Иду на ты: как художники поссорились с Африкой

В мае 2013 года в Петербурге в Научно-исследовательском музее Российской академии художеств состоялась выставка «Аcca: последнее поколение ленинградского авангарда», где были показаны работы ленинградских художников конца 80-х годов. Работы принадлежали коллекции Сергея «Африки» Бугаева, члена объединения «Новая академия» и друга ее основателя Тимура Новикова. На выставку пришли и другие художники «Новой академии», которые с изумлением обнаружили там свои работы, считавшиеся давно потерянными. По их словам, отчаявшись добром получить произведения обратно, Инал Савченков, Олег Маслов, Евгений Козлов и Олег Зайка обратились в суд. Они утверждали, что Бугаев присвоил эти картины еще в 80-х, когда в качестве представителя «Новой академии» помогал устраивать заграничные выставки. Работы вывозились полулегально, иногда даже оформлялись как декорации для выступления группы «Поп-механика» Сергея Курехина. Ни о каких официальных бумагах и разрешениях на вывоз речи не шло. В августе 2013 года художники подали в суд, который решил, что Африка-Бугаев должен вернуть работы их авторам, однако тот подал встречный иск — и в феврале 2014 года суд признал его законным владельцем коллекции. Сергей Бугаев неоднократно заявлял, что собирается создать музей неофициального искусства Петербурга конца 80-х, но вместо этого передал часть работ на аукцион Vladey, где они были проданы в числе прочих в понедельник, 24 ноября. Общая выручка аукциона составила 838 тысяч евро. 

Картина Инала Савченкова «Без названия», которую Сергей Бугаев передал на аукцион, была продана за €12 000«У Бугаева не одна моя картина — и не две, и не десять, а больше. Те картины, которые были выставлены на аукцион, я ему не дарил. Как он их приобрел, если не давал мне денег, пусть это останется на его совести. Но дело в том, что, помимо моих картин, он взял еще работу моего брата Сергея и выставил ее под моим именем. 

Там изображено что-то вроде карнавала — Сережа изображал много таких механических игрушек. На тот момент ему было от 13 до 15 лет. По картине видно, что рисовал ребенок, я никогда не пользовался простым карандашом — во всяком случае, в те годы. Другая картина, которую он выставил, — это одна из лучших моих работ. Она называется «Пожарный», но на аукционе — «Без названия». Когда я впервые увидел ее на выставке, хотел забрать, потому что такими работами должны распоряжаться мои близкие, родственники. Я недоволен тем, что эта работа ушла так нелепо, без названия. Ну что, молодец он (Сергей Бугаев. — Прим. ред.), хитрый парень. Мы разговаривали с Овчаренко (Владимир Овчаренко, основатель аукциона Vladey. — Прим. ред.), он предлагал мне проценты от продажи работ — и я сейчас думаю, брать мне эти проценты, не брать. Потому что для меня это больше чем картина. Похоронена определенная концепция, чего тут говорить. А вообще я чувствую себя замечательно — ничего хорошего от Сережи Бугаева не ждал и не жду».

«Мои картины, которые участвовали в суде, на аукционе не были выставлены. Картины ему (Сергею Бугаеву. — Прим. ред.) присуждены, все законные методы мы использовали, к незаконным прибегать не стали. Что можно сказать — раз суд решил, значит, так и есть. В свое время Африка взял у меня работы на [зарубежную] выставку и не вернул. Я подозревал, что они у него, но видеть не видел. Впервые увидел на той выставке (в Академии художеств в 2013 году. — Прим. ред.). Первые пару лет я пытался их как-то забрать: приходил к нему, стучал, он не открывал, звонил — он к телефону не подходил. Когда мы встречались, он говорил, что они то ли на границе застряли, то ли у галериста остались, — погоди, говорил, скоро-скоро; ну, в общем, по-разному отмазывался. Ему палец в рот не клади — тут же придумает какую-нибудь наукообразную фразу о том, что музейное дело заглохло и он не будет участвовать в этом фарсе — и потому все продает. Я уверен, что он еще не все выставил, и у него в руках еще много картин, которые нами считались пропавшими. Оказалось, они нашли свое уютное теплое место и хранятся в хороших условиях. После той выставки, которую мы обнаружили, должна была быть вторая в Академии художеств. Так как мы проиграли суд, никакие претензии я не могу ему предъявлять, кроме личных. Я с ним с конца 90-х не разговариваю, но мир большой, человек он обаятельный, артистичный — всегда найдет, с кем пообщаться».

