Выставка «Шведский грех»: откуда взялся миф о шведской семье

Никаких «шведских семей» не бывает — это знает теперь и школьник. Я долго пытался найти источник, откуда в русском языке вообще появилось это словосочетание, — на одном из стокгольмских форумов какой-то наш соотечественник задал этот вопрос аборигенам и был выставлен вон за спаминг: «Шведская семья? Есть английская, монгольская, русская семья — о чем ты вообще спрашиваешь?» Русскоязычная «Википедия» делает слабую попытку объяснить все это отсылкой к практике совместного проживания в коммунах среди шведских шестидесятников — но, вообще-то, жить в коммуне для этих кругов было обычной практикой во всех странах Западной Европы. Вероятнее всего, таким странным образом за железный занавес попал до костей американский миф о «шведском грехе» — и это уже отдельная, гораздо более интересная тема для обсуждения.

С лета 2014-го по январь 2015 года в cтокгольмcком Spritmuseum проходит более чем занятная выставка как раз под таким названием: «Шведский грех» («Den Svenska Synden»). Она посвящена подробному разбору мифологии скандинавского промискуитета; лично мне было особенно интересно узнать об ее истоках — ранее мне неизвестных. Уже прошло полвека, а шведы до сих пор испытывают серьезное неудобство в связи с этим совершенно безосновательным наветом. Особенно старшее поколение: мой знакомый профессор как-то пожаловался, что, пожалуй, самым неприятным моментом заграничных командировок его молодости всегда было то, что совершенно незнакомые люди, включая таксистов, узнав о его национальности, начинали считать для себя допустимым немедленно перейти к обсуждению с ним вопросов, связанных с сексом. Это было вдвойне обидно, потому что как тогда, так и сейчас Швеция остается более чем консервативной страной в вопросах морали — половая вседозволенность была не преувеличением, а совершенным вымыслом, самодостаточным мифом, не имеющим никакого отношения к действительности.

Есть факты: в конце XIX века Швеция, как и вообще все европейские страны, в действительности переживала эпоху возобновления интереса к человеческому телу. В Германии появилось понятие Freikörperkultur — то, что позже стало называться натуризмом или нудизмом. В Швеции существовали свои аналоги, многочисленные кружки, пропагандировавшие здоровый образ жизни и отдых на свежем воздухе, в частности групповые купания в не слишком теплом море. Инновацией шведов было то, что на общественных пляжах впервые стало допускаться совместное купание мужчин и женщин — непосредственно к «греху» это имело малое отношение, хотя в то время и привлекло внимание общественности. Существует старая кинохроника начала XX века, запечатлевшая одно из таких купаний в провинции Сконе, — спустя 50 лет она неоднократно всплывала в американских медиа в качестве иллюстрации всей глубины традиции сексуального либерализма на Севере.

Сцена совместного купания после сауны фигурирует, к примеру, в культовом среди ценителей жанра итальянском мондо-фильме «Svezia, inferno e paradiso» («Швеция: ад и рай») 1968 года. Эта картина изначально предназначалась для экспорта — ее дублированная версия стала суперхитом грайндхауса в США. Перед нами апогей «шведского мифа», все соответствующие клише в ней представлены в своем законченном виде. Платиновые блондинки купаются нагишом в реке, колются таинственными наркотиками в стокгольмских притонах, вступают в добрачные половые связи — в фильме даже присутствует гаражный герлз-бенд, выступающий на публике исключительно топлес.

