Жизнь под санкциями Как это было в Югославии

Санкции против Союзной Республики Югославия были введены в конце мая 1992 года за попытку построить «сербский мир» на обломках бывшей социалистической Югославии. До этого ООН требовала вывести югославскую армию с территории уже суверенной Боснии и Герцеговины и прекратить поддержку сербских сепаратистов на ее территории. Хотя в Белграде уверяли, что части Югославской народной армии покинули Боснию, а граница закрыта для сербских вооруженных формирований, резолюция №757 вступила в силу 30 мая 1992 года.

Что было до этого

К 1992 году от федерации из шести республик, лидера Движения неприсоединения, остался огрызок, который тоже назывался Югославией. Правда, теперь в него входили только Сербия и Черногория. Хотя СРЮ формально не участвовала ни в одной из войн на территории бывшей социалистической Югославии до 1999 года, президент Сербии Слободан Милошевич активно поддерживал сербских сепаратистов в бывших республиках. Например, Югославская народная армия, к началу 90-х состоявшая уже практически целиком из одних сербов, воевала против хорватских вооруженных сил и ополченцев на территории Сербской Краины — как бы сейчас сказали, Книнской народной республики, никем, даже самой СРЮ, не признанной.

Примерно то же самое происходило на территории Республики Босния и Герцеговина.

1 марта 1992 года в Боснии и Герцеговине закончился двухдневный референдум о независимости от Югославии. За независимость проголосовало 99,7% населения — за исключением практически всех сербов, которые составляли треть населения республики, но референдум бойкотировали. В апреле боснийские сербы объявили о создании собственного государства Республика Сербская со столицей в городе Баня-Луке. Хотя части Югославской народной армии официально согласились покинуть территорию независимой Боснии и Герцеговины, большая часть вооружения, хранившегося в казармах ЮНА на территории Боснии, была передана армии и ополченцам Республики Сербской.

Что попало под санкции

Последняя резолюция ООН по Югославии, №820, вышла 17 апреля 1993 года. В ней запрещалось все, что не успели запретить до этого, включая транзит товаров по Дунаю и отправку почтовых посылок. Югославия оказалась в тотальной изоляции. Югославским самолетам не давали садиться в международных аэропортах, спортсмены не могли ездить на соревнования, а югославские артисты — выступать за границей (и наоборот — гастроли иностранцев в Белграде тоже прекратились). Россия, кстати, в лице тогдашнего представителя в ООН Юлия Воронцова поддержала все резолюции по Югославии, так что, например, Год славянской письменности и культуры (1994) в Москве прошел без сербских делегатов.

Гиперинфляция

Хотя инфляция в Югославии начала выходить из-под контроля практически сразу после смерти Тито (в 1985 году впервые появилась купюра в 5000 динаров с портретом покойного маршала, которую в народе тут же прозвали «мртвак» — «покойник»), международные санкции окончательно подкосили югославскую экономику. Югославская гиперинфляция начала 90-х до сих пор считается одним из самых экстремальных случаев в мире. В январе 1994 года инфляция составила 313 миллионов процентов в месяц — в переводе на более понятные цифры это значит, что цены на основные товары потребления удваивались каждые 34 часа. Правительство провело пять деноминаций динара подряд, но после банкноты в 500 миллиардов динаров решили просто считать официальной валютой Югославии немецкую марку. Югославский рекорд гиперинфляции пока удалось побить только Зимбабве десятилетие спустя (абсолютный пока принадлежит послевоенной Венгрии). Повышение цен стало поводом для многочисленных шуток, в том числе на государственном телевидении.

Впрочем, ни на динары, ни на марки покупать было все равно нечего. Правительство пыталось заморозить цены в государственных магазинах, но это привело лишь к тому, что поставщики отказались отгружать продовольствие. В одной из бесконечных очередей за продуктами умерли от сердечного приступа две пенсионерки, которым не досталось хлеба. Закрылись бензоколонки, и бензин можно было купить только с рук. Зимой 1993 года в Белграде задержали отопительный сезон, и жители спасались электрообогревателями. В результате и без того перегруженная городская электросеть начала давать сбои.

Все это время государственное телевидение Сербии, телекомпания RTS, активно занималось тем, что сегодня в России назвали бы «противодействием информационной кампании против Югославии». В новостях и комментариях чередовались панегирики «героям, которые защищают сербский народ от усташей и моджахедов» и проклятья «несправедливым, незаслуженным, ничем не вызванным санкциям». Последняя фраза повторялась так часто, что югославские зрители сократили ее до аббревиатуры НННИС («неправедне, незаслужене, ничим изазване санкциjе»).

Прекрасно чувствовал себя в Югославии начала 90-х только черный рынок и вообще криминал. Последний до степени смешения сросся с ультраправыми экстремистами, воевавшими в многочисленных сербских полувоенных формированиях в Боснии и Хорватии. Квинтэссенция югославского героя 90-х — Желько Ражнатович, более известный под своей боевой кличкой Аркан. С 9 лет воровал, находился в розыске Интерпола за бандитизм в Европе — а с 1991 года руководил одним из самых знаменитых отрядов сербских ополченцев в Боснии «Белые тигры». Застрелен в 2000 году конкурентами-мафиози. После смерти был почти буквально канонизирован, про Аркана сняты многочисленные фильмы, написаны книги и песни разной степени восторженности.

