Чтение на выходные «Наших бьют!» Хантера Томпсона

Безумие в Гонолулу

Ну что ж, ребята, давайте поболтаем о славной жизни на Гавайях, о великолепных пляжах и обнаженных женщинах, об укулеле, звенящих во мраке воскресной футбольной ночи в Гонолулу… Мне ли об этом не знать, но я хочу рассказать об этом вам, потому что я — энтузиаст-писатель, аккредитованный на марафон, обладатель обаятельной улыбки и журналистской ксивы, с которой можно пройти куда угодно. Да, сэр, пусть я измученный жизнью человек, но у меня есть могущественные друзья в высших сферах. Птицы поют там, где я прохожу, и дети улыбаются, когда видят меня.

Впечатлены? Готовы к разговору начистоту? Нет? Тогда попробуем так: все мы теряем человеческий облик, когда приходится по-настоящему туго, но единственное, что по-настоящему имеет значение, — кто же выиграет матч «Розовой чаши»?! (Матч «Розовой чаши» — ежегодный матч двух лучших команд студенческого футбола в г. Пасадена. Приурочивается к фестивалю роз и проводится на Новый год на стадионе «Розовая чаша». — Прим. ред.)

Что? Не обращайте внимания! Обычная болтовня человека на взводе. Никто в это не верит, да и не должен верить. Я это сказал только потому, что так написано в рекламном сообщении, пришедшем по электронной почте от жадных говнюков, которые проворачивают эту аферу, известную как студенческий чемпионат страны по футболу.

Эти люди — просто мешки с грязью, наемные свиньи, которым платят другие свиньи, заправляющие волшебным миром студенческого футбола.

Ну и хватит об этом, да? Почему я вообще переключился на все это дерьмо? Я сидел в шикарном номере с видом на пляж в отеле Kahala Mandarin Oriental, не думая вообще ни о чем, кроме как о бескрайнем Тихом океане и невероятных речевых способностях Джорджа Буша, как вдруг меня перемкнуло и я переключился на какой-то придурочный рэп о предстоящем матче «Майами» — «Небраска». Кто знает почему? И кому он вообще интересен, кроме самих команд, которые получат по 15 млн долларов каждая за возможность выступить 1 января в Пасадене? Забей на это, братан! Хо-хо!

Ох ты! Я уже рассказал вам о всемирно известном марафоне в Гонолулу? Сделал ли я свою работу, как и подобает настоящему профессионалу? Если нет, то сейчас сделаю. Когда ситуация становится странной, кто как не странные люди могут ее разрулить? Это мой девиз, и он сделал меня тем, кто я есть. От природы я добрый человек и гораздо доверчивей, чем надо бы. Ведь реальный мир полон опасностей для добрых людей. Поэтому будьте осторожны. 

Я вспомнил об этом, когда просмотрел свои записи, сделанные в прошлые выходные, и вспомнил, что тогда происходило. Теперь уже кажется, что все это было в старые добрые времена, но на самом деле, если верить моим записям, прошло всего пять или шесть дней, хотя вспоминается все очень смутно.

Вот для чего нужны записные книжки! Так давайте почитаем, что я там записал.

В четыре часа дождливого воскресного утра длинный белый лимузин подъехал к отелю, чтобы отвезти нас в центр, к линии старта, где 20 000 полуголых фанатиков уже готовы были рвануть с места, впечатав нас в асфальт. Я подпитывал себя джином из зеленой бутылки и испытывал смутное отчаяние, но не видел ни единого способа избежать своей участи. Мы уже давным-давно взвалили на себя это обязательство, и теперь пришло время расплаты. Дело было дрянь.

В противоположном конце пустынного вестибюля Шон Пенн, одетый в дешевый черный костюм и оранжевые беговые кроссовки, сидел развалившись на кожаном диване и в немой тоске молотил кулаком по живой стене орхидей. Я прикусил язык и хотел было сделать вид, что не заметил его, но он окликнул меня, и пришлось остановиться.

— Не думаю, что я справлюсь, док, — всхлипнул он. — Я разваливаюсь на части. Я слаб, мне страшно… Пожалуйста, помоги.

Я никогда не видел его в таком состоянии и понимал, что помочь ему не смогу. Но оставить его сидеть здесь вот так было бы недостойно. Раз уж мы натрепали в свое время лишнего, надо теперь расплачиваться за это.