Плакат фильма «Svezia, inferno e paradiso», иллюстрировавшего стереотипы о «шведском грехе»

Кто виновен в появлении этого кинематографического бесчинства? Неужели режиссер Арне Маттсон, показавший американским зрителям на четверть секунды обнаженную грудь Уллы Якобcсон в «Она танцевала одно лето»? Для 1951 года это был довольно смелый шаг — для Швеции в первую очередь. Потом было «Лето с Моникой» мрачного философа Ингмара Бергмана — но, скажем так, от сцен купания молодых людей в озере, снятых против света, до героиновых свингер-клубов как до Луны. В самих США уже вовсю набирал обороты жанр «познавательных» фильмов о нудистах, позже прозванный знатоками nudie-cutie. Потом были white coaters — псевдообразовательные фильмы о вреде промискуитета, где неизменным рассказчиком выступал фальшивый врач-гинеколог в халате. А уж в 1959 году — все шутки в сторону — на киносцену вышел маэстро Расс Мейер со своим «Аморальным мистером Тисом». Тут уж и говорить нечего — от «цеппелин-грудей» в этом фильме зрителю уже не скрыться за навязчивыми кодами Американской киноассоциации.

Очевидно, что творчество Бергмана не имеет никакого отношения к американской машине по производству трэша — тем не менее термин «шведский грех» тогда уже вовсю вошел в международный обиход кинематографистов. Началась эпоха расцвета экспло — и тут европейцы навсегда остались в роли догоняющих. В том числе и шведы — волна по-настоящему провокационных фильмов захлестнула страну лишь в конце 60-х. Новое поколение продюсеров перешло к прямой эксплуатации образа — уж грех так грех. Первая роль в этой фальшивой атаке за океан досталась провинциальной модели Кристине Линдберг — ее детское (практически на уровне уголовной ответственности) лицо можно увидеть во всех ключевых фильмах этой позорной эпохи. «Made in Sweden», «Дневник девочки-подростка», «Путешествие в Японию» и канонический «Триллер», на основании которого Тарантино создал одну из сюжетных линий в «Убить Билла». История о девочке-наркоманке, которой выкололи глаз и продали в сексуальное рабство, — сам Квентин отзывается о «Триллере» как о практически совершенном фильме.

Антологии шведской порнографии тоже называли «шведским грехом»Сейчас известно, что Линдберг подписывала контракты только на участие в эротических драмах — порнографические эпизоды продюсеры снимали уже без ее участия, с дублерами. Это еще одна чертовски характерная деталь, подчеркивающая, насколько «ненастоящим» всегда оставался «шведский грех» даже в тех моментах, когда сами шведы хотели бы увидеть себя греховными. Разумеется, в Швеции была легализована порнография (правда, только в 1971 году — «шведский грех» к тому времени уже справлял двадцатилетие), но она была легальна и еще в полдюжине стран региона. Не существует мифа, допустим, о «датском грехе» — хотя в этой стране легализована даже проституция (в Швеции — никогда). В любом случае либерализация в стране всегда шла параллельно с ростом влияния феминистского движения — и здесь порнография оказывалась в каком-то двойственном положении: юридического приятия и морального отторжения. Много сказано о том, как гармонично социализм и феминизм в Скандинавии вписались в консервативную парадигму, мы не будем здесь на этом останавливаться. Долгое время я не мог найти правильные ключи к разгадке появления мифа «шведского греха» в одном из самых эмоционально закрытых обществ Европы — и только посещение выставки в Стокгольме наконец открыло мне глаза в полной мере.

На почетном месте экспозиции, в центре, на особом стенде под стеклом, располагается номер журнала Time от 25 апреля 1955 года. Он раскрыт на статье Джо Дэвида Брауна, регулярного колумниста издания и популярного в те годы новеллиста. «Sin and Sweden» — так озаглавлено это пространное эссе, часть отчета автора о путешествии в Скандинавию. Текст начинается изложением ситуации плачевного упадка церкви в стране: лютеранские иерархи не могут сказать и слова, когда дело касается вопросов общественной морали. Стоит им заикнуться о, допустим, недопустимости абортов, как на них срывается цепная свора критиков — обезумевших от вседозволенности леваков, поддерживаемых социалистическим правительством. Социалистическим — а значит, практически коммунистическим. Вот ядовитые плоды богомерзкой идеологии: в стране более 27 тысяч невенчанных пар! Более того, эти пары еще и осмеливаются иметь детей — примерно 10% младенцев рождаются в Швеции бастардами. И это при 5000 абортах в год плюс основы полового воспитания в школе — поистине, может ли быть лучшая иллюстрация того ада, который готовит обществу прогрессивный налог на прибыль? Да, Швеция одна из самых благополучных стран мира, да, здесь непредставимый для Америки уровень доходов простого населения. Здесь также нет ни НКВД, ни ГУЛАГа, как у коммунистов в России, зато есть свой духовный ГУЛАГ, и он распространяется на все общество.

