«Я начала понимать искусство после того, как стала его покупать»
Во время падения рубля и общего пессимизма, когда музеи и галереи готовятся к серьезной экономии, на Пречистенке открывается новый культурный фонд In Artibus. Основательница фонда Инна Баженова рассказала «Воздуху» о том, почему она открывает выставочный зал в разгар кризиса.
- Зачем вам фонд, ведь у вас уже есть и собственная коллекция, и одна из главных мировых газет в области искусства — The Art Newspaper ?
- Мы уже давно чувствовали потребность в оформлении всей нашей деятельности в виде одной институции. Это и выставочные проекты, и газета, и издание книг об искусстве. Владение коллекцией и статус коллекционера обязывает меня к определенному кругу общения. Я сама себе не могла этого представить поначалу. Как минимум это различные музеи и аукционные дома, частные фонды. Нужно поддерживать статус моих вещей, хотя, конечно, они сами за себя могут постоять. Однако хранить их в чулане неправильно, собрание должно жить своей жизнью. Изначально я не планировала постоянно действующую выставочную площадку, мы хотели небольшое пространство для общения, для небольших показов. Однако в итоге мы пришли к открытому выставочному залу на публичной основе.
- Какое искусство вы собираетесь показывать?
- Мы откроемся выставкой Владимира Вейсберга. Это наше программное заявление, которое соответствует и моим личным интересам (я коллекционирую его работы и очень их люблю), и требованиям разных частей нашего сообщества. Также для меня лично он важен как живописец. Мы издавали монографию о Вейсберге: с одной стороны, он интересен современникам, а с другой стороны, он для меня важен как живописец, занимающийся классическим искусством. Он в свое время отказался от соблазна каких-либо интеллектуальных спекуляций и занимался только живописью, чистым искусством. Для меня это идеал художника, к которому мы хотим стремиться в нашей деятельности. Куратор фонда — мой друг Лена Руденко. Мы планируем делать 3–4 выставки в год. Уже есть программа на 2 года вперед, мы будем привозить и зарубежные выставки. Следующий год мы планируем посвятить российскому искусству. После Вейсберга собираемся делать выставку московских художников круга «Бубнового валета», потом выставку Ильи Машкова, потом Бориса Касаткина, ученика Владимира Вейсберга, чтобы завершить эту большую тему. Через год мы приступим к зарубежной программе — будем делать выставку Мориса Утрилло, которого я очень люблю, Жоржа Руо, который тоже есть у нас в коллекции, и так далее. Есть планы на комбинированную выставку английских художников XX века, но пока не хочу об этом говорить, потому что точных договоренностей нет.
- А вас интересуют какие-то молодые художники?
- Они интересуют меня как часть нашей культурной среды, но пока я как коллекционер не настраиваю фокус на актуальное искусство. Меня интересует живопись как пластическое искусство. Современное искусство мне интересно как комментарий к традиционным пластическим искусствам, часто очень остроумный. Для меня прежде всего интересно классическое искусство, но я надеюсь, что те, кто интересуется современным искусством, откроют для себя на наших выставках какие-то стороны, о которых они либо не знали, либо забыли.
- Расскажите поподробнее о вашей коллекции, вы ведь никогда не выставляли ее целиком.
- Я каждый раз испытываю трудности с определениями, пора бы давно составить какой-то текст на такие случаи. Я остаюсь на принципах «нравится — не нравится», то есть я покупаю ту живопись, которая мне близка. Это могут быть старые мастера, может быть живопись начала XX века, Франция XVIII века, Голландия XVII века, что-то другое. Меня интересуют взаимосвязи, сложная живопись, художники, которые занимались только пластикой, формой — а не политикой, не метафизикой и не литературой. Моя коллекция может показаться разнородной, но все произведения в ней выстраиваются в один визуальный ряд со своей внутренней логикой. Для меня коллекционирование — это процесс и образ жизни. Я не тороплюсь выставить коллекцию, потому что мне кажется, что еще рано, еще многие лакуны надо восполнить.
- Если не секрет, как вы храните такую большую коллекцию?
- Сначала дома что-то висело, потом в офисе, потом было отдельное помещение в офисе, а теперь в специальном хранилище. И в Европе, и в Москве есть специализированные хранилища, где профессионально хранят искусство.
- А кто ваш зритель? Это человек подготовленный, или у фонда есть просветительская цель?
- Я открыла для себя Вейсберга, когда только начинала коллекционировать живопись. Меня многое озадачивало, я пыталась разобраться сама для себя — и после выставки Вейсберга в Музее личных коллекций изменила свое отношение к живописи. Может быть, для таких неофитов, как я тогда, наша деятельность будет важна. В Москве мало частных институций, которые занимаются классическим искусством. В основном все занимаются современным. У нас другой взгляд, может быть, не самый общепринятый. Частная институция может себе позволить индивидуальный или новаторский взгляд. Конечно, мои интересы в коллекционировании пересекаются с выставочной деятельностью, но я рассматриваю ее как дополнительную возможность — не имея чего-то в коллекции, мы получаем возможность с этим поработать.