— Возьми себя в руки, — рявкнул я, — на нас люди смотрят!

И протянул ему свою зеленую бутылку джина.

Он жадно схватил ее, запрокинул голову и, закатив глаза, сделал изрядный глоток, а потом уронил ее на пол. Бутылка грохнулась и разлетелась вдребезги.

— Идиот! — заорал я. — Тупой ублюдок! Теперь мы остались без бухла до самого полудня!

— Ну уж нет, — промямлил он. — У меня есть деньги. Они дадут мне все, чего я пожелаю.

В этот момент я увидел водителя нашего лимузина.

— Шел бы ты куда подальше! — взревел я. — Неужели ты не видишь, что мистер Пенн плохо себя чувствует?

— Я тоже, — ответил он. — Снаружи льет как из ведра, а моя жена сбежала с матросом, но у меня есть работа, и я должен ее сделать. Так что тащи этого алкаша в машину.

«Что? — подумал я. — Он назвал Шона Пенна алкашом? Рехнулся он, что ли?»

Я уже имел дело с этим водителем и успел убедиться, что это головорез без каких-либо морально-нравственных устоев и принципов. Два дня назад он на три часа бросил нас в центре города в парке, где под покровом темноты кишмя кишели преступники. Нас было девять человек, из них шесть — женщины и дети. И мы были абсолютно беспомощны. Пришлось крутиться у концертной сцены, где гнусного вида старикашки в париках изображали «Битлз» и пели «Боже, храни Америку». Это было отвратительно. Нашим единственным оружием была тростниковая палка немногим больше метра в длину, с помощью которой я раздвигал ветки и в результате случайно вдарил по капоту стоявшего рядом «кадиллака». Это были долгие и кошмарные три часа.

И теперь в это ужасное воскресное утро все тот же безответственный громила позволил себе оскорбить величайший талант Голливуда! Жуть! А ведь мы были главными знаменитостями на этом марафоне. Я молча глянул на Пенна, затем резко повернулся и пошел назад к лифту, доставившему меня в мой номер. Там я запер обе двери. Анита все еще спала, а я позвонил в обслуживание номеров, заказал крабовый салат и до рассвета смотрел по телевизору войну. Вот так мы поступаем здесь, в тропиках, в непредвиденных обстоятельствах.

13 декабря 2001 года

Не связывайтесь с воронами

Когда я встретил Эда Подолака в зале для курильщиков Денверского аэропорта, он только что прошел второй за 40 минут таможенный досмотр и был до крайности раздражен. Подолак, прежде игравший в составе «Канзас-Сити Чифс», известен по всему Западу как «последний великий белый раннингбэк что на самом деле неправда, но он сам так говорит уже лет тридцать. Как бы то ни было, в день нашей встречи он выглядел неважно.

— Эта страна загнивает, док, — сказал он, освобождая для меня место у стойки. — Я не знаю, почему они цепляются ко мне, но меня хватают всякий раз, как я приближаюсь к аэропорту. На прошлой неделе в Далласе мне устроили анальный досмотр.

Я знаю Эда много лет, но никогда не видел его таким беспомощным и расстроенным.

— Неужели они проделывают это с каждым? Или только со мной? Скоро я вообще перестану куда-либо ездить!

— Возьми себя в руки, Эд, — сказал я ему. — Неужели ты не знаешь, что идет война?

— И что с того? — рявкнул он. — Я не террорист. Я не перевожу взрывчатку. Я самый что ни на есть патриот.

— Именно так они все и говорят, — парировал я. — Давай посмотрим правде в глаза, Эд. Ты смуглый, и у тебя черные, густые волосы. Ты просто выглядишь так, будто в чем-то виновен. У тебя есть с собой гашиш?

— Даже не произноси это слово! — прошипел он. — Из-за тебя нас обоих упрячут за решетку. И мой ответ — нет, так что отвяжись от меня!

— Куда едешь? — переменил я тему.

— В Новый Орлеан, — ответил он. — Но больше никуда не поеду — ни в коем случае, если это уродство продолжится. Да какого черта! Я могу с тем же успехом сидеть дома и смотреть игры по телевизору!

— Правильно мыслишь, — поддержал его я. — Но в зале для курильщиков они нас не найдут. Давай-ка пропустим по одной!

