Где смотреть Веласкес в музеях мира

Museo Nacional del Prado

Веласкес был придворным живописцем Филиппа IV, и в Прадо его работ больше, чем где бы то ни было, — основу коллекции музея составляет собрание картин, принадлежавших испанской королевской семье. Cамую значительную часть наследия Веласкеса составляют именно портреты королевской семьи — это было фактически его единственной профессиональной задачей при дворе; известно 34 портрета Филиппа IV его кисти. К пейзажам он обращался редко и неохотно (хотя в Прадо хранится несколько образцов, например, нарисованные во время поездки в Италию «Вилла Медичи в Риме. Фасад Гротто-Лоджип» и «Вилла Медичи в Риме. Павильон Ариадны»), сравнительно немного у него и картин на религиозные темы, что для его времени совсем нехарактерно. В Прадо в этом убедиться особенно легко — в музее довольно полно представлены все периоды творчества художника, начиная с раннего, севильского («Поклонение волхвов»), и заканчивая поздним, мадридским (знаменитые энигматичные «Пряхи»). 

Именно портретам королевской семьи и посвящена нынешняя ретроспектива в Прадо — «Веласкес и семейство Филиппа Четвертого». Она ограничена последними 11 годами жизни художника, когда он вовсю начал рисовать женщин и детей (до этого у него на картинах были практически одни мужчины), так что выставка эта — бесконечная россыпь нарядных портретов королевы и инфант, собранных по музеям мира. Как бесхитростно поясняет куратор выставки, «беспрецедентная концентрация Марианн, Маргарит и Марий Терез» (Марианна — это королева Марианна Австрийская, а Мария Тереза и Маргарита Австрийская — инфанты). Дополняют этот праздничный набор работы придворных художников Хуана Батисты Мазо и Хуана Карреньо де Миранды, которые продолжили рисовать королевскую семью после смерти Веласкеса.

Понятно, что эта выставка — как бы одно большое дополнение к знаменитому овальному залу 12, где висят «Менины» в окружении портретов Филиппа и его домочадцев. Характерно, что даже ради специальной ретроспективы «Менины» не стали перевешивать — они остались на своем месте. Благодаря этому залу даже те, кто плохо учил в школе историю, знают, что у всех испанских Габсбургов была тяжелая лошадиная челюсть, что Веласкес всегда изображал короля справа и в три четверти, потому что слева он выглядел особенно непривлекательно (исключение — портрет «Ла Фрага», сейчас хранящийся в нью-йоркской галерее Фрик), что инфанты — это дети испанских (или португальских) монархов, но не наследники престола (которых называли просто принцами и принцессами), что при испанском дворе было много шутов и карликов и т.д. «Менины» — это вообще идеальная картина для приобщения к живописи, разглядывать ее вместе с детьми можно часами, загадок в ней хватает (почему, например, в мастерской художника зашторены все окна и есть крепления для люстр, но самих люстр нету, и откуда тогда льется свет, и что все это значит?). И живые, непосредственные эмоции она способна рождать до сих пор — примером тому нашумевшая колонка Валерия Панюшкина «Презрение и сострадание», украшенная восклицанием: «Ни разу в блогах я не видел, например, картину Веласкеса «Менины» с комментарием: «Ни хрена себе, это же все написано с точки зрения короля!».

Стоит понимать, что культ Веласкеса возник только в XIX веке — стараниями сперва английских художников, заново открывших его работы и назвавших его «художником художников», а затем — импрессионистов: Мане и Ренуар прямо считали себя его последователями. До этого его слава ограничивалась одной Испанией — и даже там он едва ли на кого-либо повлиял: его картины были попросту недоступны никому, кроме придворных и гостей монарха. Но и при дворе отношение к нему было двойственным — не все понимали и принимали его страсть к изображению шутов и карликов (портреты которых составляют значительную и важнейшую часть коллекции Веласкеса в Прадо), бодегонес — сценок из жизни простонародья, и вообще интерес к «низменным» сторонам жизни, которые сделали его, словами Ортеги-и-Гассета, «изумительным живописцем безобразного». Это мнение разделял даже Паломино, первый биограф Веласкеса: «Сознавая, что Тициан, Альберти, Рафаэль и другие захватили до него лавры первооткрывателей и что, поскольку они уже умерли, слава их возросла, он, движимый своим причудливо изобретательным вдохновением, принялся изображать сценки из жизни простонародья в новой, смелой манере, с необычными красками и освещением. Кое-кто упрекал его, что он не пишет картин на более серьезные сюжеты и не стремится к приятности и красоте, в чем мог бы соперничать с Рафаэлем де Урбино, на что он учтиво возражал, говоря, что предпочитает быть первым в этом грубом жанре, нежели вторым в изящном».