«На аукционе продавалась микроскопически малая часть моей коллекции. Музей я уже делать, скорее всего, не буду, потому что в одиночку это очень тяжело и партнеров нелегко найти. У меня были предметы, касающиеся определенного времени и места, конкретно — Ленинград конца 80-х. Исторически это очень важный период, но, к сожалению, у нас в стране отсутствует такая наука, как музееведение. Поэтому если у меня и оставались какие-то иллюзии насчет того, что оставшаяся часть коллекции закончит свой путь в каком-то музее, то они рассеяны. Как известно, это не моя коллекция — мы начинали ее собирать еще с Тимуром Новиковым, часть ее легла в основу собрания Отдела новейших течений Русского музея. Вы знаете, я не уверен, что буду выставлять эти вещи. Есть и другие части коллекции — например, тибетское искусство, которое я частично передал в Эрмитаж. Владеть этим не хотелось бы — хотелось бы делать экспозиции, в которых встречались бы какие-то смыслы. Несмотря на то что я участник исторических процессов в русской культуре, я не хочу нести ответственность за ребят, безвременно покинувших этот мир, в лице Тимура Петровича Новикова и Сергея Анатольевича Курехина, которые заслуживают определенного рода музейного изучения. Но только если рассматривать музей не как свалку, а место, где происходят проявления каких-то исторических параметров культурного процесса. Я отчаялся что-то сделать, кого-то в чем-то убедить, потому что в музейном деле все вышло из-под контроля.

Это все было давно, и мне жаль этих художников, потому что никто не уделяет им внимания — и они сами решили его привлечь, используя средства массовой информации и платформу, которая была предоставлена им «оранжевой революцией». Соответственно, художники пропиарились, как им хотелось. К счастью для меня, они проиграли в суде, но по-другому быть и не могло. Боюсь это все разбирать в деталях, но когда художники, в том числе одноклассники, говорят, что здесь они тебе дарили, а здесь не дарили, — это весело и смешно. Но в данном случае речь идет о полноценной информационной войне, организованной в мой адрес либеральными СМИ в лице, например, таких явлений, как «Новая газета», «Эхо Москвы», телеканал «Дождь», газета «Коммерсант». Это меня радует, это усиливает здоровую бодрость живущего на земле гражданина».

«Осенние торги Vladey прошли отлично: 70% реализованных лотов — великолепный результат, тем более в наших непростых экономических условиях. Торги подтвердили как наличие серьезных коллекционеров российского современного искусства, так и интерес к талантливым молодым художникам. Наследники художника Георгия Гурьянова получат авторское вознаграждение согласно действующему в РФ законодательству так же, как и художники, чьи работы перепродаются публично через торги Vladey».

«Очевидно, что Сергей «Африка» Бугаев решил капитализировать свою коллекцию — и для этого была устроена выставка. Была устроена с особым цинизмом, учитывая историю с покойным Гурьяновым (бывший барабанщик «Кино», один из первых участников «Новых художников», почетный профессор «Новой академии». По рассказам друзей, Гурьянов приходил на выставку и просил вернуть свои картины, на что Бугаев якобы ответил «А ты купи»; до судебного заседания Георгий Гурьянов не дожил. — Прим. ред.). Все вещи оставили Африке — уже теперь, после аукциона, очевидно, что истцы по первому иску были правы и эти картины нужны были Африке для того, чтобы их продать. Последовательность его действий говорит именно об этом. С ним многие не хотят ссориться, потому что вспоминается его потенциал в разного рода вещах. Например, история с Юрием Красевым (Циркулем), который в состоянии подпития устроил разборку с владельцем ларька около своего дома — и его собирались судить за вооруженный грабеж. Тут же все вспомнили, что первым делом надо звонить Африканцу, чтобы он помог со связями. Не знаю, участвовал он в этом на самом деле или нет.

В 80-е и 90-е годы такие случаи были не редкостью: вот, например, Александр Глезер вывозил работы за границу якобы для того, чтобы устроить музей, но в итоге музей появился только недавно, а до этого он все 80-е ими успешно торговал.

Что касается аукциона — на рынке сейчас интересная ситуация, когда вторичный рынок дешевле первичного. Это особенность нашего рынка, которая немного связана с тем, что наши авторы о себе довольно высокого мнения. Но этот фактор не главный — это просто что-то с рынком, он дешевеет. Если бы у Африканца не было необходимости эти работы сбросить как можно скорее, чтобы еще какой апелляции не случилось, — он бы их, наверное, придержал. 

То, какое положение Африка занимает среди своих коллег — это его собственный выбор. Никто его не выгонял из друзей и остракизму не подвергал. Например, история его участия в Венецианской биеннале в 1999 году такова, что за несколько месяцев до открытия павильона не было известно, кого там выставлять, и, главное, не было денег. Оказалось, что есть человек, который и деньги может собрать, и выставиться мгновенно. Поэтому он там и оказался. Думаю, если бы работы, о которых шла речь в суде, погибли, на Африку бы все поворчали, да и забыли. Но он же хитрый и запасливый — погибнуть работам не дал. Это зависть к его коммерческой жилке».