Обложка того самого номера Time, с которого начался мифЭто настолько консервативно-религиозная статья, что ты начинаешь понимать, насколько серьезно изменился за 60 лет допустимый тон «серьезной прессы». Мотивы очевидны: отказ страны вступать в НАТО на фоне ожидаемой со дня на день экспансии коммунизма заставил истеблишмент и массмедиа в США искать хоть какой-то весомый повод для информационного прессинга — в середине 1950-х разрушение «духовных скреп» было для американской публики достаточно весомым аргументом. Это была не первая и не последняя статья подобного рода: еще в 1951 году ответственный редактор Генри Грюнвальд писал в тот же Time о «нарастающем беспокойстве в Стокгольме», улицы которого наводнены «бандами проституток, гомосексуалистов и прочего отборнейшего сброда». Окончательную точку в вопросе поставил сам президент Эйзенхауэр в 1960 году во время публичного выступления в Чикаго. «На прошлой неделе я читал статью о социальном эксперименте в одной дружественной стране, где сейчас практикуется полный патернализм бизнеса. В этой стране социалисты развили невероятную по масштабам деятельность, следуя социалистической философии, — и одновременно там невероятно выросло число самоубийств…» Создание мифа благополучной, но морально разложившейся страны где-то на Севере было завершено (Дания и Норвегия имели членство в НАТО с 1949 года).

Постер группы ABBA, иллюстрирующий миф о разнузданности шведовВсе остальное — вторично. На протяжении десятилетий в Швеции боролись со своим странным имиджем, затем смирились и даже в какой-то мере начали его эксплуатировать. Одновременно многие американские деятели продолжали использовать Швецию как пример для теоретизирования — с положительным или отрицательным знаком, в зависимости от собственных воззрений. В частности, знаковой стала поездка Сьюзен Сонтаг в Стокгольм. Ее результатом стало подробное эссе «Письмо из Швеции», в котором она отмечает свое удивление тем, насколько все, о чем говорят в Америке об этой стране, далеко от истины. Она испытала разочарование — социализм оказался вовсе не социализмом, а какой-то странной разновидностью местной корпоративной этики, а сексуальная раскрепощенность не чувствуется вовсе. «Блеклость сексуальной жизни шведов может соперничать только с невыразительностью их кухни». Порножурналы в киосках покупают только иностранцы, парни и девушки с трудом разговаривают друг с другом — не то что познакомиться, но и стрельнуть сигарету для них проблема. Это страна замкнутых, безнадежно провинциальных людей, где действительно серьезную роль играет вовсе не секс, а культура потребления алкоголя: не в секс-шопы, а в магазины, торгующие спиртным, здесь всегда стоит стабильная очередь».

Вторая часть выставки «Шведский грех» посвящена как раз алкоголизму: истории борьбы с ним, сухому закону продолжительностью в 50 лет и развитию современной системы государственной монополии. Эта часть была лично мне гораздо менее интересна, но именно в последующих залах я увидел наибольшее количество посетителей, самих шведов. Они принюхивались, переговаривались, хихикали — в общем, вели себя гораздо более оживленно, чем обычно. Отличная иллюстрация того, что и Сонтаг, и организаторы экспозиции, кажется, попали в самую точку.

В первом варианте этой статьи было неверно указано, что фильм «Она танцевала одно лето» снял режиссер Ингмар Бергман. На самом деле это фильм Арне Маттсона, а Бергман снял «Летнюю интерлюдию», «Лето с Моникой» и «Улыбки летней ночи».