«Море — мой брат» Джека Керуака: невыдающийся дебют большого писателя

«Море — мой брат» — первый роман Джека Керуака, написанный еще в 1942 году по следам его собственной, очень недолгой службы в торговом флоте, но до последнего времени неизвестный.

В том, что эта книга впервые увидела свет только в 2011 году, нет никакой интриги: автор ее просто не любил и не хотел печатать. Его в этом трудно упрекнуть: произведение очень саморазоблачительное. Не в том смысле, что оно раскрывает какие-то страшные прегрешения Керуака (разве что перед английским литературным языком, но ведь ему было тогда двадцать лет). Просто этот текст, в отличие от более позднего романа «В дороге», который принес писателю славу, не был «продиктован Святым Духом» за три недели, а был написан живым человеком, и этот человек там виден.

Америка вступила во Вторую мировую войну. Моряк по имени Уэсли Мартин просадил весь свой заработок на берегу и опять собирается в море на торговом судне, идущем на гренландскую военную базу с грузом динамита и техники. В нью-йоркском баре он знакомится с Биллом Эверхартом, преподавателем английской литературы из Колумбийского университета. Билл, в юности пылкий радикал, с возрастом разочаровался в былых идеалах, удалился в добровольную академическую изоляцию и уныло там прозябает, разглагольствуя в барах о сущности свободы. Он бредит американскими первопроходцами, «великими поэтами поневоле, которым не требовалось сочинять рапсодии — сами их жизни делали это мощнее», видит такого пионера в Уэсли, все бросает и отправляется с ним: двое друзей автостопом добираются до Бостона, выпивая по дороге (звучит уже знакомо, не правда ли), нанимаются на корабль и выходят в море.  

Здесь все патентованные керуаковские темы развиваются еще очень по-ученически, с большим прилежанием и простодушием. Интеллигент читает на палубе «Сказание о старом мореходе» Колриджа и умиляется, глядя вокруг: «Образ жизни на море; это равенство, дележ, сотрудничество и общий мир… ей-богу, суровое братство людей, где преступника стремительно карают, а обычный человек находит свое место». Это комизм сознательный, а комизм незапланированный состоит в том, что «обычных людей» мы почти не видим: настоящие морские волки не слишком отличаются от профессора по своему развитию и легко находят с ним общий язык в беседах о левой доктрине — «материалистической и близорукой», но вместе с тем «этически верной». Это и неудивительно, поскольку экипаж судна укомплектован в основном недоучившимися студентами Лиги плюща, как будто автор размножился на несколько персонажей, чтобы поспорить сам с собой то справа, то слева, охватив весь спектр мнений. Он и сам писал другу, что Эверхарт и Мартин — две стороны его личности, но на самом деле их там по меньшей мере четверо, так что в целом впечатление в довлатовском духе: «Это не котельная! Это, извини меня, какая-то Сорбонна!»

Если чрезмерное прилежание молодого писателя и не доводит его до добра, то простодушие местами подкупает. Это не назовешь шедевром, но это интересный материал для размышления о вечном юношеском выборе: в чем правда — в социальной справедливости или в наркотиках?

Очевидно, в случае Керуака наркотики победили во всех смыслах, потому что этот текст еще довольно неудобоваримый: «Маленький котик мяукал жалостливым плачем, и розовый бутон его рта раскрывался сердечком». Однако об этом трудно судить по переводу. В обычном случае были бы все резоны счесть, что переводчики просто честно отразили изъяны неустоявшегося стиля, но тут есть привходящие обстоятельства.

«Море — мой брат» переводили два человека под общей редактурой Анастасии Грызуновой. Грызунова получила широкую известность в литературных кругах несколько лет назад, когда заново перевела «Гордость и предубеждение» Джейн Остин. Этот удивительный текст с претензией не то на стилизацию, не то на постмодернистскую литературную игру был подробно и забавно раскритикован, и на нем останавливаться здесь ни к чему — как говорил мистер Беннет в версии Грызуновой, «сие выходит за пределы моего долженствования». Но в этом свете закрадывается сомнение, так ли плох Керуак, как его малюют.

Судя по всему, роман правда написан скверно: об этом хором говорят критики, и скептики, и пылкие поклонники зрелого Керуака. Один называет его слог формальным и старомодным, другой — потугой на высокий стиль, все отмечают, что там никто слова не скажет в простоте — непременно «буркнет», «возразит», «сообщит», «объявит» или даже «зевнет». Тем не менее книга представляет несомненный интерес для исследователей и поклонников творчества Керуака как свидетельство того, что писатель не вылупился из яйца с готовым романом «В дороге» в клюве, а развивался постепенно. В ней содержится обещание.

Беда не в том, что переводчики, возможно, невольно перестарались с изображением стилистических изъянов молодости: фразы вроде «Уэсли открыл рот и распахнул глаза в своем молчаливом хохоте» или «никакое солнце не освещало это помещение»  выглядят просто кальками, а выражение «ешкин кот» — переводческой беспомощностью.

Беда в том, что русский текст «Море — мой брат» не обещает нам Керуака. А что он обещает — не нужно гадать: в той же книжке напечатано (тоже впервые по-русски) еще одно его произведение — «Одинокий странник» в переводе Максима Немцова, который когда-то, в свою очередь, редактировал перевод «Гордости и предубеждения» Анастасии Грызуновой.

«Одинокий странник» — это путевые заметки Керуака, впервые изданные в 1960 году и уже представляющие собой блестящий образец «спонтанной прозы». По-русски текст читать невозможно. Конечно, стиль у Керуака был непрост, но как раз поэтому удивляет, когда переводчик прикладывает огромные целенаправленные усилия, чтобы сделать его окончательно нечитаемым (с этой задачей писатель неплохо справлялся сам, без помощи Максима Немцова). Это явно не безграмотность, а результат вдумчивой работы, причем слишком вдумчивой: как раз спонтанности там нет никакой, русский текст насквозь манерный и вымученный. Это не битнический трип, а какой-то солженицынский «Русский словарь языкового расширения»: все те же «ну-тка», «неча» и «супротив», «кои» прославили эту маленькую, но энергичную школу перевода после выхода «Гордости и предубеждения». Если такой выбор слов и мог выглядеть еще более нелепо, чем в романе Джейн Остин, так это в тексте Керуака, не говоря уже про общую манеру переводить фразу «buy my next fancy shirt» как «затарить себе следующую причудливую рубашенцию» — это уже прямо сомнительно с точки зрения профессиональной этики.  

Нет сомнений, что и Анастасия Грызунова как редактор, и Максим Немцов как переводчик не хотели оклеветать Керуака, — они его любят, но странною любовью, паразитической какой-то. Непонятно, отчего люди с такими творческими амбициями тратят себя на переводы чужих текстов, а не пишут собственные: и волки были бы сыты, и классики целы.