«Сластена» Иэна Макьюэна: клуб обманутых читателей

Последний роман Иэна Макьюэна «Сластена», переведенный на русский язык с двухлетним опозданием, стоит рекомендовать преимущественно идеологическим врагам и прочим неприятным людям, и совсем не потому, что он плох: наоборот, он разыгран как по нотам, прекрасно построен и больно ранит по завершении — в общем, делает все то, что читатели привыкли ожидать от романов британского писателя. Вот только удовольствие он может доставить лишь тем немногим, чья вера в прочность отношений между автором и читателем уже давно подорвана коварным постмодернизмом — и не менее коварными сочинениями Макьюэна.

Действие романа происходит в начале семидесятых, в разгар холодной войны. Сирина Фрум, молодая и красивая выпускница Кембриджа, как будто случайно получает самую незатейливую должность в МИ-5 и вскоре — так же случайно — становится одним из агентов специальной операции под кодовым названием «Сластена». Задача операции — противостоять советской пропаганде, под прикрытием частного фонда помогая ни о чем не подозревающим авторам безбедно существовать и писать — желательно гадости про Советский Союз (при этом МИ-5 демонстрирует удивительную чуткость, понимая, что по большому счету сердцу художника не прикажешь). Сирине поручают «вести» начинающего писателя Тома Хейли, чьи рассказы подозрительно похожи на ранние произведения самого Макьюэна. А раз так, то у Сирины нет шансов: сперва она влюбляется в рассказы, а потом и в самого писателя, как будто успешно скрывая от него, кто она есть на самом деле. Хейли ждет ошеломительный успех, Сирину — провал, но гораздо менее ошеломительный, чем то, что ей предстоит узнать о Хейли в самом конце романа. Впрочем, все это не идет ни в какое сравнение с тем, что в самом конце узнает о романе читатель.

Самое удивительное в логичном и аккуратном сюжете (завязка, кульминация, развязка — все как доктор прописал) — то, что на последних страницах он перестает иметь всякий смысл, просто так, забавы ради. По окончании «Сластены» выяснится, что вы читали одну книгу, а прочитали совсем другую, во всем ей противоположную, что художественный текст не сводится к сумме страниц, глав и сюжетных линий, а то, что изначально читалось как шпионский роман про любовь с невнятными рассуждениями о высоком, внезапно развалилось на части и тут же собралось заново — в роман-прием, роман об авторском всесилии, но прежде всего — о том, как быть читателем и не заметить самого главного.

Не замечать все бревна в своем глазу читателю с удовольствием помогает сам Макьюэн: на протяжении всего романа он направляет читателя к усыпляющей мысли, что все будет в порядке, и чем дальше развивается текст — по привычной, классической траектории, — тем спокойнее. Кажется, Макьюэну впервые захотелось написать обыкновенный роман — для людей, без тайных дверей, скачков во времени и прочих литературных коленец. То, как красиво фиктивный мир сосуществует с реальным, как он укрепляется и цементируется фактами из мира внелитературного — будь то коварные коммунисты, Солженицын, ирландские террористы, литературный агент самого Макьюэна или вполне себе настоящий писатель Мартин Эмис, — и вовсе помещает читателя в анабиоз. Тем приятнее Макьюэну разрушать этот тщательно укрепленный мир в самый последний момент. Что должен при этом испытывать читатель, которого на протяжении нескольких сотен страниц ювелирно водили за нос, неизвестно; впрочем, промежуток между восхищением и яростью вмещает в себя множество вариантов.

Еще одно красивое издевательство в романе — многословные рассуждения Сирины о литературе, в которой «выдуманное должно быть таким же прочным и внутренне непротиворечивым, как реальное». В этом она полный антипод и Хейли, и самого Макьюэна. Сирина находится по ту сторону книги, она — профессиональный читатель, литературный критик от МИ-5, ее работа — читать произведения разной степени художественности и делать выводы об их качестве. К большой удаче Хейли, она оказывается тем самым читателем, которого они на пару с Макьюэном хотят и любят удивлять — потому что не бывает ничего проще. Пока Хейли обманывал Сирину, Макьюэн обманывал вас: читатель и Сирина узнают об этом одновременно, это абсолютная синхронность, идеальная симметрия; поэтому настоящее сочувствие по отношению к главной героине впервые возникает только в самом конце романа: читатель оказался заперт с Сириной в одном помещении, в котором можно смело открывать клуб обманутых поклонников.  

Самому Макьюэну к жалобам обиженных читателей не привыкать: писателю всегда было к лицу литературное хулиганство и провокаторство, он прекрасно об этом знает и, судя по всему, будет издеваться над нами и дальше. Но если его ранние тексты задевали легкодоступные литературные нервы, резали по верхам, «Сластена» проникает куда-то вглубь. Макьюэн препарирует свой роман прямо на наших глазах, и все, что можно сделать, находясь в слабой позиции читателя, — наблюдать с открытым ртом, позволить Макьюэну вас обмануть, доставить хорошему писателю удовольствие. Возможно, вам даже понравится.