- В мире музеев существуют свои тренды — в один год все делают выставки о войне, в другой вспоминают художников авангарда, — вы собираетесь как-то соответствовать этой моде?
- У нас нет цели игнорировать тренды или следовать моде, у нас есть цель сформулировать наш интерес в искусстве и получить удовольствие от работы с любимыми вещами. Часто идеи витают в воздухе. Например, в этом году Владимиру Вейсбергу исполняется 90 лет, и, если бы в Москве были другие выставки этого выдающегося художника, это было бы закономерно и оказалось бы, что мы как раз находимся в каком-то тренде. Могут быть любые совпадения.
- Насколько на вас влияет тот факт, что вы владеете крупнейшим мировым изданием в области искусства — The Art Newspaper? У вас не было мыслей как-то воспользоваться этим для популяризации своей коллекции?
- Нет, нисколько, я с самого начала говорила, что для меня это не является каким-то инструментом пропаганды моей коллекции.
- Вы можете предположить, насколько повлияет текущая политическая ситуация на арт-рынок?
- Я стараюсь не давать прогнозов, но могу сказать, что кризис не влияет на страсти коллекционеров. В основном люди покупают из-за своей страсти, вещи сегмента шедевров почти всегда ликвидны, страдает средний уровень, потому что люди перестают инвестировать для последующей перепродажи. Самый дорогой и самый дешевый сегмент обычно не подвержен колебаниям, потому что потребность в шедеврах среди очень богатых людей есть всегда. Серьезным колебаниям подвержен скорее рынок современного искусства, где, как на рынке ценных бумаг, например, работают механизмы спекуляции, которые реагируют на экономические катаклизмы. Хотя там действуют свои законы и свои игроки, которые мне неведомы.
- Как изменилось ваше отношение к издательскому делу после покупки The Art Newspaper?
- Это бизнес, мое дело — сохранить его прибыльность и, возможно, ее увеличить. Я не претендую на влияние на контент The Art Newspaper.
- Но это все же медиабизнес, вам знакомы механизмы его работы?
- Ну, я с ними сейчас знакомлюсь. Первое, что мы сейчас будем делать, это усиливать свое присутствие в интернете, потому что сейчас мы видим падение подписки на бумажные издания. Это логичный процесс, но у нас, я думаю, остается достаточно крупное сообщество людей, которые ценят этот продукт. Мы сохраняем своих подписчиков по всему миру, но рост подписки замедлился. Может быть, потому, что молодежь просто ленится даже форму заполнить. Моя задача — сделать так, чтобы The Art Newspaper не утратила своего присутствия. В Великобритании, например, до сих пор очень важен институт подписки. Мы, помню, в юности тоже все по два-три журнала выписывали, сейчас это уже не нужно. А там это все действует, и утром многие англичане ждут газету к чашке чая. Физически там читателей больше, чем в России, но тем не менее здесь мы достигли определенного успеха.
- А вас не беспокоит экономическая ситуация?
- Очень беспокоит, просто фонд мы задумывали давно, развивалось все не один год. Решили не останавливаться, но если бы я начинала сейчас, вряд ли бы стала затевать новый вид деятельности в такой экономической ситуации. Ну вот пока, несмотря на кризис, даже спонсоры на открытие нашлись. Классическое искусство — это такая тихая жизнь, шумиху вокруг него не сделаешь, да она и не нужна. С другой стороны, мы ведем международную деятельность. Сотрудничаем с иностранными фондами. Мы делали выставку Рогинского в Институте Ка Фоскари в Венеции этим летом, недавно сделали небольшой проект: совместно с культурными институциями города Лугано перевели на русский и издали тексты итальянского архитектора, который работал в России.
- Как вы думаете, с чего начинается увлечение искусством? Иногда кажется, что у нас в стране плохо развито восприятие современного визуального языка.
- Очень важно смотреть искусство — много кто наслышан, но живопись надо смотреть живьем. У нас огромные расстояния, в Европе с посещением большого музея проще, там все компактнее. Но во всем мире мало людей, которые хотят воспитывать себя именно как зрителей. Потребность эмоционально понимать живопись появилась у меня после того, как я стала ее покупать и с ней жить.
- Сейчас все прочтут интервью и подумают, что это единственный способ понять живопись.
- Нет, конечно, не обязательно коллекционировать, можно иметь несколько работ, а вообще, достаточно иметь желание смотреть картины, ходить в музеи, развивать свои ощущения.