдотов, другие — их герои.  

В своей первой за 13 лет прозе Кундера обходится без сюжета (хотя сюжетов, спрятанных между строк, масса). Ему хватает ситуаций и образов. Например, на вечеринке в честь дня рождения одного из персонажей под потолком невесть откуда появляется перо, которое парит в воздухе и не торопится опускаться. Тогда все гости, один за другим, задирают головы и, как завороженные, следят за пером, отрицающим закон всемирного тяготения. «Праздник незначительности» — такое же, зависшее между небом и землей, невесомое и необъяснимое явление, исполнение давней мечты писателя о книге, в которой не было бы ни одной фразы, написанной всерьез. Сталин здесь охотится не только на куропаток, но и на ангелов (вот откуда перья), а родной город Канта отнюдь не случайно получает имя всесоюзного старосты, страдавшего от недержания мочи.

Когда-то исследовавший невыносимую легкость бытия писатель увлекся чем-то диаметрально противоположным: парадоксальной тяжестью той ни к чему не обязывающей жизни, которую ведет так называемый цивилизованный мир (став его гражданином еще в 70-х, Кундера продолжает смотреть на него со стороны, со смешанными чувствами восхищения, презрения и любви). Его герой ходит день за днем в Люксембургский сад в надежде попасть на выставку Шагала, но каждый раз, увидев огромную очередь, разворачивается и уходит — гулять по аллеям ему нравится больше, чем пытаться прикоснуться к искусству в потной толпе других ценителей возвышенного. Возможно, завтра очередь уменьшится? Но она с каждым разом все длиннее. Точно так же в толпе литераторов, встроенных в уютную иерархию современной культуры, Кундера одинок и свободен, как прогульщик-нонконформист, ставящий под вопрос самое очевидное и способный рассмотреть в нем невероятное.

Алену, Шарлю, Рамону и Калибану не угрожают советские танки, их не могут выгнать с работы или выслать из страны — но они полны той же смутной тревоги, что все герои чешских книг писателя. Это чувство неистребимо, как тоска по исчезнувшим родителям. Мать Шарля умирает, и ее болезнь отзывается в судьбе другого персонажа — именинника, симулирующего рак, чтобы вызвать к себе симпатию и сочувствие. Мать Алена бросила его, когда ему было десять лет, и теперь он беспрестанно выдумывает истории о ней: о том, как та хотела покончить с собой во время беременности, о случайности своего появления на свет, о принадлежности к армии «извиняющихся», просящих прощения у всех и за все, без вины виноватых. Атеист Кундера не чужд метафизике и на свой лад заговаривает о первородном грехе. Его печать на теле каждого — обнаженный пупок, эротический символ XXI столетия, в равной степени возбуждающий и нейтральный.

Пуповина, связывающая «Праздник незначительности» с другими, более масштабными и знаменитыми книгами Кундеры, невидима, но ощутима. Метафоры, едва успеешь ощутить их аромат, развеиваются, как аромат драгоценного арманьяка, бутылку которого нечаянно разбил неловкий Калибан. Да ведь этот текст, по сути, — еще одна «Книга смеха и забвения». Подводя итог постмодернизму, Кундера прощается с тем столетием, которое принесло ему боль и славу, а напоследок перечеркивает гротескно-страшную Историю, сводя ее к анекдоту. В нем никем не узнанный Сталин в старой охотничьей куртке гуляет по Люксембургскому саду, а Калинин пристраивается за памятником Екатерине Медичи, чтобы справить малую нужду.