Даже «Менины» долгое время считались грубоватым, хотя и формально совершенным упражнением. Характерен отзыв о «Менинах» Менгса, живописца конца XVIII века: «Поскольку это произведение широко известно своим совершенством, мне нечего о нем сказать, кроме того, что оно может служить доказательством, что впечатление, производимое подражанием Натуральному, обычно удовлетворяет самых разных людей, особенно же там, где не отдается главное предпочтение Красоте». Иными словами, Веласкес хорош, но хорош в своем, специфическом и довольно низменном жанре.

Metropolitan Museum of Art

В Metropolitan Museum — c полдюжины работ Веласкеса, в том числе знаменитый портрет Хуана де Парехи, верного слуги художника. C ним связана примечательная история: когда Веласкес впервые прибыл в Рим, он обнаружил, что картины его решительно никому не известны (поскольку, как уже говорилось, они хранились в труднодоступной королевской коллекции Филиппа IV), а принимают его с почестями исключительно благодаря титулу главного придворного живописца и славе близкого друга короля. Это вынудило художника к довольно эксцентричному поступку: он пишет портрет своего слуги и заставляет того ходить с ним по домам вельмож и коллег-живописцев, чтобы те могли оценить его мастерство портретиста. Ход возымел успех: картина была даже выставлена в римском Пантеоне, оказавшись одной из немногих картин Веласкеса, которую видела публика (другим примером был хранящийся сейчас в Прадо конный портрет Филиппа IV, который тот повелел выставить для всеобщего обозрения). В Риме говорили, что рядом с этим портретом другие полотна кажутся живописью, и лишь он один — истиной, Веласкеса избрали членом Академии святого Луки и общества виртуозов Пантеона, а сам он вскоре подарил Парехе свободу. Тот, в свою очередь, тоже стал художником — пусть и не таким именитым, как его учитель.

The National Gallery

Когда в начале XX века на волне финансового кризиса британские аристократы начали распродавать свои запасы живописи, в стране был создан Национальный фонд коллекций произведений искусства, который должен был предотвратить отток шедевров за океан. Первой картиной, выкупленной фондом, стала «Венера с зеркалом» Веласкеса. Сегодня она находится в лондонской Национальной галерее и считается единственной работой Веласкеса, изображающей женскую обнаженную натуру, — если другие и существовали, то до наших дней они не дошли. «Венера» уникальна не только для Веласкеса, но и для золотого века испанской живописи вообще: тогда жанр ню фактически был под запретом (постаралась святая инквизиция), поэтому, вероятнее всего, эту картину художник писал во время своего путешествия в Италию, где царили более свободные нравы. По одной из версий, ему позировала итальянская художница Фламиния Тривио, с которой у него в путешествии случился роман. В 1913 году суфражистка Мэри Ричардсон ворвалась в галерею и изрезала картину тесаком. Нанося удары, она скандировала: «Справедливость, честные выборы, свобода самовыражения!» — потом выяснилось, что таким образом она протестовала против ареста Эммелин Пэнкхерст, одной из предводительниц британских суфражисток.

В целом, в Лондонскую галерею стоит идти за не вполне типичным Веласкесом: помимо «Венеры», там есть его работы на библейские сюжеты, которые из его творчества после переезда в Мадрид практически исчезли, — обычно он их писал только по личной просьбе короля. В частности, в Лондоне хранится раннее «Непорочное зачатие» и замечательный «Христос в доме Марфы и Марии».

Kunsthistorisches Museum

Apsley House

Государственный Эрмитаж