«Dark Tongues» Дэниела Хеллера-Розена: зачем ворам и брахманам тайные языки

Зачем выражаться туманно, когда можно ясно и по делу? Если язык — способ донести мысли до другого, то, по идее, эволюционировать он должен в сторону все большей и большей прозрачности. 40-летний профессор-филолог из Принстона Дэниел Хеллер-Розен знает массу случаев, когда эта логика не работает. Самые разные сообщества — от попрошаек во Франции XII века до исландских скальдов и современных трейдеров на Лондонской бирже — прикладывали максимум усилий, чтобы сделать речь как можно более запутанной.

Дэниел Хеллер-Розен преподает в Принстонском университете сравнительное литературоведение, он автор целого ряда популярных книг об истории.Фотография: Bettina StraussПервый «темный язык», который приходит в голову, — это криминальный жаргон. Филологи открыли его для себя невероятно поздно, в 1880-х, когда 23-летний исследователь по имени Марсель Швод откопал в архивах материалы одного судебного процесса 1455 года. Судили группу воров и бродяг из Бургундии, называвших себя коквиллярами, «людьми раковины». Выяснилось, что те общались между собой на языке, который напоминал французский только отдаленно — причем различия не ограничивались десятками специальных названий для воровских профессий и приемов и особой системой метафор: «колесо» — это суд, «голубь» — это жертва.

Свои языки имелись у воров по всей средневековой Европе: в Германии это был ротвельш, в Испании — германиа, в Португалии — калан. Но принцип «одна страна — один жаргон» неверен. Французские проститутки изобрели в девятнадцатом веке свой яванский язык (javanais), непонятный мужчинам: вставляли где попало слоги «ви» и «во» в обычные слова — и воспринять такую речь без тренировки было совершенно невозможно. Параллельно с ним существовал жаргон верлан. А добропорядочные парижские мясники вплоть до 1950-х общались между собой на ларгонжи: само это название — результат переделки слова «жаргон» по правилам их языка. Так что секретные языки неправильно считать привилегией преступников.

Профессора интересует во всем этом не столько пестрый социальный контекст, сколько языковая игра, в которую включаются люди «низких» профессий, где вроде бы не до шуток.

Держатели лавок во Франции называли гладильщицами клиенток, которые обещают зайти попозже и все купить, но не возвращаются. Почему именно гладильщицы? Из-за созвучия французских слов «вернусь» и «отутюжу».

А рифмующий сленг лондонских кокни заменяет слово (например, telephone) началом расхожей фразы (dog-and-bone — «собака и кость»), которая с ним рифмуется (остается dog). Именно поэтому на Лондонской фондовой бирже говорят «Билл и Бен» (название мультфильма) вместо «иена». Сама рифма часто отброшена — и чужак никогда не догадается, какая тут связь.

Техника лингвистических фокусов у маргиналов и вправду виртуозная — Хеллер-Розен в отдельной главе сравнивает ее с поэтическими приемами Велимира Хлебникова и Тристана Тцара, основателя дадаизма. Поэтические практики запутанной речи имеют давнюю историю, взять хотя бы кеннинги, многоступенчатые метафоры-головоломки из исландских саг. За выражениями в духе «змей метели Мист месяца балки зыби» (где «балка зыби» — корабль, «метель Мист» — битва, а «змей битвы» — копье) стоит уверенность, что о сражениях богов и вообще о сакральном нельзя говорить прямым текстом. Как ворам — о планах ограбления в присутствии охраны банка.

Загадки — тот случай, когда запутанность языка выставляется напоказ. Но и здесь, утверждает Хеллер-Розен, наивно думать, что это запутанность головоломки, условие упражнения на способность рассуждать. Фольклористы, которые ездили в Нигерию и ЮАР, с удивлением выяснили, что отгадку дети разучивают вместе с загадкой. Дело не в логической сложности, а в инструменте различения своих и чужих. В Древней Индии санскрит использовали самые разные касты, но только брахманы знали ответы на вопросы из Гимна-загадки Ригведы.

Непонимание разделяет. Обычно эту нехитрую истину произносят с сожалением. Но, похоже, желание огородиться — врожденная потребность человека, и язык просто на редкость удобный для материал для строительства заборов на любой вкус.