Чтение на выходные «Как работает мозг» Риты Картер
На русском языке выходит иллюстрированный путеводитель по мозгу, отвечающий на десятки вопросов: почему мы боимся, как мы думаем, откуда берутся вредные привычки и т.д. «Воздух» публикует отрывок из книги — о происхождении фобий и страхов.
Страх
Фобии относятся к расстройствам, особенно сильно мешающим людям жить. Это ничего, если фобия связана с чем-либо, чего просто избежать. Например, боязнь полетов может ограничивать выбор профессии и места отдыха, но не мешает человеку полноценно жить и не требует постоянного сопротивления своему недугу. Но есть и другие фобии, жить с которыми гораздо тяжелее.
Пациентка по имени Джозефина боится куриных ножек. Собираясь на званый обед, она всегда предупреждает об этом хозяев. Однажды, когда хозяева упустили это из виду и подали Джозефине тарелку с ногой петуха, тушенного в вине, это вызывало у нее столь резкую реакцию, что в отделении скорой помощи оказалась не только Джозефина, но и хозяин дома. С тех пор она старается обедать только дома.
Как возникают фобии, почему ими сложно управлять? Возможность развития некоторых разновидностей страхов, судя по всему, составляет одно из врожденных свойств мозга, что-то вроде отголоска эволюционной памяти о том, что могло представлять опасность для далеких предков. Результаты экспериментов на детенышах животных и наблюдений за младенцами показывают, что и у тех, и у других есть связанные с определенными стимулами инстинктивные реакции страха. Эти реакции не всегда наблюдаются при первом столкновении с вызывающими их объектами, но если знакомство с объектом сопровождается хотя бы слабым намеком на то, что он может представлять опасность, у детеныша или младенца сразу вырабатывается глубокая и устойчивая боязнь.
Так, детеныши обезьян, родившиеся в неволе, не демонстрируют врожденного страха перед змеей. Но если показать детенышу змею и прокрутить видеозапись реакции страха, проявляемой другой обезьяной, змеи начнут приводить детеныша в ужас. Этого не происходит, если демонстрировать, например, цветок. По-видимому, головной мозг приматов от рождения запрограммирован на боязнь змей, но соответствующая реакция может активироваться лишь после поступления соответствующего сигнала. У каждого вида встречаются фобии, связанные с объектами, которые могли представлять для его предков опасность. В случае людей к таким объектам относятся змеи и другие рептилии, пауки, хищные птицы, собаки и высота. Эволюционные корни этих страхов очевидны: фобии, связанные с объектами, представляющими для нас наибольшую опасность сегодня, такими как автомобили или огнестрельное оружие, встречаются значительно реже.
Это не означает, что в мозге новорожденных имеется коллекция образов потенциально опасных явлений. Дело скорее в том, что их мозг от рождения склонен определенным образом реагировать на некоторые простые стимулы, такие как парящие над головой большие объекты, пресмыкание по земле, звуки рычания и так далее. Кроме того, люди, по-видимому, обладают врожденной способностью распознавать некоторые позы и жесты других людей как пугающие: например, характерное положение тела человека, согнувшегося от боли во время сердечного приступа, производит жуткое впечатление даже на наблюдателей, прежде ни с чем подобным не сталкивавшихся и не понимающих, что происходит.
Однако «естественные» страхи — это еще не фобии. Большинству из нас несложно, осознав, что конкретная змея или конкретный паук не представляют опасности, взять себя в руки. Люди, страдающие фобиями, на это не способны. Их страх не связан с подлинной опасностью и может сам представлять угрозу, мешая человеку разумно действовать. Например, человека, страдающего боязнью высоты, может в прямом смысле парализовать страх, не позволяющий ему спуститься по лестнице из окна горящего здания.
