Таврида наша: что общего у русского барокко, Крыма, Диснейленда и Екатерины II?

Сюжет первый. Осенью в соцсетях обсуждали культурный казус. Главная мировая оперная звезда, колоратурное меццо-сопрано Чечилия Бартоли выпустила альбом русского барокко, арий на музыку иностранных композиторов, выписанных из-за границы в Россию при трех императрицах: Анне, Елизавете и Екатерине. Сенсаций здесь немало: достаточно уже того, что знаменитейшая оперная дива обратила прицельное внимание на Россию. Более того, такого явления, как русское барокко (пусть и созданное иностранцами), до Бартоли не было на музыкальной карте мира; певица сама в интервью неоднократно говорила, что хотела опровергнуть миф о появлении русской оперы в XIX веке, с Глинкой и «Жизнью за царя». Наконец, чтобы найти эту музыку, ей пришлось проникнуть в архивы Мариинки, а, как говорят знатоки, это одно из самых неприкосновенных музыкальных хранилищ мира: Валерий Гергиев не любит пускать посторонних. Но всех привлек другой аспект, политический: издание диска «Санкт-Петербург» и его премьеру в Версале профинансировал фонд Геннадия и Елены Тимченко. Таким образом имя российского бизнесмена впервые появилось в одном контексте с Чечилией Бартоли, а не, как обычно, с Владимиром Путиным. Обсуждавшие терялись в догадках, как вообще мог сложиться такой парадоксальный союз, тем более породивший нечто прекрасное: сошлись на том, что, как написал Юрий Сапрыкин, Тимченко — «часть той силы, что вечно хочет бабла, но иногда совершает благо».

Сюжет второй. В ноябре стало известно, что французская компания Puy du Fou договорилась строить в России два развлекательных исторических парка — один в Подмосковье, а второй в недавно присоединенном Крыму. В самой Франции сверхпопулярный Puy du Fou посвящен местной истории, отсчитываемой с римлян и галлов, даром что Астерикс ни при чем. В России у парков тематика будет, конечно, другая, но все равно совершенно неочевидная, не древнерусская, а византийская: называться проект будет «Царьград Puy du Fou». Почему византийская — никто не объяснил; Крым, конечно, когда-то был византийским, но каким он только ни был. Не лишним, наверное, будет добавить, что инвестором проекта выступил бизнесмен Константин Малофеев, которого связывают с финансированием сепаратистского движения на востоке Украины.

Третий исторический сюжет наметил сам Владимир Путин, заявивший в послании Федеральному собранию: «Именно здесь, в Крыму, в древнем Херсонесе, или, как называли его русские летописцы, Корсуни, принял крещение князь Владимир, а затем и крестил всю Русь. И именно на этой духовной почве наши предки впервые и навсегда осознали себя единым народом. И это дает нам все основания сказать, что для России Крым, древняя Корсунь, Херсонес, Севастополь имеют огромное цивилизационное и сакральное значение». Корсунь не менее значима для русских, чем Храмовая гора для мусульман и иудеев, заключил президент, оставив многих в недоумении смелостью сравнений.

Загадочные поодиночке, три сюжета становятся чуть-чуть понятнее, если их свести вместе. Русский императорский XVIII век и древняя Корсунь, Крым и Византия, экспансия и культура уже становились частью одного общего идеологического конструкта; речь о так называемом греческом проекте Екатерины II.

Российская императрица на протяжении всего своего царствования мечтала одолеть Оттоманскую империю, под игом которой находился христианский греческий народ. Освобожденные от турок земли Екатерина, однако, не собиралась присоединять к России; на них должна была быть основана другая христианская империя — Греческая, законная наследница античной и византийской культур. Править новой империей со столицей в Константинополе, по мысли Екатерины, должен был ее внук, геополитически названный Константином; исторический символизм был отработан настолько, что даже кормилица Константину Павловичу была выписана из гречанок.

Обосновывать право русского цесаревича на правление Стамбулом было естественно через религиозную преемственность: Россия получила христианскую веру от греков, в византийском Крыму, Таврическом Херсонесе, благодаря браку русского князя Владимира и византийской царевны Анны. Но на религиозном обосновании своих политических притязаний Екатерина не остановилась: она увязала его с культурой. Для нее преемственность византийской Греции уравнивалась с преемственностью классической Греции, Константинополь и Афины приравнивались, и освободительница греков от турок становилась как бы законной наследницей античного мира — куда более законной, чем Западная Европа. (Об этом подробно написано в знаменитой книге Андрея Зорина «Кормя двуглавого орла».)

Соответственно, античные мотивы становятся неотъемлемой частью культурно-идеологической пропаганды екатерининских времен. А поскольку телевизора тогда не было, основным источником пропаганды, наряду с поэзией, была опера, писавшаяся по заказу императрицы композиторами-иностранцами, — то самое русское барокко. Один из композиторов, сочинения которых поет Чечилия Бартоли, Винченцо Манфредини, спустя несколько месяцев после воцарения Екатерины представил оперу «Олимпиада» — параллелей с сегодняшним днем трудно избежать, а ведь Олимпиадой звали еще и мать Александра Македонского, с которой будет себя отчетливо ассоциировать бабушка Александра I. Екатерина сама напишет либретто оперы на византийский сюжет: в ней пойдет речь о взятии князем Олегом Царьграда. В Царьграде для варяжского князя будут ставить Еврипида, что неудивительно: его сюжет «Алкеста» ставился при русском дворе и однозначно интерпретировался в патриотическом ключе «жизнь за царя» (арию из этой оперы на музыку Раупаха и слова Сумарокова записала Бартоли). Другим важным политическим произведением того времени была другая опера по Еврипиду — «Ифигения в Тавриде» Глюка. И неудивительно: это были времена «покоренья Крыма», то есть той самой Тавриды.

В начале 1780-х Екатерина поняла, что «греческий проект» при ее жизни осуществлен не будет. И тогда объектом ее внимания становится Крым, бескровно присоединенный в 1782 году; он становится своеобразным полигоном применения идеологии «греческого проекта» к территории. Соответственно, то, что когда-то российский Крым был греческим и что именно там византийцы передали русским христианство, подчеркивают с новой силой. Екатерина и Потемкин воссоздают в Тавриде мини-Грецию (например, присваивая татарским городам греческие имена или высаживая райский сад), словно строят современный парк развлечений на историческую тематику. Апофеозом этого Диснейленда, конечно, становятся знаменитые потемкинские деревни, которые императрица увидела на пути в Крым. Крым во второй половине XVIII века — центр гигантской историко-политической и культурно-идеологической конструкции; знакомо, правда? Говорили ли Екатерина с Потемкиным «Таврида наша»? Если да, никто не удивится.