«Нас просили убрать любой намек на мат и гомосексуализм»

«Я готов к сотрудничеству с театрами. Готов идти навстречу режиссеру и его творческим задачам. Но если какие-то дяди в министерстве станут резать пьесу, это мне не понравится. Что касается мата, то его я не выделяю в особую группу. Когда театр просит что-то поменять — это нормально; можно поработать с персонажем, вообще его убрать, можно и мат убрать — и не мат тоже можно. Выделение мата в особую группу — это работа над сакрализацией ненормативной лексики. Я против такой позиции, нечего возводить мат на пьедестал».

«Если в слове есть необходимость и ни заменить его, ни убрать нельзя, а театр того требует, значит, не нужно работать с этим театром». 

«Все зависит от текста. Если в моем тексте «Моя Москва» мат будет убран, то пьеса потеряет внушительную часть смыслов, которые она обретает вместе с этой лексикой. Есть тексты, где ненормативная лексика необязательна, ее хоть губами проговорить можно. Как реагировать драматургу на цензуру? Сегодня метаболизм информации таков, что любой запрет приводит к возрастанию популярности запрещенного».

«Вмешательство в текст происходит периодически, где-то это возможно, где-то ведет к тотальному искажению смысла. В принципе, любой режиссер или актер, который принимает без сопротивления авторский текст как некое состоявшееся высказывание и пытается его подгонять под собственное мироощущение, вызывает у меня больше уважения, и я понимаю, что он занимается собственным делом, а не пытается прикрыть непрофессионализм. Я пережил те времена, когда вообще никого не интересовало, что там пишут драматурги. А сейчас какая-то недобрая воля обратила внимание на театр, и разговоры о ненормативной лексике — это только одна из обманок, которые используются для того, чтобы правда не попала на театральную сцену».

«На «Стрелке» мы могли позволить себе все: ненормативную лексику, резкие политические высказывания — публика была готова. В Калуге нас, наоборот, настоятельно просили убрать любой намек на мат и гомосексуализм.

Что касается пьес, мы практически перестали писать с матом. Две последние пьесы написаны без мата. Но это никак не связано с требованиями извне. Просто мы пытались сделать какие-то пьесы лирические, комедийных жанров, мы сами перед собой поставили такие задачи.

Но если борцы за нравственность захотят придраться к чему-то, они сделают это в любом случае, будет мат или нет».