Фобии не имеют значения для выживания. Так что превращает страх в фобию? Фрейд утверждал, что иррациональные страхи возникают оттого, что предмет страха становится символом чего-либо другого, действительно страшного, но по какой-то причине слишком постыдного или ужасного, чтобы человек это признал. Один из самых известных случаев фобии, подробно исследованных Фрейдом, касался мальчика по имени Ханс, который боялся лошадей с тех пор, как однажды увидел, как на улице упала лошадь. Фрейд пришел к выводу, что боязнь лошадей у Ханса была связана с бессознательным эдиповым комплексом: мальчик испытывал тайное влечение к собственной матери, но боялся, что отец кастрирует его, и эта боязнь была вытеснена боязнью лошадей. Теперь уже доказано, что подобные объяснения далеки от действительности. Оказалось, фобии можно даже вызывать искусственно, путем вмешательства в фундаментальные механизмы работы мозга, и для объяснения этих расстройств не нужно привлекать сложные когнитивные явления, такие как символизм, чувство вины и тайные влечения.
Корни фобий кроются в выработке условных рефлексов — процессе, продемонстрированном более века назад российским физиологом Иваном Павловым. Он показал, что когда звук колокольчика получает в мозге собаки ассоциацию с пищей, такого звука оказывается достаточно, чтобы вызвать у животного слюноотделение. Результаты проведенных впоследствии аналогичных экспериментов доказали, что не только слюноотделение, но и страх могут вызывать посторонние, но ассоциированные с ним стимулы. Новейшие исследования в этой области, особенно работы Джозефа Леду, проливают свет на нейрональные механизмы, лежащие в основе вызывающих реакцию страха условных рефлексов. Эти исследования открывают нам причины фобий, патологической тревоги, признаков паники и посттравматических стрессовых расстройств и указывают новые пути лечения этих недугов.
Страх, вызываемый условным рефлексом (в отличие от обычного страха, имеющего рациональные основания), представляет собой особую разновидность памяти. В отличие от большинства воспоминаний, для его сохранения не требуется постоянного возобновления в памяти. Его даже не обязательно запоминать сознательно. Чтобы разобраться в механизме его формирования, рассмотрим, что происходит с информацией о чем-то потенциально страшном, когда она попадает в мозг. Все сведения от органов чувств, поступающие в мозг, попадают сначала в таламус, где они сортируются и перенаправляются в соответствующие области мозга для обработки. В случае стимулов, связанных с эмоциями, таких как вид змеи в траве, полученная информация направляется одновременно двумя проводящими путями. Оба они ведут в миндалину — систему сигнализации нашего мозга и генератор эмоциональных реакций. Однако траектории у них разные.
Первый путь ведет вначале в зрительную кору, расположенную в задней части мозга. Зрительная кора анализирует эту информацию и посылает дальше сообщение о результатах проведенного анализа. Пока это только сообщение, что здесь, в траве, сейчас присутствует нечто длинное, тонкое, извивающееся и с узором на спине. Теперь в дело вступают зоны распознавания, решающие, что это там длинное и извивающееся. Переработанная информация, уже помеченная как информация о змее, вызывает извлечение из долговременной памяти хранящихся там знаний о змеях (животные — разные виды — бывают опасными). Все эти элементы составляются вместе, формируя сигнал: «Змея». Этот сигнал поступает в миндалину, где побуждает наш организм к действиям.
Как видите, первый путь длинный и извилистый. Учитывая, что ситуация требует срочных мер, дополнительно понадобилась система быстрого реагирования. Она работает за счет второго пути, также идущего от таламуса. Таламус располагается недалеко от миндалины и связан с ней толстой полоской нервной ткани.
Миндалина, в свою очередь, тесно связана с гипоталамусом, который управляет реакцией драки или бегства. Эти связи формируют путь, который Леду назвал «быстрым и грязным» и по которому информация может проноситься от глаз к мышцам тела за миллисекунды.
Условно-рефлекторный страх, судя по всему, возникает именно в ответ на информацию, идущую по этому короткому пути. Большинство воспоминаний первоначально кодируются гиппокампом — крошечным, но необычайно важным ядром лимбической системы. Именно там хранятся недавние сознательные воспоминания, и те из них, которым суждено войти в состав постоянного интерьера мозга, именно оттуда перенаправляются в долговременную память. На это требуется немало времени: пока воспоминание не будет передано на хранение в кору больших полушарий, иногда проходит около трех лет. Те люди, у которых гиппокамп оказывается серьезно поврежден (к счастью, это случается редко), не в состоянии вспомнить ничего из сравнительно недавних событий и не могут надолго запомнить ничего нового.