Наблюдать за игрой «Балтимор Рэйвенс» что следить за соринкой на глазном яблоке осла или застрять на шесть часов в лифте с Диком Чейни, задвинувшимся колесами. Вороны внезапно налетят на тебя и заклюют до смерти, но на это уйдет восемь или девять дней.

Ворон — странная и опасная птица, гораздо более опасная, чем ворона. Стая ворон может заклевать сову или орла, но один-единственный ворон может напасть на целую стаю ворон и вырвать у их вожаков легкие. Большинство ворон лучше покончат жизнь самоубийством, чем столкнутся клюв к клюву с вороном. Можете не сомневаться. Но какое отношение это имеет к играм плей-офф на этой неделе?

Почти никакого, кроме того, что месяц назад «Питтсбург Стилерз» выбили из «Рэйвенс» всю требуху на их домашнем стадионе. Счет был 26:21, но схватка получилась суровой, и нам остается только надеяться на то, что «Стилерз» сумеют проделать это снова. Если они вышибут это потное Смоляное Чучелко из плей-офф, то нам не придется смотреть эту тягомотину до конца сезона. Ставить на игру «Балтимора» — то же самое, что держать пари на трехчасовой поединок сумо. Это противоречит духу игры.

15 января 2002 года

Олимпийское бедствие в Юте

На прошлой неделе неплодородный штат Юта подвергся очередным жестоким нападкам в прессе и зимние Олимпийские игры 2002 года скатились еще ближе к пропасти… Сначала взяточничество, потом волна преступлений на сексуальной почве и, наконец, нашествие сверчков… Ни для кого не секрет, что тщеславная затея провести в Солт-Лейк-Сити первые после 1980 года зимние Олимпийские игры на территории США обречена на позорный провал.

Избранный на третий срок губернатор от «Великой старой партии» Майкл Ливитт, которого Буш назначил еще и возглавлять Управление по охране окружающей среды, безнадежно опозорен, а три официальных представителя всемогущей Церкви Иисуса Христа Святых последних дней обвиняются во взяточничестве, мошенничестве и содействии проституции. Даже мэр Солт-Лейк-Сити был ошеломлен их деяниями, перечень которых не исчерпывается сводничеством, грубым сексуальным домогательством, лжесвидетельством и домашним насилием. Департамент юстиции США предъявил троим членам организационного комитета игр в Солт-Лейк-Сити обвинение, в июле они предстанут перед судом на процессе по делу о коррупции и рискуют провести остаток своих дней в тюрьме.

Быть хозяевами зимних Олимпийских игр всегда рискованно. Последнее такое празднество в Нагано закончилось для японского правительства финансовой катастрофой, а для спортивного истеблишмента США — грандиозным провалом. В следующем году олимпийский поезд точно так же потерпит крушение в Юте.

За каждым, кто отправится туда, будет следовать призрак возмездия. Солт-Лейк-Сити наработал себе такую отвратительную карму, что другие варианты даже не обсуждаются.

Организационный комитет игр погрузил Юту на ближайшие 30 лет в такую глубокую долговую яму, что денег не будет хватать ни на что, кроме взяток, виски и обязательного отчисления в размере 10 процентов от заработной платы в пользу Церкви Иисуса Христа Святых последних дней — тех самых продажных жадных говнюков, которые и влезли в долги в первых рядах.

В Юте коррупция — это образ жизни, что, похоже, всех устраивает. Мормоны надувают и обманывают друг друга с тех самых пор, как в 1847 году Бригам Янг прибыл в эти края… Говорят, что он был решительным и благородным человеком, и поэтому никто не вмешивался, когда он превращал Юту в вечное царство Церкви мормонов и всего того, что за этим стоит.

— Ну и что с того? — проворчал мой приятель Кромвелль, когда я показал ему список последних преступлений, совершенных чиновниками штата и главами церкви в преддверии Олимпиады. — В любом случае всем наплевать, что случится в Юте. Этот штат всегда был гадюшником. В последний раз, когда я там оказался, меня задержали за то, что я якобы пытался снять проститутку в аэропорту Солт-Лейк. Чтобы просто покинуть штат, мне пришлось отдать 2000 долларов.

— Да, — кивнул я, — эти мормоны такие — глаза завидущие, руки загребущие, и при этом куча правил. Я знаю.

И это правда. Я тоже хорошо знаком со штатом Юта.

26 июня 2001 года