Характерный анекдот тех времен. Плакат на въезде в Черногорию: «Добро пожаловать в Черногорию! Возможно, ваша машина уже здесь».

Турбофолк

И при Тито, и после его смерти югославская рок-культура чувствовала себя вполне вольготно. Более того, во второй половине 80-х югославские рокеры из всех тогда еще социалистических республик, даже самые оппозиционные, переживали острую «югоностальгию» — писали баллады с названиями типа «Я три раза видел Тито» или «Рассчитывайте на нас» (тоже имеется в виду покойный маршал).

Но в начале 90-х югославским эфиром безраздельно правил турбофолк — ядовитая смесь из балканских народных мелодий и примитивнейшего техно. Собственно «турбофолк» — термин иронически-осуждающий, его ввел в оборот черногорский рок-музыкант и комик Рамбо Амадеус. Но с тех пор другого названия для югославской эстрады 90-х так и не придумали. Эстетика турбофолка чем-то напоминает гангста-рэп: много едва одетых женщин, дорогих машин, оружия и денег. Типичный пример: Иван Гаврилович, основатель Funky House Band, одной из первых югославских техно-поп-групп (что-то вроде «Технологии»).

У турбофолка было еще одно измерение — крайний сербский национализм и милитаризм: камуфляж, калашниковы, герои Республики Сербской и антигерои — проклятые усташи (хорваты) и балии (боснийцы-мусульмане).

«Сербы, пришла пора отомстить — пусть все мечети летят в облака!» — поет некий Момчило, прославившийся в качестве исполнителя одним-единственным хитом. Однако на YouTube этот образцовый трэш продолжает набирать просмотры до сих пор — не в последнюю очередь из-за того, что главный герой попал в относительно популярный интернет-мем (в России, впрочем, неизвестный).

Главный представитель сербского шовинистского турбофолка — Байя Мали Книнджа. Буквально в каждой песне с любого из многочисленных его альбомов середины 90-х полный набор ультрапатриота: наши герои в Республике Сербской, усташи и моджахеды сожгли родное село, сербы самые отважные и т.д. В отличие от более маргинальных соратников по патриотическому турбофолку, альбомы Книнджи расходились миллионными тиражами по бывшей Югославии и среди многочисленной сербской диаспоры. Самый известный хит Книнджи — «Не люблю тебя, Алия [Изетбегович, первый президент Республики Босния и Герцеговина], потому что ты балия» (оскорбительное название боснийцев-мусульман).

Цеца

Королевой турбофолка была (и остается) Светлана Ражнатович, она же Цеца — жена того самого Аркана и одна из одиознейших фигур в Югославии. Замуж за Аркана она вышла в самый разгар санкций в 1995 году, и свадьба проходила с немыслимым размахом: венчание в главном соборе Белграда, первые полосы и репортажи во всех центральных изданиях, сотни приглашенных гостей и тысячи зевак. После смерти Аркана Цеца успела отметиться в нескольких громких уголовных делах (подозрения в организации убийства политика-реформатора Зорана Джинджича, мошенничество на трансферах игроков ФК «Обилич»), провела несколько месяцев в тюрьме и под домашним арестом, но продолжает выпускать альбомы и собирать стадионы до сих пор, нисколько не утратив популярности.

В воспоминаниях жителей осажденного Сараево встречается такой эпизод: на одном из многочисленных блошиных рынков города некто торговал дисками Цецы. Прохожий пытался его пристыдить: мол, это же вражеская музыка, ее муж убивает наших людей. На что продавец ответил: «Искусство не знает границ».

Кино

Пожалуй, главный фильм о начале 90-х в Югославии – это «Раны» («Ране») Срджана Драгоевича, черная комедия (впрочем, ближе к концу фильма), вышедшая на экраны в 1998 году. В фабулу вошли практически все явления, описанные выше: осадное положение в Югославии, войны по соседству, инфляция, дефицит, разгул преступности.

«Все 100 очков» («Апсолутних сто») — драма Срдана Голубовича, не такая циничная и кровавая, как «Раны», но настроения в югославском обществе передает не менее точно. Ветеран войны, гениальный снайпер, но наркоман, его младший брат, метящий в чемпионы по стрельбе, мафия, борьба за справедливость. Чем-то напоминает говорухинского «Ворошиловского стрелка». В одной из главных ролей — Срджан Тодорович, участник полдюжины рок-групп и звезда всех прочих главных фильмов постсоциалистической Югославии, в том числе «Черная кошка, белый кот» Кустурицы.

Санкции против Югославии были сняты в 1996 году после подписания Дейтонских соглашений. Впрочем, на прочность режима Милошевича они никак не повлияли: в 1997 году он успешно переизбрался на пост президента Союзной Республики Югославия, где и пребывал вплоть до «Бульдозерной революции» 2000 года. Югославия окончательно перестала существовать в 2006 году после выхода из ее состава Черногории. Евросоюз снял личные санкции со Слободана Милошевича в конце октября 2014 года - через восемь лет после его смерти в камере гаагского трибунала.