Однако гиппокамп, судя по всему, отвечает за формирование не всех воспоминаний. У одной пациентки этот отдел мозга был поврежден так сильно, что она не могла удерживать в памяти ничего дольше нескольких секунд. Врач вынужден был всякий раз представляться заново. При этом он обычно пожимал ей руку. Однажды он спрятал в ладони булавку, и пациентка укололась. Через несколько минут она, казалось, забыла об этом, но при следующей встрече с доктором, когда он протянул руку, пациентка отказалась ее пожать. Она не могла объяснить, почему: просто боялась. Укол произвел на нее неизгладимое впечатление.
Результаты недавних исследований указывают на то, что бессознательные воспоминания, подобные этому, хранятся в миндалине, которую никто прежде не считал местом хранения памяти. Джозеф Леду полагает, что миндалина записывает бессознательные воспоминания примерно так же, как гиппокамп записывает сознательные. Когда мы вспоминаем что-либо, система, связанная с гиппокампом, вызывает в нашей памяти осознанные образы, в то время как система, связанная с миндалиной, может вызывать своего рода физические воспоминания, воспроизводя состояние тела (например, сильное сердцебиение, потение рук и тому подобное), возникшее при получении опыта, который мы вспоминаем.
Если воспоминание закрепляется в миндалине, оно может быть почти неуправляемым и вызывать столь сильные физические реакции, что человеку приходится снова переживать травмировавшие его события и вновь испытывать ужасные ощущения. Этот недуг называют посттравматическим стрессовым расстройством. Он отчетливо связан с конкретным опытом, как и большинство страшных воспоминаний. Однако иногда обеспечиваемые миндалиной бессознательные воспоминания охватывают нас, не сопровождаясь сознательными воспоминаниями, которые позволяли бы понять, какое событие в свое время вызвало такие эмоции. Иррациональный страх может быть смутным, а может быть и внезапным, и сильным, в виде приступа паники. Если такие ощущения возникают в результате сознательно воспринимаемого стимула, они могут проявляться как фобия.
Бессознательные воспоминания особенно часто формируются во время стресса, потому что выделяемые в этом состоянии гормоны и нейромедиаторы повышают возбудимость миндалины. Влияют они и на обработку сознательных воспоминаний.
Во время событий, вызывающих у человека психологическую травму, его внимание сильно сконцентрировано, и на что бы оно ни обратилось, будь то нечто, связанное с этими событиями, или постороннее, предмет, оказавшийся в центре внимания, запечатлевается в особенно ярком, «вспыхивающем» воспоминании. Если же травма исключительно тяжела или сохраняется надолго, выделяемые в избыточном количестве гормоны стресса могут подавлять активность гиппокампа или даже повреждать его. Поэтому воспоминания о трагическом событии или тяжелом периоде жизни часто бывают фрагментарными.
Эти механизмы явно задействованы в синдроме восстановленной памяти. Вероятно, поэтому у людей нередко не остается осознанных воспоминаний о ключевом элементе какого-либо ужасного события. Например, бывает, что жертва ограбления отчетливо помнит, как выглядел пистолет, но не может вспомнить лицо грабителя. Однако впоследствии у пострадавшего вырабатывается неприязнь, скажем, к бородатым, горбоносым и синеглазым людям: черты преступника не отложились в сознательной памяти, но отложились в бессознательной.
Леду продемонстрировал, что у крыс условно-рефлекторный страх вполне может быть вызван стимулом, не воспринимаемым сознательно. Он вначале неоднократно давал крысе услышать звук определенной высоты и одновременно испытать слабый удар током. Через некоторое время животное, как и положено, проявляло признаки страха даже тогда, когда звук не сопровождался электрическим ударом. Тогда Леду удалял крысе слуховую кору (отвечающую за восприятие звуков), оставляя нетронутыми остальные детали механизма восприятия звуков (в частности, уши). Если бы подобной операции подвергли человека, он остался бы неспособен сознательно воспринимать звуки, так что в той степени, в какой животные вообще могут обладать сознанием (эту степень оценивают по-разному), у крысы операция должна была привести к аналогичным последствиям. Когда крыса восстановилась после операции, Леду снова включил тот же звук. Теперь животное ничего не слышало. И все же оно по-прежнему проявляло признаки страха. Судя по всему, хотя крыса ничего не слышала, ее таламус и миндалина все же регистрировали звуки, вызывая эмоциональную реакцию.
