Длинное чтение: за какие книги стоит взяться на каникулах

Некоторые считают, что мы живем в золотой век сериалов, некоторые считают, что он недавно закончился, некоторые — что скоро он наконец наступит. Правда в том, что настоящим золотым веком сериалов был девятнадцатый. До наших времен эти сериалы дошли в образе толстых романов. Посмотрев со стороны на толстый роман девятнадцатого века, несложно подумать, что его автор склонен к неспешности и тяжеловесности; но коммерческая логика говорит, что в действительности чем сделанный из сериала роман длиннее, тем в нем, скорее всего, больше прыти и занимательности. Читая Диккенса, полезно обращать внимание на подразумеваемые паузы — промежутки между выпусками, в которые публика гадала, что будет дальше, осознавала прошедшее (существуют рассказы о настоящих церковных службах, на которых поминали его только что скончавшихся персонажей) или пыталась автора убедить тех судить, а этих миловать.

Журналов былых времен давно уже нет, но толстые книги, пытающиеся в наше время воссоздать их «волшебство» и «детский восторг», пишут по-прежнему. Вышедший недавно на русском «Щегол» Донны Тартт — удачный, но совсем не единственный пример. 

«Обманы Локки Ламоры» Скотта Линча

Выход «Игры престолов» из фэнтезийного гетто, конечно, радует, но хотелось бы, чтобы к Мартину присоединился, например, Скотт Линч. Оставляющая не слишком сильное послевкусие, книга его состоит, однако, из семисот страниц чистого плутовского восторга. С одной стороны, это натуральный Диккенс: сироты, воры, мошенники, харизматичные злодеи; «Оливер Твист», только без Оливера, но с возведенным в куб Джеком Докинсом. Псевдовозрожденческий фон сделан с оглядкой на Шекспира и Боккаччо. С другой стороны, умом понятно, что книга невозможна была бы, скажем, без «Звездных войн» или раннего Гая Ричи. Получается диковинный анахронизм: персонажи современных историй про грабежи и обманы в фэнтезийной Венеции ведут себя так, будто всегда только там и жили и никакого другого родства не знают. Если в «Щегле» вам больше всех симпатичен Борис Павликовский, Локки Ламора — достойный его собрат. Смыслу жизни, искусства и Достоевскому здесь, увы, уделено меньше внимания.

«Приключения Кавалера и Клея» Майкла Чабона

Чабон (или Шейбон) за эту книгу тоже получил Пулицеровскую премию. В отличие от Тартт, имеющей черты сумрачного гения, он автор исключительно положительный. Вундеркинд, отличник, каждое его слово стоит на правильном месте, безупречное, как проза Набокова и кадры Уэса Андерсона. Казалось бы, Гекльберри Финн таким велел плевать в суп и ставить подножки, но Чабон чудом умудряется быть умным, как Знайка, но своим, как Незнайка. Особенно хитрых приключений тут нет; по сути, эта история про двух товарищей, ведущих посредством рисования комиксов борьбу с Гитлером, — огромный гимн гикам, их смекалке, изобретательности, смелости, терпению и прочим светлым качествам, в принципе отвратительным, но в данном случае вдохновляющим.

«Багровый лепесток и белый» Мишеля Фейбера

Настоящее время, в котором написана книга, делает из читателя не слушателя рассказа, а беспокойного наблюдателя, киноглаз, в который персонажи время от времени заглядывают, как в фильме Германа-старшего. Формула «Фейбер = Диккенс + секс» более-менее верна, но дело здесь не столько в сексе и вообще подноготной, сколько в бесконечной игре с ожиданиями: по какому из канонов викторианской литературы пойдет дальше действие, сколько еще повозка повествования прокатит прямо, скоро ли она забуксует или перевернется.

«Квинканкс» Чарльза Паллисера

Паллисера сравнивают иногда с Пьером Менаром, автором «Дон Кихота». История про наследственное право и злые сердца в Лондоне эпохи Регентства стилизована под некого «предельного Диккенса»: все ему свойственные темы и образы выведены с максимальным смаком и старанием. Нет только положительных персонажей, которые Диккенсу, собственно, никогда особенно не удавались. Находящийся на поверхности Диккенс скрывает правильную геометрическую структуру, второе дно, головоломки и некий «другой смысл». «Квинканкс» вряд ли возможно одолеть без жанровой подготовки, но если знать, как его читать, эффект исключителен. 

«Светила» Элеанор Каттон

Элеанор Каттон получила Букеровскую премию раньше, чем Тартт Пулицеровскую, но на русском «Светила» издадут только в следующем году. Книга следует еще более строгим формальным правилам, чем «Квинканкс»: персонажам соответствуют знаки зодиака, действие подчиняется вычисленным на компьютере положениям небесных тел, темп задан спиралью золотого сечения. Какой-то прямо Жорж Перек или Итало Кальвино. Но можно всего этого не замечать, а просто читать приключенческий роман про убитых пьяниц, пропавших золотоискателей, опиумные притоны, спиритические сеансы и т.д. Условное часто выглядит убедительнее натурального, и правды в книге Каттон тем больше, чем в ней больше игры.

Бонус: «Повесть о двух городах» Чарлза Диккенса

Самая знаменитая книга Диккенса и, по некоторым подсчетам, главный бестселлер в истории человечества, в России, как и в СССР, оказалась не слишком популярна: взгляд на Французскую революцию в ней политически неправильный. Между тем, Диккенс-рассказчик не написал ничего совершеннее. «Повесть» крайне созвучна новым смутным временам, не имеющим, кажется, намерения заканчиваться. Известно, что Пастернак за «Доктора Живаго» брался с намерением написать «Повесть о двух городах» по-русски.

Бонус-2: «Женщина в белом» Уилки Коллинза

Уилки Коллинз придумал находить готический ужас не в высоких замках, а в простой семейной жизни, зло не в потустороннем, а в обычных общественных устоях, в первую очередь в бесправном положении женщины. Хичкок и Агата Кристи ему обязаны куда большим, чем Эдгару По. «Женщина в белом» с момента появления знаменита тем, что оказывает на читателя физиологическое воздействие и лишает воли совершать несовместимые с продолжением чтения действия. Спустя сто пятьдесят лет список жертв продолжает пополняться.