Это помогает понять, как возникают страхи и фобии, кажущиеся совершенно иррациональными. Кроме того, становится ясно, почему они усиливаются в периоды стресса, когда миндалина возбуждается под действием поступающих в кровь стрессовых гормонов. Возможно, именно повышенной возбудимостью миндалины объясняются другие иррациональные страхи, нередко вырабатывающиеся у страдающих фобиями людей, если они живут в постоянной тревоге или в состоянии хронического стресса. Леду назвал короткий путь в миндалину не только «быстрым», но и «грязным» потому, что по нему может поступать «неочищенная» информация. Например, крыса, у которой он искусственно вызвал глухоту, плохо отличала звук, которого она боялась, от похожих звуков. Воспоминания, записанные в миндалине, также, по-видимому, обычно не столь отчетливы, как воспоминания, обрабатываемые гиппокампом, и одна боязнь может легко перетечь в другую, когда гормоны стресса приводят миндалину в состояние бурного возбуждения.
Итак, открыт вероятный механизм возникновения иррациональных страхов. Но как с ними бороться? Мы можем влиять на нормальные страхи и даже из- бавляться от них, думая об их причинах и «замазывая» воспоминания новыми образами. Всякий раз, когда воспоминание всплывает в сознании, оно становится пластичным и переплетается с текущим психическим состоянием. Затем оно вновь записывается и остается «твердым» до тех пор, пока мы его еще раз не обдумаем и не прочувствуем.
Воспоминания, вызывающие психологические травмы, устойчивее обычных эпизодических воспоминаний потому, что их не так-то просто извлечь на свет и перенастроить. Но у нас, по-видимому, есть выход. На крысах было показано, что травмирующие воспоминания можно стирать посредством стимуляции части префронтальной коры, которая подавляет работу миндалины.
Еще одна возможность связана с искусственным нарушением нормального закрепления страшных воспоминаний путем изменения молекулярных процессов, обеспечивающих это закрепление. Эксперименты показали, что у мышей для длительного хранения страшных воспоминаний требуются работающие в мозге особые белки. Один из них, Ras-GRF, кодируется единственным геном. Риккардо Брамбилла и Рюдигер Клейн из Европейской молекулярно-биологической лаборатории в Гейдельберге вывели линию мышей, у которых отсутствует ген белка Ras-GRF. Мозг мутантов выглядит нормальным, но их поведение оказалось странным. Брамбилла и Клейн помещали мутантных и нормальных мышей в клетку, где животные получали удар током. Затем их извлекали из клетки, а через час давали возможность вновь в нее зайти. Ни мутанты, ни нормальные животные туда не вошли. На следующий день мышам предоставили возможность вернуться в «пыточную камеру». Нормальные мыши не пожелали это сделать. Мутантные бодро проследовали в клетку: судя по всему, воспоминания у них улетучились.
Возможно, у людей белок Ras-GRF работает иначе. Маловероятно, что в практику войдут манипуляции с генами, лишающие способности надолго запоминать страхи. Но открытие факта, что единственное вещество может играть столь отчетливую роль в формировании воспоминаний, заставляет предположить, что удастся разработать препараты, способные видоизменять или стирать невыносимо тяжелые воспоминания.
Пока же бороться с условно-рефлекторными страхами исключительно сложно. Старинный способ лечения состоит в том, чтобы вновь и вновь предъявлять человеку (или животному) предмет его боязни, пока на смену ассоциации этого предмета с опасностью не придет ассоциация — с безопасностью. Но это все сознательные ассоциации, и формируются они в средней части префронтальной коры. Представления, определяемые корой, могут подавлять установки, определяемые миндалиной, но не стирать их. Поэтому в случаях, когда гормоны стресса поступают в кровь и миндалина начинает «искрить», человек, научившийся контролировать фобию, может вновь испытать приступ сильнейшего страха.
- Издательство Corpus, Москва, 2014, перевод П.Петрова